Виктория Балашова - Конец эпохи Тюдоров

• Название: Конец эпохи Тюдоров
• Автор: Виктория Балашова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-2340-0

1575 год. Фаворит королевы Роберт Дадли, граф Лейстер, обращает внимание на Летицию Деврё, графиню Эссекс. Что ждет новую избранницу графа, учитывая, что королева Елизавета не слишком симпатизировала предыдущей супруге Роберта, погибшей при странных обстоятельствах в замке Кенилворт?

Новый роман Виктории Балашовой рассказывает о том, как завершился трагический «золотой век английской истории», эпоха Шекспира, морских побед и последней великой королевы из рода Тюдоров.

---

– Тебе этого королева никогда не простит, – мамин голос задрожал. И трудно было сказать, что оказалось тому виной: страх перед королевой или те пылкие чувства, которые она испытывала к мужчине, находившемуся сейчас рядом с ней в спальне.

– Я был уже женат. Мою первую жену Елизавета не приняла, и она не имела права появляться при дворе. Ты должна понимать, что и тебя тоже никогда не примут в окружении Елизаветы. А меня простят.

– Это не имеет значения. Меня и так не зовут ко двору. – Я услышала, как мама вздохнула.

О чем они ведут речь? Мама замужем. И будь она хоть сто раз готова навлечь на себя гнев королевы, ее положение никогда не позволит им с Робертом стать кем-то другим, кроме любовников… Чем это могло закончиться?

Всего-навсего новым назначением отца и его отъездом в Ирландию.

Он не успел даже сесть на корабль, а граф уже приехал к нам в дом и открыто делил с матерью ее супружескую постель. Дадли нам с Дороти не нравился. Своим детским умом мы не могли понять слишком многого, но мы любили отца, преданно и верно, как любят дети лишь тех, кого им даровал Господь в качестве родителей. Роберт в графе души не чаял. Он ходил за ним по пятам, засыпал его вопросами и вслушивался в каждое слово. Осуждали ли мы брата? Нет. Он был младше нас, и мы считали, что он просто ничего не понимает. Так я к нему всегда и относилась, как к младшему несмышленышу. Наверное, зря… Хотя сегодня я считаю, все предопределено в жизни нашей. Ничто не спасло бы Робина. Но тем не менее немножко, а чувствую себя виноватой. И Дороти думает так же…

* * *

Известие пришло через три недели после прибытия отца в Дублин.

«Ваш муж скончался от дизентерии», – строчки письма расплывались из-за нахлынувших слез.

Мать прикрыла глаза и начала молиться. Она понимала, грех ее несмываем ничем, но продолжала шептать слова, обращенные к Богу, не испытывая ни стыда, ни угрызений совести. Где-то в глубине души она продолжала бояться. Главный враг еще не имеет представления о тех последствиях, которые будет иметь эта смерть. Королева лишь знает о смерти одного из ее подданных. Уолтер Деврё, граф Эссекс – только один из тех, кого она выделяла. Роберт Дадли, граф Лейстер – единственный из тех, кого она действительно любила.

Следующее письмо пришло именно от него:

«Любовь моя, нам следует немного подождать со свадьбой. О нашей связи узнали некоторые лица, испытывающие ко мне неприязнь и готовые на все, чтобы очернить мое имя. Они пытаются доказать мою причастность к смерти твоего мужа. Его тело привезут скоро из Ирландии, и начнется расследование».

Мама тут же вспомнила о слухах, которые бродили после смерти первой жены графа. Тогда его тоже обвиняли в организации ее убийства. Даже если он опять не виновен, не становится ли это плохой приметой – влюбляться в первого фаворита Ее Величества? Мама с трудом переводила дыхание. Она понимала, отречься от Дадли она не сможет, даже если ей будет грозить эшафот…

Мы плакали. Я же сказала вначале, тот печальный, грустный, безвозвратный поворот наша жизнь приняла именно после смерти папы. Он ушел в мир иной, и тут же начала рушиться наша судьба. Потихоньку. По капле. Она не обрушилась мгновенно. Но оттого не легче вспоминать мне сейчас о тех горьких днях, когда мы узнали о смерти отца.

И оттого не легче мне сейчас понять маму, любившую графа, который до конца хранил верность своей королеве. Ведь его последнее письмо было адресовано вовсе не Летиции Нолис, а Елизавете Тюдор. Оттого не легче, потому что любовь мамина разрушила любовь мою. Я не осуждаю. Я просто пытаюсь объяснить, отчего и по сей день у меня на глаза наворачиваются слезы при воспоминаниях о тех далеких страшных днях, когда мы получили известие о смерти Уолтера Деврё, первого графа Эссекса…

21 сентября, 1578 год. Замок Кенилворт

Мама съездила на похороны отца, чьи бренные останки привезли его друзья из Ирландии. При расследовании, проведенном лордом Берли, не обнаружилось следов яда. Однако смерть Уолтера Деврё по-прежнему являлась предметом слухов и сплетен, но ждать влюбленные больше не могли. Они поженились в том самом замке, где встретились три года назад. От королевы граф связь с мамой скрывал и даже настаивал на том, чтобы не говорить никому о свадьбе. Мама не сомневалась: если бы не ее беременность, Дадли бы на ней не женился. А коль пришлось, то дорога ко двору королевы для нее закрыта, причем даже больше, чем раньше. Боялась она и за судьбу графа. А я нет.

