Федор Метлицкий - Стокгольмский синдром

• Название: Стокгольмский синдром
• Автор: Федор Метлицкий
• Жанр: Криминальный детектив

Герой повести попадает в психиатрическую больницу после знакомства со странным босым стариком в белой тунике, «с взглядом античного пророка во впадинах глаз», словно он явился из ветхозаветного времени в наш миллениум, ужаснулся тем, что творится на Земле, и проповедует новое Откровение. Оказалось, что древние знали о нравственности больше, чем мы. В психушку попал и старик, и другие, кто общался с ним. Но больницу захватывают террористы. Странно повели себя и старик, и больные.

---

Странная вещь! Меня снова накрыла серая пелена. В повседневности забываю, что за ней может открыться новый простор. Часто не помню элементарных достижений мысли, чувств – смотрю на свой пройденный этап как на чужое. Нутро человечье заскорузлое. Войти в то прежнее состояние что-то мешает: никак не вспомню, что меня возносило. Все та же привычка, правда, освобождающая, без каких-либо помех, мою целеустремленность на работе. Почему вдруг исчезает даже память о тех мгновениях, когда был счастлив, что мог видеть метафорами – проводниками в подлинное видение, в невероятный смысл? Что это за свойство духа – черстветь, не узнавая недавнего усилия, настроя на цель, – косность внутри? Как вытащить себя за волосы, вознестись в иные состояния души, туда, где мне все близко, и откуда моя работа кажется игрой, проиграть которую совсем не страшно? Как излечиться, спастись?

Моя скрипка часто разлажена, и сколько трудов надо, чтобы настроить себя на «пронзительный» лад, прорвать серую пелену! Мой дневник – череда уточнений-подпорок, записи-заклинания откуда-то из глубин младенческих воспоминаний или видения самого любимого, исцеляющего.

В процессе умственной дремы добирался до некоего света, где мог быть полностью искренним, и все вспыхивало в озарении. Появлялось ощущение времени, судьбы. В этот миг леса подпорок убирались. Но утром они линяли, измельчались, исчезал смысл, и снова видел мир фотографично. Приходилось подходить с другого боку, снова искал новые подпорки, старые уже не действовали.

И хотелось снова взглянуть на картину бабки, чтобы настроить мою скрипку.

Откуда-то донесся голос старика.

– Ты приближаешься к блистающему свету, но с двояким сердцем. Ты из тех немногих смертных, кто совершает усилие. Но некая болезнь тянет в болото.

Я удивился.

– Иногда могу прорвать эту пелену.

– Ты узко понимаешь свет. Так держатся секты. Но то не узкий луч. Нельзя им заменить всю жизнь, со всем ее чудом.

Я и раньше догадывался, что здесь исток моего одиночества.

Я остался один со Стариком (так мы его назвали), чтобы договорить.

– Где живете?

– Везде, где мой дух свободен.

– Значит, бомж? И, наверно, болен.

– А что, есть здоровье? Ты, ведь, тоже нездоров.

– Интересно, откуда вы знаете?

– В головах людей каша – причина заболеваний духа. Все вы не нашли путь.

Мы разговаривали о странной болезни людей, и вдруг я увидел, что один, разговариваю сам с собой.

* * *

На самом деле о Старике давно ходили слухи, его видели шагающим по городам и весям в белом балахоне, с развевающейся седой бородой. Он нес в своих проповедях что-то легкомысленное – призывал к душевному усилию растворить душу и тело в некоем грандиозном сознании. Любопытные слушали его, и… что-то в них менялось. Оставались теми же, но поневоле поступали не так, как свойственно им. Вдруг понимали, что жить душно, и как отвалить камень? Где оно, единственное исцеление души? Называли это синдромом Старика. Говорили о новом колдуне, привораживающем словом.

После его посещения в организациях и людях стали совершаться странные вещи.

Один мелкий банк вместо кредита выдал на доверии небольшие беспроцентные суммы малым предпринимателям без расписки, что спасало их отчаянное положение. И странно, банку стали возвращать полученное, и даже появились спонсоры.

Кто-то организовал спортивные состязания инвалидов, создал театр, где они играли Чехова.

А где-то организовалась служба безвозмездной помощи: передавали от богатых неимущим одежду «second hand», кормили бездомных, развозили по домам пьяных, помогали боязливым гастарбайтерам, обитающим в рыночных подвалах и норах, тушили пожары. Старушка-нищенка собирала на паперти милостыню, чтобы поставить памятник погибшим солдатам.

Некоторые стали отказываться от установленных норм жизни. Известный литератор перестал писать и уединился где-то в провинции, навеки скрыв свое лицо. Бородатый ученый, сделавший открытие мирового значения, отгородился от пристающего мира, не пришел получать премию, уединившись у себя на даче, и во время официального чествования уехал на рыбалку. Даже сознание, что в любой момент может стать богатым и знаменитым, не прельщало его. Общество потешалось, и было оскорблено немыслимым: как можно отказаться от миллиона евро?

