Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Пришедший сам

• Название: Главная тайна горлана-главаря. Пришедший сам
• Автор: Эдуард Филатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4425-0009-7

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи». Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы. Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники. В трилогии «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

---

В участке сразу же был составлен протокол:

«… в 3 часа дня в управление 2 уч<астка> явился городовой № 1688 – Ник. Соловьёв – сего участка и доставил из кв. 7 дома Коноплина по Ново-Чухинскому переулку сего участка прокламации…».

Прокламации были подробно перечислены: 70 экземпляров подстрекательских листовок под заголовком «Новое наступление капитала», 76 экземпляров запрещённой газеты «Рабочее знамя» и 4 листка баламутившей армию «Солдатской газеты», органа Московского комитета РСДРП.

После перечисления изъятых прокламаций в протоколе сказано:

«… и с ними мужчину, назвавшегося столбовым дворянином Владимиром Владимировым Маяковским, 17 лет, проживающего в кв. 52 дома Безобразова по Тверской-Ямской ул.».

Первый арест

Приведённый в участок «столбовой дворянин» вёл себя вызывающе дерзко.

Допрашивавший его околоточный надзиратель второго участка Пресненской части П.И.Платонов в протоколе указал:

«Когда Маяковский был доставлен в участок, то здесь же находились задержанные раньше в доме Коноплина жильцы портного Лебедева. Маяковский сейчас же вступил в разговор со старшим из них и стал шептаться. На моё замечание: "Должно быть, знакомы с ним?" – Маяковский ответил: "Не ваше дело".

Предъявленная мне фотографическая карточка (предъявлена карточка Жигитова) изображает то лицо, с которым шептался Маяковский».

На вопрос околоточного надзирателя, где он взял изъятые у него прокламации, задержанный ответил, что «издания он принёс неизвестному мужчине, который с ним раньше встречался у памятника Пушкину».

В протоколе также отмечено:

«Маяковский давал такие сбивчивые объяснения, что я не мог понять, жил ли этот мужчина в доме Коноплина или же только поручил доставить издания туда, сам же проживал в другом месте.

При перерасспросе Маяковский заявил, что он больше мне отвечать ничего не будет…

При вопросе о возрасте, Маяковский показал, что ему 17 лет».

В «Я сам» инцидент с задержанием описан так:

«29 марта 1908 г. нарвался на засаду в Грузинах. Наша нелегальная типография. Ел блокнот. С адресами и в переплёте».

Но возникает вопрос! В связи с загадочной странностью появления Маяковского в засаде. Он принёс в типографию кипу антиправительственной литературы. Зачем? Подобную литературу из нелегальных типографий выносят. Как готовую продукцию. А приносят листок, на котором написан текст очередной прокламации. Для чего понадобилось доставлять в типографию весь этот ворох листовок и газет?

Да и сам приход Маяковского в квартиру Коноплина удивил даже Тимофея Трифонова, который впоследствии вспоминал:

«Когда мы встретились с ним уже в тюрьме, я спросил: "Зачем ты приходил?" Он говорит: "Я приходил тебе сказать, чтобы ты пришёл на заседание МК". – "Да зачем же ты приходил, ведь ты мне уже сказал? "»

В самом деле, никакой особой надобности посещать квартиру, которую снимал Трифонов, не было. Чрезмерная активность юного эсдека лишь добавила в дело о подпольной типографии дополнительные улики. Но если так, значит, Маяковский того доверия, которое оказали ему революционеры-эсдеки, не оправдал?

Впрочем, возможна и иная версия. Типография была только-только организована. Никакой печатной продукции выдать она ещё не успела. Жандармам явно не хватало улик в виде листовок и прокламаций антиправительственного содержания. Организовать их доставку охранке особого труда не составляло – гимназист Маяковский давно уже был у неё на примете. И одному из полицейских агентов дали задание направить в квартиру, где была устроена засада, «товарища Константина», нагрузив его прокламациями. Агент задание выполнил.

Как бы там ни было, но в тот же день в квартиру, где проживала семья Маяковских, нагрянула полиция и учинила обыск. Отличилась сестра Ольга.

Людмила Маяковская:

«Пока полицейские обыскивали комнату, где жил Володя, сестра спустила на соседнюю крышу в снег несколько пачек нелегальных брошюр из окна угловой комнаты. При обыске ничего не нашли».

