Тамерлан Агузаров - Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)

• Название: Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)
• Автор: Тамерлан Агузаров
• Издательство: ЛитагентПроспект (без drm)eba616ae-53d9-11e6-9ba0-0cc47a1952f2
• Жанр: Юриспруденция
• ISBN: 9785392195190

Работа посвящена наиболее сложным проблемам уголовно-правовой охраны государственной власти. В ней определяется механизм такой охраны и исследуются вопросы его социальной обусловленности, дается характеристика признаков составов преступлений: посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля; посягательства на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование; угрозы или насильственных действий в связи с осуществлением правосудия или предварительного расследования; неуважения к суду; клеветы в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава; посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа; применения насилия в отношении представителя власти; оскорбления представителя власти. В работе обосновывается необходимость самостоятельной уголовно-правовой охраны главы государства – Президента РФ. В связи этим показаны ее концептуальные основы и предложена теоретическая модель соответствующей главы УК РФ. Законодательство приводится по состоянию на 1 сентября 2015 г. Для преподавателей, научных сотрудников, аспирантов и студентов юридических вузов.

---

Еще одна проблема, возникающая в связи с признанием общественной опасности в качестве основания уголовно-правовой нормы, – ее достаточность для криминализации. О ней говорят многие ученые, но ее роль оценивают по-разному. Одни авторы, не выделяя степень общественной опасности в качестве самостоятельного момента, например, пишут: «Лишь то деяние может быть правомерно криминализировано, общественная опасность которого достаточно (с точки зрения уголовного права) высока»[41].

Н. А. Лопашенко детерминирующую роль общественной опасности дифференцирует: саму общественную опасность она, как указывалось, относит к основанию уголовно-правовой нормы, а ее достаточность – к принципам криминализации[42]. На наш взгляд, вряд ли можно согласиться с этим утверждением. Степень (достаточность) опасности нельзя рассматривать отдельно, в отрыве от самой опасности. Она неотъемлемо присуща основанию криминализации деяния, не может учитываться самостоятельно как принцип криминализации. К тому же, степень как таковая не соответствует значению указанной категории (принципу).

Для уголовно-правового нормотворчества важное значение имеет общественная опасность не каждого, отдельно взятого деяния определенного вида против власти (см. анализ конкретных преступлений против основ конституционного строя, правосудия и порядка управления), а типовая характеристика их общественной опасности (типовая степень общественной опасности). Т. А. Лесниевски-Костарева обосновано указывает: «Типовая степень общественной опасности отличается тем, что она характеризует степень опасности в рамках определенной меры, вследствие чего она может быть типизирована, регламентирована в законе. …В законе невозможно отразить индивидуальные черты содеянного и опасность конкретной личности. …В отличие от типовой степени общественной опасности индивидуальная степень характеризует более мелкие перепады в степени общественной опасности в сравнении с типизированной степенью либо те из значительных перепадов, которые не являются обычными для данной категории дел и вследствие этого не могут быть типизированы в законе»[43].

Вторым основанием рассматриваемых уголовно-правовых норм выступает нормативная правовая предопределенность защиты власти как на уровне Конституции РФ, так и на уровне федеральных законов (об этом подробно говорится при характеристике конкретных составов преступлений, а также при обосновании необходимости дополнения УК РФ нормами об ответственности за посягательства на главу государства – Президента РФ). Таким образом, законодатель реализовал конституционное требование обеспечения неприкосновенности власти, создав соответствующие нормы уголовного права. Отрицать это обстоятельство – значит вступать в противоречие как с бытием уголовного закона, так и общепризнанным законодательным утверждением о том, что Уголовный кодекс РФ основывается на Конституции РФ (ч. 2 ст. 1 УК РФ). Это положение, на наш взгляд, следует воспринимать, во-первых, как необходимость обеспечения соответствия уголовно-правовых норм нормам Конституции РФ, и, во-вторых, как «истоки (политические, идеологические и юридические силы), которые питают нормы уголовного права, положены в основу уголовного законодательства и конкретизируются в нем»[44].

