Александр Родригес - Реформация и модернизация религиозной и политической идеологии на Востоке (XIX-XX вв.)

• Название: Реформация и модернизация религиозной и политической идеологии на Востоке (XIX-XX вв.)
• Автор: Александр Родригес
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-4263-0034-7

Монография посвящена выявлению закономерностей и особенностей развития религиозной и общественно-политической мысли в странах Азии и Африки. Особое внимание уделяется эволюции религиозной мысли, отражающей сдвиги в общественном сознании, социально-экономической и политической ситуации в мире. Затрагиваются вопросы современного национализма, проблемы социальной справедливости и концепции достижения национальных целей, востребованности панидеологий.

---

В своем классическом варианте реформаторство начиналось с такой ревизии религиозно-мировоззренческих основ и культа, которая бросала прямой вызов традиционнофеодальным принципам и построенной на них системе регуляции духовного микроклимата и всей жизни единоверцев. Это и понятно: для того, чтобы нападать на существующие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости (85, с. 72).

Однако десакрализация и демифологизация одних религиозно-традиционных установлений шли одновременно с переориентацией других на сугубо земные проблемы и привнесением в решение последних элементов рационализма. Именно эти нововведения несли в себе импульс к дальнейшему обновлению религии в духе требований буржуазного развития и тем самым поднимали реформаторство на качественно новую ступень модернизации. Реформаторы утверждали принцип земного предназначения религии. Этот принцип позволял придать святость идее долга верующего перед самим собой, обществом и народом. В итоге наносился урон традиционному приоритету конфессиональных уз над всеми остальными, и облегчалось восприятие таких неотъемлемых от буржуазного развития понятий, как гражданственность, нация, национальное самосознание и т. п.

Как правило, провозвестников реформаторства окружала стена вражды и непонимания со стороны большинства единоверцев, живущих в мире средневековых традиций. Вступая в борьбу за массы, реформаторы начинали с укрепления и расширения собственных рядов, более или менее решительно и открыто порывая с традицией в вопросах массовой агитации и формы организации верующих. Так, слепому повиновению религиозным авторитетам противопоставляли принцип сознательной идейной убежденности. Соответственно этому авторитарно-харизматические методы мобилизации масс вытеснялись иными, основанными на учете современных политических, общественных, профессиональных, культурных и других запросов. В противовес старым культовым учреждениям реформаторы образовывали новые. Однако главный упор делался на создание миссионерско-благотворительных, учебных и других заведений, ориентированных на нужды буржуазного прогресса (85, с. 96).

В наиболее развитых странах Востока процессы религиозного реформаторства совпадали с процессами классообразования последней трети XIX в. При этом появление модернизированных школ, где изучались и религиозные и общеобразовательные дисциплины, создание миссионерско-благотворительных заведений, которые становились центрами пропаганды реформированной религии, а также изучения современной агротехники, медицины, коммерции, издательского дела и т. д. способствовали появлению и расширению прослойки новой интеллигенции. Эта интеллигенция была тесно связана с формирующейся национальной буржуазией и решительно оспаривала привилегии феодальной элиты, вступала с ней в борьбу за руководство духовной жизнью единоверцев.

Правда на первых порах еще сильна была инерция традиции, в результате чего верующие массы продолжали идти за старыми лидерами. А те в свою очередь проявляли немалую изворотливость, обращая себе на пользу некоторые буржуазные институты, привнесенные из метрополии или же созданные по образцам капиталистического Запада. Одновременно часть выходцев из феодально-духовных слоев начинала приспосабливаться к духу времени, осваивая новые для себя сферы деятельности: службу в ориентированном на буржуазное развитие государственном аппарате, предпринимательство, свободные профессии и т. д.

Интенсивность подобного обуржуазивания части традиционной элиты и реформаторской переориентации ее морально-ценностных установок возрастала по мере развития буржуазных отношений. Чем выше становилась зрелость буржуазного общества, тем значительнее разрушалась прежняя связь (и слитность) феодально-традиционных устоев, норм и представлений с сугубо конфессиональными. Индустриализация и урбанизация, рост отходничества из деревни разрушали прежнюю религиозную общину (приход) как объединение родственников и соседей, связанных личными и общественными узами. Разрыв между местами жительства и работы, усиление классовой дифференциации, социальной и территориальной мобильности вели к тому, что отношения между прихожанами обезличивались, ограничивались лишь совместными молитвами. В результате ослаблялось воздействие общественного мнения на религиозные убеждения (29, с. 187).