В полицейском протоколе, в самом деле, записано:

«1908 г., марта 29 дня, я, помощник пристава 1 участка Сущёвкой части, капитан Алексеев, …произвёл обыск в квартире, занимаемой Маяковской, причём ничего предосудительного не обнаружено, а также переписок, рукописей и визитных карточек, а также адресов».

Регистрационная карточка Московского охранного отделения, составленная на Владимира Маяковского после его ареста в 1908 году. Репродукция Фотохроники ТАСС

Людмила Маяковская после обыска всё же уничтожила свои письма родным, боясь, что они могут попасть в полицию и негативно повлиять на судьбу арестованного брата.

Сохранился ещё один официальный документ, составленный тогда же:

«1908 года, марта 29 дня, я, московский градоначальник, генерал-майор Адрианов, получив сведения, дающие основания признать потомственного дворянина Владимира Владимирова Маяковского вредным для общественного порядка и спокойствия, руководствуясь § 21 высочайше утверждённого в 31 день августа 1881 года Положения об усиленной охране, постановил: означенного Маяковского, впредь до выяснения обстоятельств дела, заключить под стражу при Сущёвском полиц<ейском> доме с содержанием согласно ст<атье> 1043 Уст<ава> Угол<овного> судопр<оизводства>».

Московская судебная палата, получив от Охранного отделения протокол об обнаружении тайной типографии, поручила вести это дело следователю по особо важным делам Роману Романовичу Вольтановскому. Ему было предписано:

«Приступить к производству предварительного следствия по признакам преступления, предусмотренного 1 ч<астью> 102 ст<атьи> Угол<овного> улож<ения>».

30 марта все задержанные в доме Коноплина были переведены в Сущёвский полицейский дом, где на них завели учётные карточки, в которые вклеили три фотокарточки: две – в 1/7 натуральной величины (поясной портрет в профиль и фас), а третья…

«…во весь рост, стоя, в 3/4, в том самом головном уборе, верхнем платье и обуви, в которых был задержан».

Под снимком арестованного «дворянина» написали:

«Владимир Маяковский. Возраст по наружному виду 17–19 лет».

Тут же – запись, сделанная, видимо, несколько позднее:

«Год и мес<яц> рожд<ения> – 7 июля 1893».

В «описании примет» указан рост задержанного (в шапке) – 1 метр 85 сантиметров.

Иван Карахан, который оказался невольным свидетелем событий, связанных с арестом Маяковского, написал:

«Семья переживала это спокойно, поддерживала его».

О том же – воспоминания Аркадия Самойлова:

«Однажды собрался кружок на занятия, но товарищ Константин, всегда очень аккуратно приходивший на занятия, не Вскоре мы узнали, что он арестован. Нового пропагандиста нам в это время не дали, и кружок распался».

В «Я сам» после фразы о съеденном блокноте следует:

«Пресненская часть. Охранка. Сущёвская часть».

Под словом «Охранка» имелся в виду допрос, который 3 апреля учинил задержанным следователь Вольтановский. Маяковскому было задано несколько вопросов и предложено ответить на них письменно.

О том, чем он в настоящее время занимается, Маяковский написал:

«Готовлюсь на аттестат зрелости на средства матери».

В графе «Экономическое положение родителей» дал ответ:

«Мать живёт на пенсии».

Про своё образование сообщил:

«Учился в 5-й Московской классической гимназии, вышел из 5-го класса по болезни».

По поводу главной улики дал такие показания:

«Свёрток прокламаций, которые были у меня найдены при аресте 29 марта сего года, я получил в среду на предыдущей неделе от человека, которого я знал под именем Александр. Вещи эти мне переданы Александром у памятника Пушкину. Одет он в чёрное пальто, в серый полосатый костюм, сам он был высокого роста с чёрной бородкой. Адрес мне был дан в Ново-Чухнинский переулок, дом Коноплина, кв. 7, для передачи Льву Яковлевичу Жигитову.

Прокламации эти были в двух свёртках. Жигитову я должен был передать от имени Александра».

Но ведь давая такие показания, Маяковский выдавал своего товарища по партии – Льва Жигитова. Как же так?

Здесь мы ненадолго расстанемся с нашим героем, потому что настало время рассказать о том, что представлял собою российский полицейский сыск начала XX века. Одним из главных его создателей был начальник Московского охранного отделения Зубатов. Это про него были сложены частушки, которые весело распевали два Владимира, Маяковский и Гзовский.

Судьба жандарма