Ряд авторов к числу оснований уголовно-правовой нормы относят распространенность деяния, т. е. полагают необходимым учитывать возможную повторяемость как необходимое свойство деяния, признаваемого законом преступлением. «Распространенность определенного вида деяний не влияет на типовую степень их общественной опасности, так как не входит ни в одну из подсистем, результатом взаимодействия которых становится общественная опасность, – ни в объект охраны, ни в элементы деяния как составляющей источника опасности. Однако распространенность в числе прочего предопределяет возникновение опасности причинения вреда общественным отношениям, являющейся основанием норм уголовного права третьего уровня, поскольку характеризует источник опасности, понимаемый в одном из аспектов как множественности общественно опасных деяний, совершенных в пределах определенной территории за определенный промежуток времени»[45]. Однако многие специалисты не без основания считают, что распространенность деяния при криминализации не играет роли[46], а в некоторых случаях, наоборот, свидетельствует в пользу применения не уголовно-правовых, а иных средств воздействия. Преступления против власти априори не могут быть распространенными (см. характеристику конкретных преступлений). В противном случае имеет место либо нелегитимная власть, либо террор власти против общественных деятелей (другие деяния не относятся к посягательствам против власти).

Наряду с основанием криминализации деяния выделяются поводы к созданию уголовно-правовой нормы. Так, В. Н. Кудрявцев и В. В. Лунеев пишут: «На практике нередко причиной криминализации выступает не научное изучение социальной действительности, а совершенно случайное событие (возможно, вызвавшее общественный резонанс). Здесь мы имеем дело уже не с основанием для криминализации, а скорее только с поводом для нее»[47].

В последнее время исследователи ищут пути оптимизации процесса криминализации общественно опасных деяний, предлагают меры, в том числе и на законодательном уровне, которые, по их мнению, снизят риски принятия уголовно-правовых норм, не отвечающих требованиям социальной обусловленности. Так, Ю. В. Недотко предлагает дополнить УК РФ ст. 11 «Основания криминализации и декриминализации общественно опасных деяний», в которой применительно к рассматриваемой проблеме указать: «Криминализация общественно опасных деяний, то есть включение таковых в Уголовный кодекс в качестве преступных и уголовно наказуемых, осуществляется при наличии достаточной их общественной опасности и распространенности, с учетом целесообразности, а также процессуальной и криминалистической возможности уголовного преследования»[48]. Подобного рода нормы, во-первых, не согласуются с целевым назначением Уголовного кодекса, они адресованы законодателю, а не правоприменителю; во-вторых, произвольно выбранный набор оснований и критериев криминализации, преобладание понятий, требующих своего разъяснения (например, целесообразности уголовного преследования), делают ее практически непригодной. Если уж и говорить о нормативном регулировании выработки правовых норм, то это надо делать, скорее всего, специальным законом, а не уголовным законодательством.

Как уже говорилось, власть заинтересована в своей охране, в этом же, как правило, заинтересовано и общество. Именно последним обстоятельством диктуется необходимость ее уголовно-правовой защиты, а уголовный закон в этом случае получает определенную легитимность.

§ 2. Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля

В ст. 277 УК РФ анализируемое преступление сформулировано как «посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность».

На практике, по указанным ранее причинам, оно встречается нечасто, за 1997–2014 гг. всего зарегистрировано 44 преступления (см. табл. 1).

Таблица 1

Как явствует из приведенных данных, более пяти преступлений в год не регистрировалось. Учитывая резонансный характер подобного рода деяний, говорить об их латентности не приходится. Преступление признается деянием террористического характера[49], следовательно, является составной частью более общего и опасного явления – терроризма[50].

Общественная опасность и видовой объект преступления в литературе раскрываются в целом одинаково. Деяние считается представляющим угрозу основам конституционного строя России и политической стабильности, поскольку создает обстановку, при которой могут обостриться противоречия в политической сфере, претерпеть урон авторитет государства на международной арене[51].

Однако в теории уголовного права высказаны и другие мнения, во многом отличающиеся нюансами. Это особенно заметно по полемике между С. В. Дьяковым и А. В. Наумовым, критикующим друг друга по поводу классификации преступлений, объединенных в гл. 29 УК РФ, в основу которой каждый из авторов кладет непосредственный объект соответствующего деяния. В конечном счете А. В. Наумов вынужден признать, что «классификация таких преступлений есть просто-напросто рабочая классификация, позволяющая понять юридическую природу рассматриваемых преступлений, не претендуя на абсолютную “научную строгость и чистоту”»[52].

А. И. Рарог считает, что рассматриваемое преступление посягает на политическую систему РФ[53], А. В. Наумов – на конституционный принцип политического многообразия и многопартийности[54]. С. В. Бородин исходил из того, что посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля нарушает внутреннюю безопасность государства[55]. Аналогичную точку зрения высказывает Е. В. Благов[56]. Однако следует согласиться с утверждением о том, что «группы преступлений, выделяемых в литературе как посягательства только на внешнюю или только на внутреннюю безопасность, явно неоднородны и нуждаются в большей дифференциации…»; «… классификация преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства в зависимости от их непосредственного объекта должна быть более дробной»[57].