Светлана Черемухина - Долгая дорога к себе

• Название: Долгая дорога к себе
• Автор: Светлана Черемухина
• Жанр: Современные любовные романы

Бывает так, что невозможно найти себя, не потеряв, оценить что-то, не сравнив с другим. Все познается в сравнении, и заглянуть в себя и дать оценку себе – самое трудное. Но когда происходит узнавание, понимание и осознание себя – это та сила, тот источник вдохновения и счастья, который уже невозможно забыть и уничтожить.

---

Он почувствовал что-то вроде эйфории, голова слегка закружилась, и он пролил несколько капель на белоснежный пододеяльник, заверив девушку, что беспокоиться не о чем, и в ближайшее время постельное белье будет перестелено. Появилось острое желание самому провести омовение выздоравливающей, но он справедливо рассудил, что время еще есть, и не стоит смущать и пугать ее раньше времени. Он наверстает свое, и у него еще будет не одна возможность провести с ней время, в том числе и в ванной комнате.

Чувствуя приятную бодрящую дрожь во всем теле, он поднялся со стула и, пожелав ей приятного дня, направился к выходу, пообещав прислать служанку ей в помощь.

– Скажите, что меня ждет дальше? – решилась Семерка на волновавший ее вопрос.

Генрих медленно обернулся к ней с приятной улыбкой.

– Думаю, много хорошего, мон шери, – произнес он. – Много хорошего.

– Но моя норма… Я узнала сегодня, сколько времени провела на перинах, и боюсь, что не смогу вернуть долг, отработать и отблагодарить вас. Похоже, я попала в кабалу…

– «Провела на перинах»… – казалось, Генрих удивился ее оценке событий, случившихся с ней. – Дорогая, ты была на грани жизни и смерти, твою боль постоянно снимали наркотиками, твоя спина была сплошным мясом, и пройдет еще много времени, прежде чем шрамы зарастут и затянутся. Разумеется, ты не можешь вернуть долг, но ты не по своей воли в него влезла.

– Вот как… Но я была не в праве рассчитывать на такое отношение, – пробормотала девушка.

– Твои права, равно как и всех живущих в этой местности, определяю я, и я подарил тебе такое право, – произнес Генрих серьезно. – Так же, как и наказал того, кто на это право посягнул.

– Что вы имеете в виду? – девушка замерла. Ей стало не по себе от только что услышанного.

– Тебя это не должно касаться, – проговорил мужчина с легкой прохладцей в голосе, пытаясь донести до нее мысль о ее месте во всей этой истории не смотря на особую симпатию к ней. – Но могу сказать, что виновный понес заслуженное наказание. С моей собственностью, как и с моими друзьями все обязаны обращаться бережно, о чем он забыл.

– Что с Махмудом? – напрямую спросила Семерка.

Не то, чтобы она испытывала к нему сочувствие или беспокоилась о его судьбе, но мысль, что перед ней стоит жестокий человек, безжалостно вершащий чужие судьбы, пугала довольно сильно. Очень хотелось услышать, что провинившийся мужчина, превысивший свои полномочия и давший излишнюю свободу своим эмоциям, наказан вполне адекватно проступку, и пребывает, к примеру, в заточении, откуда в скором времени должен выйти, чтобы вновь приступить к своим обязанностям. Воспоминания об утащенной с поля женщине она постаралась прогнать сразу же, как только они появились в голове.

Генрих ничего не ответил. Он замер, изучая ее лицо, потом его губы раздвинулись в улыбке, и вновь пожелав ей хорошего дня, он вышел из комнаты.

Тут же вошла Лариса, и направилась к ее кровати.

– Дорогая, я перестелю твою постель, – она помогла девушке встать на ноги и осторожно проводила к дивану. – А потом мы с тобой искупаемся, – произнесла она, будто разговаривала со своей маленькой дочкой. – В соседней комнате я наполнила ванную. Специальные травы укрепят твои силы и сделают бодрее.

Взяв за плечо и поддерживая за талию, Лариса вывела ее на застекленную террасу. Сквозь окно во всю стену можно было видеть дивный сад. Деревья качались на сильном ветру, солнечные лучи, перебиваемые ветками груш и яблонь, светили в окно и оставляли сияющие дорожки, тянущиеся через всю комнату и пронизывающие пространство помещения.

– Как здесь красиво, – улыбнулась Семерка и замерла, желая посмотреть на это все.

На дорожке среди деревьев увидела знакомую фигуру красивого паренька в инвалидном кресле. Он смотрел на нее. Лицо его было хмурым, но на нем явно читалось желание поговорить, Семерка это разглядела. Неуверенно подняла руку и помахала ему.

– Что ты делаешь? Зачем? – обеспокоенно зашептала Лариса. – Лучше не общайся с ним, прошу тебя.

– Ну почему? – Семерка продолжала улыбаться приближающемуся парню. Его волосы забавно топорщились, в ушах сверкали серебряные клипсы.

