Филимон Грач - Мортал

• Название: Мортал
• Автор: Филимон Грач
• Жанр: Русское современное

Трилогия "Чертово колесо" во многом автобиографична, хотя и написана в жанре галлюцинаторной реальности. Поиском смысла жизни В книге заняты практически все: это и бывший мурманский моряк Клещанский Вадим Викторович («Клещ»), который по молодости лет загремел на нары за фарцовку, а когда вышел по УДО, то тут же попал в новый переплёт, но уже с более «приятными» для себя последствиями, поскольку, уж лучше быть «гражданским спецназом» и принадлежать к так называемой туристической элите «путешественников класса «А», с перспективой посмертной реабилитации, чем носить пожизненно клеймо бывшего зека и ни иметь ни работы, ни денег, ни друзей. Занят поиском смысла жизни и его коллега «по цеху», громила Иван Гарантович («Гарант»), прямая противоположность ему и почти «дубликат» Сергея Воронцова. Также мучается этим вопросом и молодой прототип Дембель, который вместо того, чтобы после окончания службы в Советской Армии вернуться домой и сесть за праздничный стол, вынужден безвылазно бродить в лабиринте снов, попадая из одной передряги в другую…

---

– Мой учитель НеОн… Он говорит, что Вечное Знание на Z-Объекте часто становится сутью происходящих там процессов и оттого воспринимается людьми, как истина. Но этого как бы недостаточно, отсюда и их вера в загробную жизнь?

– То Земля, а это МП! – как бы нехотя возразил Меч; – а то и ещё какое-нибудь внепортняжное измерение, вроде дюймокилометров!

– Да, нет! Ты что-то про воду говорил. Ведь, так? – вклинился Рис.

– По воду, за водой… Я хотел сказать, что бражка сделала своё дело, а у нас сегодня не Татьянин день!

Теперь все уставились друг на друга, готовые рассмеяться. Кажется, последняя реплика Меча возымела действие и ему больше не пришлось призвывать свою немногочисленную аудиторию к внимательному прочтению нетленных тезисов о дискутируемом бессмертии.

– Почаще перечитывайте «Книгу Без Названия!» Конечно, Эм, ты вправе сесть на берегу реки, безучастно глядя на её течение, но тогда ты увидишь вечность лишь в отрезке твоего собственного представления о ней лишь от излучины до излучины, так сказать, от одного поворота судьбы до другого, а… – тут он вдруг умолк, что-то стало спихивать его с табуретки, поскольку его другая половина, хулиганившая за столом, стала обиженно тянуть к нему свои руки.

– А ты говоришь, кинь в него чем-нибудь! – но Рис не возмущался, а скорей сочувствовал непутёвому двойнику Меча, – Меч, помнишь год тому назад? – Рис вытер кисть и отошёл от станка, выискивая глазами место где бы притулиться. Но вместо того, чтобы ответить, Меч вдруг стал пунцовым, словно чем-то подавился, задыхаясь, он схватился руками за горло и стал с табуретки валиться на пол. Эм бросился ему на помощь, но Рис решительно преградил ему дорогу:

– Не надо! Мастер знает, что делает!

– Да что тут у вас происходит? – Эм был бледен и напуган, но Рис и сейчас сохранял спокойствие, он спокойно подошёл к столу, молча допил постакана браги и преспокойненько уселся напротив, спокойно глядя как тот с пеной на губах корчится на полу. Итак, двойник Меча за столом корчил плаксивую физиономию и тянул к нему руки, и, несмотря на то, что рот его тоже был закрыт, речь Меча словно бы текла сама собой, как река, о которой шла речь. «Хочешь ощутить её динамику? Тогда войди в неё!» – призывал Мечтатель, вернее, голос его.

– Давай, давай! – Рис стал подбадривать его, смеясь, а Эм стал грести прочь от этого места, будто сидел в лодке и управлялся вёслами.

– Это будет последний пласт информации, полученный нами в процессе познания жизни на рубеже её бессознательного восприятия! – слова Меча сами разносились по комнате, но концентрируясь как бы в одном конкретном месте. Плыть Эму было легко, одно его движение руками покрывало расстояние, равное примерно двум ширинам комнаты, как эта. Его заплыв был похож на полёт во сне, только это не было парение в облаках, скорее медленное проваливание вниз, в тихую безразличную бездну. Но сны тем и хороши, что там любое падение гарантировано благоприятным исходом. Эм радостно гребёт руками, но, как и положено всем ощущениям во сне, до стола он доплыть не может, потому что расстояние до него не типичное, оно сладко высасывает силу из рук и хочется закрыть глаза, и улыбаться… Но, так устроена Старая Планета, что когда там зима, то обязательно идёт снег, а если лето, то, значит, будет обязательно тепло, что не так опасно для сохранения жизни. Не позволяя ему приблизиться к столу, река несла Эмигранта вдоль синих берегов с меридианами, словно они были вырезаны из контурных карт и раскрашены школьником от руки, а фонограмма, под которую Меч говорил, не открывая рта, больше не смущала его, напротив, она казалась ему вполне логичной и обоснованной.

… Не выходя из дома, познаешь мир,
И из квартир,
Где нет окон,
Увидишь свет»[2]…

– Ришикеш? Отрадно слышать такое!