Качество товаров ряда фирм, лихо рекламируемых в телевизионных роликах, действительно стало соответствовать: покупатели всерьез поверили, что их продукты без генетически модифицированных добавок; цельное молоко на самом деле цельное, а порошковое стыдливо называли «молочным напитком»; хлеб стал вкусным, чудесно пористым.

Некоторые олигархи (странно, после знакомства со Стариком) стали покупать за границей увезенные за границу ценности и дарить их государству, обещали отдать свои миллиарды на благотворительность, правда, после смерти. Благотворительность становилась престижной.

Впрочем, было бы нелепо приписывать Старику все хорошее, что стало происходить на свете, хотя его видели во всех этих местах. Скорее всего, он был наблюдателем, Смотрящим от Единого, как видно из его рукописи на рулоне для факса, оставленной в нашей организации.

«Я послан увидеть начало третьего тысячелетия, когда наступит конец света (здесь считают от рождества Сына Человеческого, как было предсказано), если человеческий род не сумеет найти пути к Золотому веку всеобщей близости и доверия, и это свершится в сороковом колене.

Мне пришлось ходить и на запад, и на восток, и до пределов земли, и было тяжело мне, спасавшему мир моей неистовой верой, когда ходил по земле с окровавленными стопами, голодный, в лохмотьях, учил добру и любви, слыша проклятья и побиваемый камнями, и посылал осуждения грешникам и восславлял праведных, за кого молил перед суровым Господом Мира.

И дано было видеть и наблюдать, что изменилось с тех пор, как люди были оставлены и предоставлены самим себе. Как с крутых стен монастыря на высокой горе, открылось сокровенное на земле, что было сокрыто в мое время, небывалый искусственный мир, как будто человеческий род в похоти ума залез на небесную лестницу. Это превосходит любые сказания в мое время.

Народы расселились везде, куда только проникает взгляд, застолбили свои земли и сидят по своим углам. Видели мои очи места новых жилищ: от знакомых маленьких домиков до великих и широких одинаковых домов с ячейками-пещерами, где живут скопища людей, и возвышенных стеклянных храмов избранных, отражающих голубое небо и облака, и качающихся в вышине вавилонских башен-«небоскребов», высоту которых люди внизу перестают замечать. Их формы, освобожденные от мистического квадрата – земли, и круга – неба, стали гибкими и плывущими.

И небо, и почва, и недра стали полностью существовать для живущих на земле, так как они расплодились, и стало мало пищи для них. Везде я видел полезное, что делается людьми для людей. Здесь распределили всю природу по специальным устройствам-уловителям. Черную горючую жидкость заключили в трубы, и от нее малая часть сынов человеческих, как в старое время посланцы богов, получает огромные богатства. Всю землю опутали паутиной дорог из железных полос и каменных покрытий, по которым ездят железные повозки; проволочной сетью прирученных людьми молний, которых раньше не могли ничем удержать; и везде массы света, и они блестят для облегчения жизни и услащения глаз. Само небо приручили железные птицы, подобные свергнутым с неба ангелам-демонам Азазелю и другим, и их начальнику Семьязе.

Увидел и узнал то, что мне доступно, что наспех заметил и усвоил из книг и экранов с живыми тенями, такие чудеса и изменения, и много таких сотворенных слов, что невозможно было предвидеть ни одному смертному, зревшему будущее в пределах моей эпохи, закрытой пеленой, за которую не удалось выйти никому, кроме меня.

Здесь устраивают олимпийские игры, триумфы побед в войнах, празднества Диониса: дни смеха, фестивали, «фабрики звезд», аукционы, разные «тусовки» – веселье любви, мирные состязания, приносящие победителям деньги.

В обиход снова вернулись пропавшие слова «товарищ», «друг». Певцы сладко поют о чудесной жизни, состоящей только из любви. Все говорят о любви. «Главное – стремление к добру! Горение в любви». Ценятся песни о любви. Люди-тени, видимые на расстоянии на экранах в специальных ящиках – «телевизорах», возвещают старинное учение о гедонизме.

Неслыханное изобретение, связавшее все дальнее и близкое – «интернет», сразу обнаживший всемирную помойку греховности человеческой внутренности, теперь изнывает от любви, соединяя слушающих в едином порыве веселья и близости.

Увидел воочию готовность воплотить мечту человеческих племен о всеобщем единении, чтобы они, как избранные, стали ходить и шествовать по земле. Пока не узрел новые откровения Единого. И удивился, что благодаря невиданному облегчению, цивилизация расслабляет, не меняя душу, отучает напрягать усилия, чтобы понимать себя и все события. Люди озабоченно смотрят вниз, всюду грозят друг другу, все время идут войны. Если обрушится искусственный мир, то люди, отвыкшие от своих древних умений в природе, сразу вымрут. Или обнажится то звериное, что всегда было в них с древности.