Френсис Фицджеральд - Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник)

• Название: Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник)
• Автор: Френсис Фицджеральд
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-09154-5

Сборник новелл Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда наиболее полное собрание малой прозы писателя. Впервые все опубликованные самим Фицджеральдом рассказы и очерки представлены в строгом хронологическом порядке. Тексты публикуются в новых аутентичных переводах, во всей полноте отражающих блеск и изящество стиля классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда.

---

– Да, я играю… Но я не…

Пару разбил мужчина с выдающимися зубами. Эдит вдохнула слабый аромат виски. Она любила слегка подвыпивших мужчин: они всегда были веселы, податливы и любезны, разговаривать с ними было одно удовольствие.

– Меня зовут Дин, Филип Дин, – весело представился он. – Знаю, меня вы не помните, но я был на последнем курсе, а вы ездили в Нью-Хейвен к моему соседу по комнате, его звали Гордон Стеррет.

Эдит тут же посмотрела ему в глаза:

– Да, я дважды к нему приезжала – на бал «Башмак и лодочка» и на бал первокурсников.

– Вы его, конечно, уже видели, – беззаботно сказал Дин. – Он сегодня здесь. Я его видел минуту назад.

Эдит вздрогнула, хотя была абсолютно уверена, что он непременно будет здесь.

– О, нет, я еще не…

Их пару разбил рыжий толстяк.

– Привет, Эдит! – сказал он.

– О, привет…

Она поскользнулась и сбилась с такта.

– Прости, дорогой, – машинально пробормотала она. Она увидела Гордона, вялого и бледного Гордона… Он стоял, опираясь на дверной косяк, курил и глядел в танцевальный зал. Эдит заметила, что он выглядел исхудавшим и больным, а рука, поднесшая к губам сигарету, дрожала. Они танцевали совсем недалеко от него.

– …приглашают так много никому не знакомых парней, что… – говорил ее низкорослый партнер.

– Привет, Гордон! – Эдит окликнула Гордона, оказавшегося прямо за плечом ее партнера. Сердце ее бешено колотилось.

Его большие черные глаза смотрели прямо на нее. Он шагнул к ней. Партнер развернул ее; она услышала, как он проблеял:

– …но половина парней из тех, кто приходит, просто напиваются и вскоре уходят, так что…

Тут сбоку послышался низкий голос:

– Прошу прощения… Разрешите пригласить?

И вот она уже танцует с Гордоном; он обнимает ее рукой; она чувствует, как эта рука судорожно напрягается, чувствует, как растопырены его пальцы у нее на спине. Ее рука с миниатюрным кружевным платочком зажата его рукой.

– О, Гордон! – еле слышно произнесла она.

– Привет, Эдит.

Она опять сбилась с такта – ее бросило вперед, и она коснулась лицом черной ткани его смокинга. Она любит его – она была уверена, что она его любит! А затем на минуту воцарилась тишина, и у нее вдруг возникло незнакомое тревожное чувство. Что-то было не так. Ее сердце ни с того ни с сего дернулось, а затем, когда она поняла, в чем дело, будто перевернулось. Он был жалок, несчастен, немного пьян и вымотан!

– Ах! – невольно воскликнула она.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Она вдруг заметила, что глаза были сплошь в красных прожилках и беспорядочно вращались.

– Гордон, – тихо сказала она, – давай присядем. Я хочу отдохнуть.

Они были почти посередине зала, но она заметила, как с противоположных сторон к ней устремились сразу двое; поэтому она остановилась, схватила вялую руку Гордона и, толкаясь, повела его сквозь толпу. Губы ее сжались, лицо под румянами побледнело, а в глазах показались слезинки.

Она нашла место повыше на покрытых мягким ковром ступенях лестницы, и он тяжело плюхнулся рядом с ней.

– Я очень рад видеть тебя, Эдит, – начал он, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд.

Она молча посмотрела на него, и это произвело на нее неизгладимое впечатление. Многие годы она наблюдала мужчин в раз личных стадиях опьянения, начиная от пьяненьких дядюшек и вплоть до упившихся в дым шоферов, и гамма ее чувств при этом простиралась от веселья и до отвращения, но сейчас она впервые была охвачена новым для нее чувством: ее обуял неизъяснимый ужас.