…«Слава Богу, Меч начал шевелить губами!» – Эм неотрывно следит за Мечтателем, который валяется на полу, и хорошо, что тот перестал душить себя руками.

– Находясь в суженном пространстве нашего собственного исследовательского измерения, мы лишь пытаемся повторить то, что до нас уже довелось сделать другим счастливчикам!

– Как «Секси Сейди» из «Белого Альбома» «Битлз»?

– Нет, как в песне «Дорогая Недотрога»! – тут к всеобщему неприятию снова юродливо сломался мечтательский баритон, словно «молнией» прочно сомкнув ораторский источник. Всем вдруг захотелось домой, дискуссии подобного рода у кого угодно могли отбить желание к их продолжению, даже у толерантного Рисовальщика, чьё имя было от слова «худо». А между тем, дурачась, противный голосок продолжал тончить из своих заумных философских сфер, – «И только жизнь неумолима! Она течёт, минуя нас! А, может, мы шагаем мимо на поводу у лживых глаз? А не пора ли нам «пора»?

– Опять чай на посошок? – не сговариваясь, Рис и Эм напряжённо посмотрели на старые дедовские ходики, всегда висевшие в доме у Меча на стене слева от камина, словно ждали, что оттуда сейчас вылетит горлинка, чтобы пропеть под занавес своё неизменное: «Глазищи! Глазищи! Глазищи!»

– Как, уже всё? – заняв своё прежнее место за столом, без двойника, Мечтатель неподдельно развёл руками, будто долгое время он отсутствовал здесь, а, вернувшись домой, нашёл своё хозяйство в совершеннейшем запустении. Посокрушавшись немного, он встал из-за стола и, слегка покачиваясь, проследовал в сени, оттуда, звеня стеклянными колоколами, тут же стал растекаться по воздуху вдохновенный российский благовест. Вернувшись, Меч поставил на стол стеклянную бутыль вдвое большего размера, чем прежде, на этот раз в ней плескался подкрашенный кофе самогон «сатануха», был он крепкий и чистый, как мысли инока.

– Не в провокацию же нам его история создавала?

Когда после сотой накатили по сто первой, всем стало ясно, что выносить им себя из дома придётся по очереди. Эм окончательно угорел у печки. Сколько не обманывай себя, а реальность вершится делами, а не пустой болтовнёй. Решив, что надо заканчивать, он встал, и, тоже заметно покачиваясь, проследовал к запотевшему окну. Он стоял у она, а мысли нечаянные старили дерево на рамах, а стекло, треснувшее по диагонали, сразу напомнило ему о детстве, которое было зачем, не понятно, и зачем память опять дразнит его, делая доступными ощущения, которые он испытывал то ли пятьдесят лет назад, то ли совсем недавно? А малиновый благовест за окном то становился более слышным, то наоборот замолкал, словно давал ему возможность соредоточиться на мыслях из прошлого спокойно, без колебаний. Услышав опять аромат сигары, Эм успокоился окончательно, он понял наконец, что глупости закончились, и что ему вряд ли грозят неприятностями превращения, которые совсем недавно демонстрировал Меч, разрываясь надвое, он улыбнулся, глядя в запотевшее окно, вдохнул свежего воздуха и закрыл глаза, под веками ему виделся простор, полный покоя и совершенной чистоты, сливаясь со звуком стеклянных колоколов, он успокаивал его измученную душу.

– «В мечтательской епархии есть всё, и здесь у каждого есть свой спасительный шанс! Наше жизненное пространство разбито на множество неравных отрезков пути и не важно, что делает нас счастливчиками или неудачниками, шанс кроется в самой возможности человека видеть всё это, слышать и, конечно, чувствовать!»

Эм быстро открыл глаза, потому что его напугал знакомый звук, доносившйся издалека и нараставший с каждой секундой, и его сопровождало видение, и это были то ли австрийские, то ли швейцарские Альпы. В общем, это была снежная равнина, зажатая между двух горных хребтов и она пока была подвижна, но как гигантский лист бумаги, который от дуновения был готов слететь со стола в любую секунду. Находясь в зоне слышимости, Меч спрашивал его, – а что есть «суета сует» в отсутствие осмысленного движения по каждому из десяти отрезков времени? Вопрос, но он же и предупреждение, был задан ему неспроста, но чтобы видеть реакцию Меча, Эм слегка приоткрыл один глаз, но Меч сидел в своём кожаном кресле, попыхивал гаванской сигарой, и демонстрировал Эму своё полное равнодушие. зачяем?» пути, аа т или уличат в чём-то. азбитом на множество неравных отрезков пути, аа в самой возможности виде Ещё глотнув свежего воздуха из форточки, Эм задержал дыхание и стал в уме считать: – «Двадцать два, двадцать три…» Это не нормально, когда ты оказываешься в ситуации не очень тебя устраивающей, и ты хочешь уйти, но не можешь, и ты не хочешь о чём-то думать, но мысли сами без спроса лезут в твою голову. Он смотрел в окно, а было такое ощущуение, что это стекло изменило свою окраску, из прозрачно-зелёного с синей полоской вверху вдруг превратившись в сплошное светло-фиолетовое затемнение. Смеркалось, было видно, как над редкими кронами бутафорских деревьев опять повисла большая сальная Луна, ради шутки изображённая Рисовальщиком на старом «тракторном» холсте без грунтовки. Он обещал, что в эту пятницу это будет его «тур де гран».