Игорь Сотников - Память совести или совесть памяти

• Название: Память совести или совесть памяти
• Автор: Игорь Сотников
• Жанр: Русское современное

Откуда проистекает это непонятно чем мотивированное желание изменить свое прошлое? И что нас раз за разом сознательно и бессознательно заставляет обращаться к нему? Ответ лежит на поверхности. Покопайтесь в своем настоящем.

---

Лу же, после звонка заехав к себе в дом, взял там смену одежды, отпустил водителя и, сев за руль автомобиля, направил его туда… куда считал нужным.

Но куда же, он поехал? Или опять загадки? «А может, вы решили сузить круг вовлеченных в действие за счет нас, читателей?», – потрясет всех откровением и своей суровостью любознательный читатель. «Да я, хотел, всего лишь…» – не даст мне закончить фразу суровый человек, перебив своей угрозой: «Смотрите… Если мне не на что будет смотреть в вашем повествовании – то я могу и закрыть книгу! Так вот, что бы этого не случилось – давайте, увлеките меня замысловатостью сюжета. Иначе…». «Но- но! Попрошу!», – уже не дав закончить ему, вставлю свое веское слово я. – «Не на того напали. Разве Муза может подчиниться насилию? Вот – то-то же. Так что, нечего меня пугать. Давайте продолжим!».

Я-то знаю, что он (читатель) не закроет книгу. Не сможет. Ведь она у него – электронная…

Гл.7 ОБЪЕКТЫ ПРОШЛОГО

Кто-то сказал, что каждый родившийся в маленьком городке мечтает уехать из него, ну а те же, кому это удалось – жаждут вернуться обратно. Так они и живут в полушаге от своего казалось бы сбыточного желания, но, пожалуй, уже все-таки – несбыточного, ведь, внутренний шлагбаум уже вряд ли позволит им переступить его. Каждый маленький поселок, городок… и так – по возрастающей, живет в тени относительно своего мегаполиса, который и определяет погоду в этом маленьком городке. В свою очередь, маленький городок служит, в некотором роде, корневой системой мегаполиса, подпитывая его свежей кровью и другим ресурсом. При этом, житель мегаполиса слегка свысока смотрит на жителя маленького городка, считая его не столь высококультурным как он. Видимо, культурность – такая штука, которая водится только в больших городах, наделяя ее носителей этим своего рода чванством. Малокультурные же жители маленьких городов не всегда согласны с таким мнением, и частенько «окультуривают» гостей из мегаполиса где-нибудь вечером, возле мест массовых культурных мероприятий, типа дискотеки. И может показаться, что антагонизм между двумя этими представителями разных уровней культур никак невозможно преодолеть, но не надо спешить с выводами. И как только на горизонте появляется представитель еще более культурного, то есть столичного общества – вражда в местном культурном сообществе затихает, он обращает свой совместный взор на так любимого всеми столичного гостя. Ведь столичный гость – всегда есть воплощение всех экстракачеств, с которыми он не против поделиться (а вернее будет сказать – поучить вас) с вами, с высоты своего столичного статуса. Но местные аборигены – народ невоспитанный, и все сам норовит вставить свое слово в пылкую дискуссию, часто переходящую в тыканье носом столичного гостя в его недостатки. Но данный способ (тыканье носом) всегда сопровождается попаданием в этот самый нос, и поэтому – разбитием последнего, так что всегда трудно сказать, было ли найдено взаимопонимание, или имела лишь место попытка. Известно лишь одно, что в дальнейшем столичный гость смущался таких знаков внимания к его персоне, и больше не пытался высказывать свое высокое мнение, отложив его до лучших, столичных времен.

