Лариса Павлович - Министерство Кайфа

• Название: Министерство Кайфа
• Автор: Лариса Павлович
• Жанр: Короткие истории

Книга из 24 рассказов написана в жанре мистической, юмористической и философской фантастики, где есть место как раздумью о жизни и смерти, о смысле жизни, о добре и зле, о будущем планеты, так и шуткам, любви, чудесам и приключениям. Читателя заставит поволноваться и заинтригует история молодого человека, неожиданно принятого на работу в Министерство Кайфа. Также красиво, талантливо и драматично описана история любви Джоконды и Леонардо да Винчи: оригинальная версия автора о смысле и назначении улыбки Джоконды. Заставит сопереживать история парня, недавно вышедшего из тюрьмы и научившегося оживлять людей. Вы также сможете почувствовать себя в шкуре современного Раскольникова, вынужденного сражаться с целой дюжиной бабок-зомби, вооружённых топорами, и станете романтиками, прочитав историю о том, как однажды тёплой летней ночью обычные дома-корабли снялись с якоря и поплыли навстречу друг другу. Познакомитесь также с весьма оригинальной личностью: скелетом Васей, воскрешённым для важной миссии: спасти человечество.

---

– Знаете ли вы, что такое Счастье, милостивый государь? – начал он, употребляя ласковые устаревшие выражения.

– Меня зовут Велихандро, – представился я, не решаясь спросить, как зовут старика и какой отдел он представляет.

– Не важно, – прохамил старик, – имена меняются, а карма остаётся. Что такое карма вы знаете? – спросил он. Я кивнул в ответ, а старик продолжил: – Так вот, милостивый государь, слово счастье состоит из приставки «с» и слова «часть». И так как часть подразумевает целое, состоящее из частей, для счастья нужно быть частью чего-то целого. Так что нельзя получить счастье, не являясь частью чего-то. Это понятно? – Я кивнул, хотя пока не понимал, куда он клонит. – Мы не должны рассматривать себя отдельно от того общества, в котором родились, мы не должны думать, что мы сами по себе. И если общество или семья нас отвергают, мы не можем быть счастливы, потому что мы уже не часть целого, а что-то отдельное, отброшенное во тьму кромешную. – При этих словах глаза старика грозно сверкнули, и мне стало даже страшно. – Одним словом, – продолжал старик, – отщепенец не может быть счастлив, потому что общество отбросило его! А вы уже давно, милостивый государь, отброшены и обществом, и семьёй: так написано в Книге Судеб. Вы влачите из жизни в жизнь существование выскочки и изгоя, поэтому не можете быть счастливы. И эта последняя ваша жизнь не исключение: уже давно вы упорхнули с ветки общества и поселились в сумрачном лесу отшельничества!

Пока я слушал старика, я думал о том, что он, наверное, прав, и мою жизнь полезной обществу никак не назовёшь. У меня нет какой-то определённой профессии, я поэт и музыкант, никем пока не признанный, зарабатывающий деньги от случая к случаю. Родственники всегда упрекали меня в том, что я не продолжил ни семейный бизнес, ни свой род, оставаясь одиноким философом-скитальцем. И всё же что-то в словах старика меня раздражало и вызывало протест. Он не имел права упрекать меня в выборе пути, который я, по сути, и не выбирал: просто человек с таким типом личности, как у меня, обречён на одиночество и скитания, и даже если он сделает что-то хорошее и полезное для всего общества, его признают и отблагодарят только после смерти.

Придя немного в себя, я решил дать старику отпор, и, гордо вскинув голову, произнёс:

– Но ведь я и не врежу никому: я не вор и не убийца, не мошенник или махинатор. Общество само не настолько идеально, чтобы требовать от меня полного самопожертвования!

– Да как вы смеете! – воскликнул старик. – Общество – всё, человек – ничто! Вы уже давно у нас на примете как закоренелый и неисправимый индивидуалист. Мы хотели подавать на вас в суд, только не знали, куда слать повестку. Вы то тут, то там, вас не поймать! Но вы сами пришли, так что будьте добры, заслушайте наше обвинительное заключение.

Тут я уже не выдержал и вскочил со стула, до того слова старика меня взбесили и вернули мне прежние силы.

– Да пошли вы со своим заключением в… (Тут я сказал такое, от чего старик пронзительно завизжал и схватился за сердце. Я бросил на его стол почему-то сразу увядшие цветы, подаренные мне добрым эльфом, и хотел уже было развернуться и уйти, как вдруг над головой старика заметил портрет одного моего знакомого, помещённый в богатую золочёную рамку.

– Кто это? – спросил я, указывая на портрет.

– Это наш министр Счастья, ответил старик, положив под язык валидол.

– Да я же его знаю, – усмехнулся я, – это же мой бывший одноклассник Джек по кличке Унылое Говно, или Угги!

– Убирайтесь, – прохрипел старик, – или я вызову полицию!

– А я к вам и не собирался, вы сами навязались, – дерзко ответил я и, картинно развернувшись, отправился навестить старого знакомого.