– Дадли вымолит прощение у королевы. Вот увидишь, – сказала я Дороти.

– Но зачем он вообще женится на маме? – Дороти, как и я, сильной приязни к графу Лейстеру не испытывала.

Тут я ничего не могла ответить сестре. Я уже знала, есть дети, рожденные в браке, а есть незаконнорожденные. Положение в обществе последних незавидно, но и не так уж ужасно. Мама даже как-то проговорилась: у графа есть незаконнорожденный сын. На его матери в свое время он жениться не стал.

– Наверное, Дадли все же любит маму, – единственное объяснение, которое я смогла найти для Дороти.

Мои собственные чувства были растоптаны. Перед венчанием мама и граф сообщили мне, что из-за их свадьбы наша помолвка с Филиппом считается расторгнутой. Как я плакала, не передать! Ведь, умирая, папа написал письмо отцу Филиппа, давая в нем официальное согласие на наш брак. Генри Сидни не возражал. Он дружил с папой и понимал его как никто другой: ведь он тоже проводил много времени в Ирландии, устанавливая там власть королевы Елизаветы.

Больше года я летала как на крыльях! Мы с Филиппом будем вместе… И вот все рухнуло. Объяснения, которые мне дали в связи с этим, были путаны и лишь внесли сумятицу в мою голову.

– Видишь ли, дорогая, – виноватым голосом бормотала мама, – у Роберта нет законнорожденных детей, кроме того, которого я сейчас ношу под сердцем. Его единственным наследником является племянник. Ты – моя наследница, не единственная, но ты – старшая дочь. Если Филипп на тебе женится, то у него будет двойная возможность лишить наследства нашего пока неродившегося ребенка.

Я плакала, умоляла лишить нас наследства, пустить по миру, только не разбивать нам сердце. Граф колебался недолго. Его младшая сестра, Катерина, графиня Хангтингтон, обещала представить меня ко двору и найти подходящую партию. Мама видела, как я страдаю, как ненавижу графа Лейстера и как скучаю по отцу. Но пошла на поводу у Дадли и его сестры.

Несмотря на то, что Генри Сидни выступал целиком и полностью за наш брак, он быстро подчинился воле графа. Точнее, воле своей жены – Мэри, старшей сестры Дадли. Сестры Дадли встали на сторону брата и всячески препятствовали моему браку с Филиппом Сидни.

– Поверь, при дворе ты найдешь себе куда лучшую партию, – уговаривала меня мать. – Графиня Хангтингтон согласна забрать вас с Дороти к себе для завершения образования. А после вы будете представлены королеве. И Мэри, и Катерина дружат с Елизаветой. О лучшем и мечтать не следует!

Мои слезы никого не трогали, кроме несчастного Филиппа и Дороти. Сестра страдала вместе со мной совершенно искренне: она не желала уезжать из родного дома к Катерине. Графине Хангтингтон было тридцать восемь лет, детей она не родила и потому оказывала покровительство молодым девушкам, обучая их и представляя ко двору. Мы еще не видели графиню, но ненавидели ее сильнее, чем Роберта Дадли.

Выбора нам не оставляли. На сей раз в замок Кенилворт мы ехали с тяжелым сердцем. Нам предстояла разлука с матерью, с родным домом, а мне – разлука с любимым. За прошедшие дни я привыкла плакать. Лицо распухло. На него постоянно прикладывали какие-то холодные примочки. Я же к своему внешнему виду оставалась равнодушной. Только Роберт выказывал хоть какое-то воодушевление. Он, как и прежде, пребывал в восторге от будущего отчима. Граф обещал брату при первой же возможности взять его на войну. В двенадцать лет Робин мечтал лишь скакать на лошади, драться с врагами Англии и размахивать шпагой. В отличие от нас он рвался уехать из дома.

С таким разным настроением мы второй раз въехали в замок Кенилворт. Нам показалось, будто он встречал нас невесело. После великолепного праздника в честь Елизаветы все вокруг выглядело унылым и безрадостным.

– Граф ради свадьбы с мамой не очень сильно постарался, – зло прошипела я на ухо Дороти. – Ни тебе фейерверков, ни тебе актеров, декламирующих стихи…

Сестра сердито кивнула. Часть прядей выскочила из тщательно уложенной прически. Дороти не обратила внимания: ей тоже было все равно, как она выглядит. Даже мама смотрела на нас печально. Любовь к Дадли начинала обходиться ей дорогой ценой.

* * *

В небольшой церкви, где происходило венчание, собралось совсем немного народу.

– Как ты себя чувствуешь? – Голос Дадли заставил маму вздрогнуть.

– Не самым худшим образом, – она попыталась улыбнуться.