– Он опасен, – прошептала Лариса. – Только прошу тебя, не говори никому о том, что я тебе это сказала, – попросила она.

– Ну что ты, конечно же нет, – заверила девушка.

Лариса, придерживая больную одной рукой, второй толкнула дверь, чтобы парень мог подъехать к самой террасе.

– Привет, – обратился Гай к Семерке.

– Привет, – улыбнулась та. – Как твои дела? Можно рабыне задать такой вопрос?

– Вообще-то нет, но я тебе разрешаю.

– Ну так как твои дела?

– Я живу и, наверное, это значит, что не плохо, – он равнодушно пожал плечами.

– Живому псу лучше, нежели мертвому льву, – произнесла девушка, и Лариса не сдержавшись, ахнула.

Гай пристально посмотрел ей в лицо.

– А как твои дела? – спросил он почти сердито.

– Я тоже жива, и вроде бы иду на поправку.

– Да, и сейчас она идет мыться, – осторожно вклинилась в разговор Лариса, пытаясь развернуть девушку к двери, ведущей в ванную комнату.

– А тебя, тварь, я ни о чем не спрашивал и слова тебе не давал, – процедил Гай, бросив на Ларису уничижающий взгляд. Он заметил, как напряглась девушка. – Рабы должны знать свое место, – зачем-то пояснил он. Чего она так побледнела? Проклятье, почему он должен перед ней оправдываться? – Эй, ты, – он посмотрел на Ларису, – оставь нас.

– Но она еще слишком слаба, – попыталась вступиться женщина.

– Принеси ей стул, – приказал Гай тоном, не терпящим возражений.

– Хорошо, – Лариса, опустив глаза, метнулась в комнату и вынесла тяжелый стул с высокой спинкой. Поставила рядом с девушкой и помогла присесть.

– Иди, я позову тебя, – Гай недовольно дернул рукой в сторону комнаты. – И закрой за собой дверь.

Семерка в волнении смотрела на него. Если он опасен своей грубостью, то это она переживет, но если он как Генрих?

– Что ты на меня так смотришь? – сердито спросил Гай, въехав через маленький порожек в комнату. – У меня ослиные уши выросли?

– Нет, у тебя нормальные уши, и красивые сережки, – пожала плечами девушка.

Ей было трудно сидеть, во всем теле ощущалась слабость и начала кружиться голова, но она ни за что ему в этом не признается.

– Тебе нравится серебро?

– Не знаю, наверное, нет, но выглядит красиво. Как рабыне может нравиться серебро? У нее ничего не может быть.

– Сейчас будет, – произнес Гай и стянул один из браслетов с тонкого, почти девичьего запястья. – Держи, это тебе, – протянул подарок девушке.

Он так и не понял, чего она испугалась, только Семерка как-то сильно побледнела и отрицательно замотала головой, вцепившись руками в сидение.

– Если рабыню увидят с дорогим украшением, могут решить, что она его украла, а второго такого наказания я просто не переживу, – объяснила она.

Гай подъехал к ней вплотную, грубо схватил за руку и нацепил на запястье браслет.

– Теперь он твой, и никто тебя за это не накажет, – произнес он строго. – Никто не лишит тебя жизни из-за него.

Девушка посмотрела на затейливое украшение и грустно улыбнулась.

– Знаешь, а зачем рабыне жить? Я вот думаю, что у меня был хороший шанс уйти из этого мира, но меня зачем-то спасли. Стоило ли это делать? Для хозяина да, понимаю, что стоило. Все же за меня заплачены деньги и моя смерть – потеря для него, но не такая уж и большая. А вот мне продолжать такое существование – мучительно, понимаешь?

– Понимаю, – прошептал Гай. – Я тоже иногда думаю, что лучше мне было тогда разбиться вместе с матерью, чем жить так, инвалидом, на всеобщем обозрении.

Они подняли головы и их взгляды встретились. Он не ожидал, что она так сделает, а девушка протянула худые руки к нему и за плечи привлекла к себе. Он не стал сопротивляться. За четыре года, прошедшие со дня смерти матери и его такого жалкого положения, никто ни разу даже не потрепал его по голове, не говоря уж о такой нежности. Никто даже не догадался его приласкать. Был только страх, брезгливость и тайное презрение. Даже родственники только жалели его, избегая долгого с ним общения. Было невыносимо видеть эту жалкую беспомощность: парень с обрубками ног может вызывать только отвращение.

А она все поняла с первого взгляда. Будет жалко потерять ее, но Генрих не отступится от нее.

– Если мы все еще живы, значит, так и должно быть, – проговорила тихо девушка, продолжая его обнимать. – Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно…

Опять это лезет из нее. Какие-то обрывки стихов. Чьи, и откуда она их знает? Ведь не знала же до этой минуты, а вот сейчас пришли на память. Память. Как жаль, что она ее потеряла.

– Ты классная, – неожиданно для себя произнес Гай.

– Я такая, какая есть, и я даже не знаю, какая я. Добрая, или злая, хорошая, или плохая. Понимаешь? Я могу быть любой.