В одном из таких городов-спутников у Лу был свой дом. Когда-то в этом городе жили родители его родителей, и Лу со всей своей семьей частенько к ним приезжали на свои выходные. Со временем, когда старшая семейная ветвь ушла из этого бренного мира, сюда переехали его родители, сменив на посту своих предков. Видимо для них, отчий дом все же был не пустым звуком, хотя они и прожили большую часть жизни в мегаполисе. Но здесь, в маленьком городке, в своем доме, было так спокойно и тихо, что это, наверное, тоже явилось немаловажным фактором при решении переехать сюда. Но время нещадно, и вскоре дом вновь опустел, отправив в последний путь своих новых-старых жильцов. Лу же, храня память о них, не стал продавать дом, а несколько подлатав его, оставил для себя это прибежище старых воспоминаний. Правда, он этим не ограничился, и выкупив соседний участок, построил на нем уже дом, отвечающий его современной жизни. Так и стояли рядом друг с дружкой два отражения временной реальности: старенький родительский дом, и современный особняк, дом их детей. Старенький дом, частенько покряхтывал, глядя на своего рослого собрата, как бы говоря: «Ты, смотри не зарывайся, и не смотри на меня свысока. Дай бог тебе еще столько простоять, сколько стою здесь я, видевши самого Генку-рябого и Ваську-кривого. Так что, если будешь слушать меня – получишь такой же почет и уважение, что и я!». Особняк же, хмуро глядя свысока на этого старого ворчуна и ничего не говоря в ответ, все не мог сообразить: кто такой Генка-рябой, и чем велик этот Васька-кривой? Хотя, судя по его имени, это был не иначе как великий архитектор, зарекомендовавший себя со своей профессиональной стороны. Но ему никто об этом не рассказал, а также не раскрыл всей удивительной правды о сих человечищах – некому уже было этого сделать. И теперь можно с прискорбием сказать: для нас навсегда канула в лету славная память об этих людях, когда-то бывших грозой всего микрорайона. Что же касается самого родительского дома? В минуты особенного волнительного настроения Лу любил, включив здесь старый проигрыватель и качаясь на кресле-качалке, погружаться в свои воспоминания. Его старый дом служил для него своего рода прибежищем его памяти. Об этом его доме знала, наверное, только его сестра, которая, впрочем, тоже была здесь редким гостем, так что здесь можно было не опасаться, что тебя потревожат (как всегда, некстати желающие встречи с тобой какие-нибудь твои знакомые) в тот момент, когда тебе экстренно требуется тишина. Вот сюда-то и направлял свой автомобиль Лу, где, по его мнению, его никто не сможет побеспокоить. Правда, по прибытию на место (как только он вошел в калитку) воспоминания прошлого живой материальностью обрушились на него, заставляя тревожно забиться его сердце. Сразу за калиткой его встретила пустая конура, из которой когда-то с радостным лаем бросался ему навстречу его лохматый друг Амур. Он был ближайшим другом для своих, но считался злой собакой для чужих, пока твой друг не познакомит тебя со своим Амуром, а уж потом ты тоже становишься своим, и смело можешь заходить к нам в гости. Правда, из этого правила тоже было свое исключение, и одна зловредная соседка так и не была допущена до круга своих из-за имевшихся на то оснований у самого Амура. Трудно сказать, с чем это было связано: возможно – с ее кошачьими предпочтениями, и запах кошек, идущий вслед за ней, нарушал покой чувственной натуры Амура так, что он, при каждом ее появлении у нас в гостях, откладывал подальше от себя кость и со злобным рычанием встречал взглядом ее, так быстро старающуюся проскользнуть мимо него. Отдельные же злопыхатели настаивают на иной версии этого внутреннего конфликта. Они приводят свою версию: во времена молодости Амура, и его свободной беспечной жизни, у этой зловредной соседки пропала курица, в результате чего подозрения пали на Амура, так любящего погонять кур на лужайке. Конечно же, хозяева усомнились в столь недостойном обвинении нашего любимца, так любящего пускать слюни тебе в лицо, и непременно встали бы на его защиту, но неопровержимые доказательства в виде остатков курицы, найденные в его конуре, привели нас к заключению, что Амур пускал слюни не только глядя на нас, но и наблюдая за бегающими курицами. После выплаченной компенсации соседке было принято решение заключить Амура на цепь, чему он сильно не обрадовался и, было, хотел обидеться на нас, но его тонкая натура почувствовала откуда ветер дует, и с тех пор носительница этого ветра не могла со спокойной душой находиться у нас в гостях. «Но где сейчас Амур, мой верный пес, и где – то время, когда я катался верхом на нем?», – по-гамлетовски размышлял Лу, потирая заслезившийся глаз. «Что от него осталось? Ошейник, да и того уже нет. Уже не обнимешь его, с такой верностью смотрящего тебе прямо в глаза, уже не погладишь, так безмерно осчастливленного этим…». Только теперь и остались эти верные годовые друзья-смартфоны, которые вечерами гладишь по экрану, ища в них что-то, чем можно будет заполнить свою душу. А ведь смартфон очень умный и знает, чем тебя развлечь, и ты, забываясь на время, заполняешь им себя, но почему-то, как только ты его откладываешь в сторону – пустота возвращается вновь, и только сон слегка умиротворяет твое одиночество. А ведь этот верный четвероногий друг, так любовно царапавший и хватавший тебя за что попало, наполнял тебя радостью и счастьем, и твое легкое поглаживание его и даже дергание за уши еще долго жили в тебе, сохраняя атмосферу легкой безмятежности. А ведь когда Лу в очередной раз приехал сюда в гости и вместо радостно лающего Амура, застал пустую конуру, и только в тот момент, теряя под собой землю, он понял смысл тех смущенных взглядов родителей, бросаемых на него, когда он заговаривал о собаке. Это, наверное, была первая значимая потеря в его жизни, и даже проступившие слезы на его лице он не пытался скрыть, стоя рядом с конурой. И когда ему протянули ненавидимый Амуром ошейник – то Лу, схватив его, с ненавистью забросил куда подальше. Затем он рванул калитку и бросился прочь, вниз по улице, в ближайшую лесную рощу. Побродив по ней, Лу успокоился и направил свой шаг назад домой.