Стивен Манчестер - Год длиною в жизнь

• Название: Год длиною в жизнь
• Автор: Стивен Манчестер
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-0714-1, 978-617-12-0226-9, 978-1-61188-053-3

Дону ДиМарко было пятьдесят семь, когда выяснилось, что он болен раком и жить ему осталось всего двенадцать месяцев. Не желая сдаваться, поддерживаемый любящей женой, детьми и внуками, он решает за отведенное ему время осуществить несбывшиеся мечты и повидаться с людьми, с которыми по разным причинам когда-то утратил связь. Несмотря на все ухудшающееся состояние, он выполняет намеченное, переосмысливая и переоценивая собственную жизнь.

---

Я думал, что обмочу штаны от смеха.

– Это не смешно, – заметил Дьюи и с грохотом захлопнул за нами дверь.

Но это было действительно смешно. И самым смешным, как ни странно, оказался тот день, когда мистер Дьюгонь похоронил свою мать.

* * *

Прожив долгую жизнь, полную бед и страданий, которыми она щедро делилась с окружающими, бабка Дьюи наконец-то испустила последний вдох и покинула наш мир с воплями столь же громкими, как и в тот день, когда появилась на свет.

– Отмучилась, страждущая душа, – вздохнул отец Гросси. Молодой священник провел рукой по ее морщинистому лицу и закрыл глаза, устремленные в вечность.

– Еще бы, – пробормотали себе под нос члены семьи, – и мы вместе с ней.

Мне тогда уже исполнилось пятнадцать, и я был удостоен чести нести гроб на траурной церемонии. Это был мой первый опыт подобного рода, и я обрадовался возможности помочь своему лучшему другу.

То утро, когда Альдина Дьюгонь, или бабушка, отправилась в последний путь, выдалось холодным. Дьюи, его отец и Вово – вторая бабушка Дьюи, та, что родом из Португалии, – заехали за мной по дороге. Дьюи жестом приветствовал меня и широко улыбнулся, взглядом указывая на своего странно одетого отца, сидевшего впереди. Я с одного взгляда оценил происходящее: Вово храпела, как медведь во время спячки. А вот мистер Дьюгонь бодрствовал, но при этом совершенно выбивался из общей картины. Он надел спортивный пиджак коричневого вельвета, который был ему явно мал, и белую рубашку, застегнутую на все пуговицы. Галстук-«боло» вполне органично соответствовал черным сапожкам змеиной кожи. В довершение ко всему ремень с бляхой размером с колпак грузовика, на которой красовалась надпись «Если это не кантри, значит, это не музыка», поддерживал на нем выцветшие брюки цвета хаки. Он благоухал дешевым одеколоном и улыбался.

Кивнув в знак приветствия, я ответил на его улыбку.

– Доброе утро, мистер Дьюгонь, – сказал я и покосился на Дьюи.

Друг подмигнул мне, и я едва не поперхнулся, стараясь не рассмеяться во весь голос.

– Похороны обещают стать клевыми, – прошептал я ему на ухо.

Он вновь ухмыльнулся.

– Ты даже не представляешь насколько.

* * *

С самого начала стало ясно, что мистер Дьюгонь удостоил свою обожаемую матушку нищенских похоронных услуг. Директор похоронного бюро с комической грубостью подгонял и торопил дюжину гостей, пришедших на службу. Священник уловил всеобщее настроение и, стремясь поскорее покончить с процедурой, держал речь, словно опытный аукционист. С его благословения тем, кто должен был нести гроб, предложили «удалиться в заднюю часть комнаты».

Я сделал так, как мне было велено.

Пару за парой приглашали отдать последние почести усопшей. Я был потрясен. Ни у кого из присутствовавших на похоронах я не заметил хотя бы повлажневших глаз. «Должно быть, жестокость старой бабки достала всех», – решил я.

– Тех, кто будет нести гроб, просят убрать цветы, – громко распорядился директор, вырывая меня из мрачной задумчивости.

Я приблизился к гробу прямоугольной формы, обитому голубым велюром, прочитал про себя, шевеля губами, последнюю заупокойную молитву и подхватил два дешевых венка. Выйдя на тротуар, я обнаружил, что мистер Дьюгонь решил сэкономить и на машине для перевозки траурных цветов. Сей экономный господин взмахом руки подозвал меня к себе и открыл багажник.

– Сваливай сюда, – распорядился он.

Я был ошеломлен. «Для человека, который только что сказал последнее «прости» матушке, мистер Дьюгонь выглядит не слишком-то опечаленным», – решил я. Честно говоря, на лице его читалось откровенное нетерпение, словно он торопился поскорее разделаться с неприятной и докучливой обязанностью.

Когда я вернулся в похоронный зал, то оказалось, что гроб уже закрыли крышкой и заколотили гвоздями. Следуя указаниям недовольного и раздраженного директора, я схватился за одну из ручек и помог бабке Дьюи устроиться в черном катафалке, чтобы отправиться в последнюю поездку. Это мрачное и гнетущее действо совершенно меня потрясло. Хотя гроб несли шестеро здоровых и крепких мужчин, тело оказалось куда тяжелее, чем можно было ожидать. Хуже того, складывалось нездоровое впечатление, будто оно обладает собственным разумом, перемещаясь внутри закрытого ящика по собственному хотению.