Не менее примечательными становились и перемены в социальных ориентациях и психологии верующих. Наибольшим уважением начинали пользоваться не аристократы, а обладатели знаний, приобретенных в результате учебы, и еще более – обладатели полученных в результате этого должностей. В буржуазном обществе, как известно, ослабляются внутрисемейные и родственные контакты, меньше значения придается соседским, земляческим и этническим связям. Житейские дела и события государственно-национального значения привлекают больше внимания, чем осуществление религиозного культа. Земная жизнь рассматривается как воплощение Божьего промысла. Главный упор делается на учебе и работе, а не на общении с окружающими планы на будущее вырабатываются исходя из собственных устремлений, а не из учета мнения родственников, соседей, ровесников и даже духовных лиц.

В этот период руководство общиной стало переходить к лидерам буржуазного типа, в чьем распоряжении имелась довольно развитая сеть массовых организаций, учебных благотворительных и прочих заведений, работающих часто по образцу светских. Но самым важным являлось то, что на полный ход была запущена машина религиозно-националистической обработки массового сознания. И именно национализм оказался той силой, которая была способна качественно перестроить массовое сознание, изъяв устаревшие компоненты и включив реформаторски обновленные установки. При чем новые установки оставались зачастую под прежней традиционной конфессиональной оболочкой, которая позволяла если не предотвратить, то смягчить конфронтацию новых и старых представлений и моральных установок на этапе крушения традиционно-феодальных и становления буржуазных отношений. В той или иной мере приоритет отдавался общенациональным связям перед религиозной ограниченностью и обособленностью, всеобщей гражданственности – перед старой отживающей иерархией (133, с. 328).

Впоследствии, в период освободительных революций и на заре национального строительства в странах Востока продолжали действовать те морально-ценностные и мировоззренческие принципы, которые создавались еще первыми реформаторами. Но дальнейшая их разработка попадала во все возрастающую зависимость от решения проблем государственно-национального и социально-экономического развития. На первый план выходила политика, а не теология. Реформаторская мысль вдохновлялась уже не столько пафосом борьбы с устаревшим прошлым, сколько настоятельной необходимостью по-новому ответить на злободневные вопросы дня. Все это сказывалось на религиозном синтезе традиционного и современного. Расширялась и углублялась модернизация религиозной догматики. Чем более интенсивным и масштабным становился этот процесс, тем быстрее шло освоение терминологии, понятий и отдельных положений философии, социологии, политологии, экономической науки. В результате под общей конфессиональной оболочкой объем модифицированного религиозного содержания начал постепенно уступать светским заимствованиям. Однако реформаторский синтез традиционного и современного по-прежнему подчинялся исходной религиозной установке (133, с. 332).

Тенденция к ослаблению если не религиозности, как таковой, то прежнего значения конфессиональных уз, пробивала себе дорогу в либерально-буржуазной среде, среди радикально настроенной интеллигенции и учащейся молодежи. Одних подталкивало к этому приобщение к сферам деятельности, связанным с достижениями науки и техники таким образом, что появлялось убеждение в несовременности религиозных принципов миропонимания; других – преимущественно прагматический поиск классового и политического союзника из числа сторонников секуляризма.

Так или иначе, но подобное ослабление когда-то всепроникающего религиозного поля делало религиозную общину неадекватной тому новому социальному организму, в рамках которого она функционировала. В области идейной борьбы все это приводило к тому, что к старым расхождениям по классово-политическим мотивам добавились новые, связанные с вопросом о способах выживания религии в секуляризованном мире. Среди буржуазных прагматиков-модернистов утверждалась мысль о необходимости руководствоваться не столько буквой, сколько духом религии, то есть реформаторски истолкованными морально-ценностными ориентирами. Доктрины таких идеологов порой настолько наполнялись светским содержанием, что лишь религиозная оболочка отделяла их от классово однотипных нерелигиозных учений. Тем не менее, акцент неотрадиционалистов на универсальность религии не означал отказа от установления связи между прошлым и настоящим. При этом поднималась на щит традиционная символика, в результате чего ранее выработанные реформаторами стереотипы мышления и бытия окостеневали и быстро становились консервативными.