Угги был моим одноклассником, и все мы его презирали за мнимую праведность и преданность общественным устоям. Он никогда не пил и не курил, не бегал за девушками, и очень любил осуждать всех с позиций общественной морали и нравственности. Вид его был уныл: он был хотя и высок, но тощ и сутул, лицо его всегда было кислым, как забытое на столе молоко, а пальцы рук страдали от красной волчанки. Эта неизлечимая кожная болезнь иногда бывает у людей на лице и говорит о том, что в прошлой жизни они, возможно, «испачкали лицо», то есть потеряли свою честь и достоинство. Угги имел эту болезнь на руках, от чего его пальцы выглядели так, словно только что он кого-то убил. Все в школе его молча презирали, девушкам он не нравился. Позже я узнал, что он женился на самой некрасивой, потому что у той, во-первых, не было других шансов, а во-вторых, она, по его мнению, была образчиком нравственности и целомудрия, и он был у неё первым. Остальных девушек он осуждал якобы за их безнравственность и распутство, на самом же деле красавицы были ему не доступны, и «виноград» был кисел. Впрочем, из таких вот мужчин порою получаются верные мужья и многодетные отцы, потому что, кроме своих жён, они по большому счёту никому не нужны.

Выйдя от старичка, я был крайне удивлён тому, что такое унылое недоразумение как Угги стал аж министром Счастья. Я ни разу не видел его даже улыбающимся, не то что счастливым. Я понял, что его кабинет находится в самом конце коридора, за большой и помпезной дверью, и зашагал прямо к нему. Проходя мимо различных дверей, я читал золочёные таблички типа «Отдел религиозного счастья», «Отдел счастья в браке», «Отдел счастья в творчестве», «Отдел счастья от выполненного долга», «Отдел счастья в трезвости», «Отдел счастья от уплаченной кармы» и многие другие. Старик, очевидно, заведовал отделом счастья от пользы обществу, поэтому презирал бесполезных, и тем более гордых своей бесполезностью людей. Подходя к двери министра счастья, я был сильно взвинчен и зол. Я даже боялся, что не смогу удержаться и тресну пару раз Угги, чтобы тот не задавался и не кичился своей министерской праведностью.

Наконец, я громко предварительно постучал и вошёл в дверь. Угги сидел за столом с видом языческого бога, торжественно встречающего грешника на том свете. Его вид говорил о том, что грешнику полная хана, и никакой пощады не будет! За прошедшие годы он стал ещё отвратительнее, чем раньше, а красная волчанка распространилась с его пальцев на ладони рук, сделав их кроваво-красными, словно он только что перерезал целый неприятельский батальон. Увидев меня, он поначалу сделал вид, что обрадовался, распустив губы в искусственной и притворной улыбке. От этого его и без того маленькие глазки сузились ещё больше, и обнажились кривые, жёлтого цвета зубы.

В его кабинете пахло ещё противнее, чем в кабинете у старика, и я ощутил даже приступ тошноты. Видя, что я зол и не улыбаюсь ему в ответ, Угги сбросил свою мерзкую улыбочку с лица и застучал по столу кроваво-красными пальцами.

– Велихандро, – сказал он, – ты отлично выглядишь! – Всё так же молод, красив, обаятелен, нравишься женщинам… Ведь нравишься, не так ли?

– В отличие от некоторых, – ответил я с дерзкой ухмылкой, от которой Угги сразу сник.

– Всё такой же грубый и дерзкий! – усмехнулся он в ответ. – Ну и зачем пожаловал в наши края? Что, счастья не хватает? – Он сразу же стал нащупывать то место в моей душе, куда мог бы ударить побольнее. Я, если сказать честно, занялся тем же.

– Соскучился по школьному приятелю, – съехидничал я, разглядывая в деталях кабинет министра. На стенах висели всяческие дипломы и грамоты, изголовье кабинета украшал портрет первого президента нашей страны, а на столе министра Счастья стояла бронзовая статуэтка нашего ныне действующего президента.

– Как поживаешь, Угги? – спросил я, заранее зная, как взбесит его эта позорная старая кличка, которую он ненавидел и о которой, вероятно, уже давно забыл.

– Веди себя прилично, Велихандро, – ответил он, – ведь ты не вечеринке школьных друзей, а на приёме у министра Счастья!

– Пардон, я и не знал, что такое министерство существует! Если честно сказать, то на первом этаже мне понравилось гораздо больше: и конфетами угостили, и вручили нежные цветы. А у вас тут тоска какая-то, и тишина, как на кладбище. А уж о мерзкой вони я не говорю… Кстати, чем это воняет? Может, дохлым счастьем? Или его засохшими экскрементами?

По лицу Угги пошли красные пятна, но он изо всех сил старался держать себя в руках.

– На первом этаже – одна попса, глупые удовольствия, доступные даже животным, – сказал он, свирепея. А у нас – истинное СЧАСЬЕ! Скажу тебе больше: даже извращенцы и наркоманы могут получать удовольствие, но счастливыми они никогда не станут, потому что их действия вредят обществу! То же самое касается азартных игроков, обжор, пьяниц и развратников вроде тебя. Ведь ты в молодости ни одну юбку не пропускал, не так ли, Велихандро? И что в результате? Ты одинок, бездетен, отвержен обществом, бесполезен и несчастен! Разве не так, дружище?