Пока мы ехали в церковь, запах цветов стал настолько назойливым и тяжелым, что грозил вызвать тошноту. Наполовину глухая вторая бабка Дьюи Вово не выдержала и заявила пронзительным голосом:

– Я вот-вот лишусь чувств, чтоб меня разорвало!

Я едва удержался, чтобы не расхохотаться.

Когда мы наконец прибыли к церкви Святого Антония, я с опаской окинул взглядом крутые ступени и поспешил к катафалку. Схватившись за выделенную мне ручку, я закряхтел, напрягся, и мы зашагали. Уже на третьей ступеньке картонный гроб скрипел и раскачивался, словно корабль, терпящий бедствие в шторм и готовящийся пойти ко дну. Я чувствовал, как перекатывается внутри тело, но поделать ничего не мог. Гроб оказался настолько дешевым и хлипким, что оставалось только надеяться, что мы успеем доставить покойницу к алтарю прежде, чем он развалится на куски и старая леди совершит свой последний в жизни кульбит. И вдруг нас остановили. Я посмотрел на мистера Дьюгоня, чтобы понять, в чем причина. На первый взгляд, ничего особенного не случилось. «Должно быть, отец Гросси еще не готов», – решил я.

Мы вшестером застыли на холоде в неподвижности, держа в дрожащих от напряжения руках тяжеленный гроб. Я вновь поднял голову и в следующий миг заметил, как на спину мистеру Дьюгоню, прямо на его безвкусный и аляповатый пиджак, упало сверху несколько комочков птичьего помета. Я оглянулся на Дьюи. Очевидно, мой приятель тоже заметил происходящее и уже трясся от беззвучного хохота. Вово, в свою очередь, тоже разглядела белые кучки птичьих следов и немедленно потянулась за носовым платком. Старая клуша целеустремленно и сосредоточенно принялась вытирать их, чем изрядно напугала мистера Дьюгоня, который явно не заметил птичьей бомбежки. Мне пришлось отвернуться, чтобы не заржать в голос. Это было уже слишком.

К тому времени, как я успокоился настолько, чтобы вновь взглянуть на них, Вово уже ровным слоем, как маргарин, размазала птичьи испражнения по спине ничего не подозревающего бедолаги. Но вот она остановилась и отняла платок, чтобы полюбоваться на дело рук своих, и в следующий миг очередная птичка совершила заход на цель – а потом еще одна и еще. Словно направляемый небесным комедиантом, птичий помет пулеметной очередью прошелся по спине мистера Дьюгоня. Гроб опасно раскачивался из стороны в сторону, заходясь в сдавленной истерике. «Бабка прощается с нами тем единственным способом, который ей всегда нравился», – подумал я.

На мистера Дьюгоня жалко было смотреть. Его спина была сплошь покрыта птичьим пометом. Вово оглядела его и с отвращением покачала головой.

– К чертовой матери… – пробормотала старуха.

Даже у нее не возникло желания вновь взяться за столь неблагодарное дело. К тому же это было бы бесполезно. Носовой платок был уже безнадежно испорчен. Отец Гросси жестом пригласил собравшихся следовать за ним.

Я помог водрузить импровизированный и кое-как сработанный гроб на алюминиевую тележку и бросился в заднюю часть церкви, сдерживаясь из последних сил, чтобы не нарушить приличия. Но меня постигла неудача. В конце концов, я был всего лишь человеком. Последняя скамья содрогнулась от хохота.

Вскоре на место рядом со мной скользнул Дьюи и вытер слезящиеся глаза. Я попытался было извиниться, но тут же сообразил, что мой приятель вытирает отнюдь не слезы печали.

– Отец потрясен и растроган тем, как сильно ты переживаешь кончину бабки, – прошептал он. Последние слова прозвучали сдавленно и неразборчиво, и он зашелся в приступе беззвучного хохота, который издали вполне можно было принять за скорбные рыдания.

Я несколько раз попытался открыть рот, чтобы ответить, но тщетно.

– Клянусь, твоя бабка подстроила все это заранее, – прошептал я наконец. – Столько голубей никак не могли собраться в одном месте случайно и обделать только твоего отца.

Дьюи согласно кивнул.

– Она была злобной старой дурой, чувство юмора у нее было извращенным… И она постоянно пилила его за то, что он такой скупердяй и дешевка.

Я набрал полную грудь воздуха, чтобы передохнуть.

– Твой отец запросто мог прикрыться своей бляхой, как щитом.

Мы хохотали до колик в животе, а гости скорбно кивали головами, присоединяясь к нашей безудержной скорби. В конце концов, мы оба были благодарны небесам за столь странное знамение. «Уж если бабка пробралась наверх, то нам теперь наверняка ничего не грозит».

* * *

На миг я вернулся в настоящее и подумал: «Даже мои детские воспоминания омрачены мыслями о смерти». Но сейчас смерть уже заглядывала мне в глаза и выглядела совсем не смешно. «Быть может, это будет не так уж плохо, если люди в последний раз посмеются надо мной?» – спросил я себя. Но, представив себе лица Мэдисон и Пончика, я постарался отогнать эту мысль. «Стоит придумать что-либо более значимое и выразительное», – решил я.