– Гордон, ты выглядишь кошмарно! – с осуждением, чуть не плача, произнесла она.

Он кивнул:

– У меня неприятности, Эдит.

– Какие неприятности?

– Много всего. Не вздумай рассказывать родным, но я пропал. У меня большие неприятности, Эдит.

Его нижняя губа отвисла. Казалось, он говорит в пустоту.

– Но, может, ты… – Она замялась. – Расскажи мне об этом, Гордон! Ты ведь знаешь, я всегда готова тебя выслушать.

Она закусила губу – ей хотелось сказать что-то более решительное, но она так ничего и не смогла из себя выдавить.

Гордон отрешенно покачал головой:

– Я не могу тебе рассказать. Ты честная девушка. Я не могу рассказывать такие вещи честной девушке.

– Чушь! – вызывающе сказала она. – Мне кажется, что назвать кого угодно «честной девушкой» в таком тоне – оскорбление! Это удар ниже пояса! Ты пьян, Гордон!

– Благодарю. – Он с серьезным видом наклонил голову. – Благодарю тебя за информацию!

– Зачем ты напился?

– Потому что я чертовски несчастен.

– Думаешь, пьянство тебе поможет?

– Да ты что, пытаешься наставить меня на путь истинный?

– Нет. Я хочу тебе помочь, Гордон. Расскажи мне все.

– У меня ужасные неприятности. Для тебя же лучше сделать вид, что ты меня вообще не знаешь.

– Почему, Гордон?

– Прости, что я пригласил тебя на танец, это было нечестно по отношению к тебе. Ты чистая девушка, и все такое… Давай-ка я сейчас попрошу кого-нибудь с тобой потанцевать?

Он неуклюже встал, но она подняла руку и опять усадила его рядом с собой на ступеньки:

– Слушай, Гордон! Ты смешон. Ты меня обидел! Ты ведешь себя, словно… Словно сумасшедший!

– Признаю. Я слегка не в себе. Со мной что-то не то, Эдит. Я потерял какую-то часть себя. Да какая теперь разница…

– Разница есть. Расскажи мне!

– Расскажу только одно. Я ведь всегда был чудаком – слегка отличался от других ребят. В университете это ничего не значило, но сейчас все стало иначе. Внутри меня четыре месяца что-то рвалось, будто швы на костюме, который вот-вот развалится, едва лопнут последние ниточки. Я понемногу схожу с ума.

Он посмотрел на нее широко открытыми глазами и вдруг стал смеяться, а она отшатнулась от него:

– В чем дело?

– Во мне! – повторил он. – Я схожу с ума. Я здесь, будто во сне, – весь этот ресторан, все это вокруг…

Прямо на глазах он вдруг совершенно изменился. В нем больше не было легкости, веселья и беззаботности – им полностью овладели апатия и уныние. Ее охватило отвращение, а за ним последовала легкая, внезапно нагрянувшая тоска. Ей показалось, что его голос доносится из глубокой бездны.

– Эдит, – сказал он, – я думал, что я умный и талантливый. Я думал, что я художник! Теперь я знаю, что я – никто. Я не умею рисовать, Эдит. Даже не знаю, зачем я тебе все это рассказываю.

Она с отсутствующим видом кивнула.

– Я не умею рисовать, я ничего не умею. Я беден, как церковная крыса! – Он рассмеялся, горько и чрезмерно громко. – Я превратился в презренного нищего, я стал пиявкой для своих друзей! Я неудачник. И я чертовски беден!

Ее отвращение росло. На этот раз она уже едва кивнула, ожидая первой же удобной возможности, чтобы встать и уйти.

В глазах Гордона вдруг показались слезы.

– Эдит, – сказал он, и было видно, что он с большим трудом держит себя в руках, – не могу даже выразить, что значат для меня твои слова о том, что на свете еще остался хотя бы один человек, готовый меня выслушать!

Он потянулся, чтобы погладить ее по руке, но она тут же непроизвольно отдернула руку.

– Я тебе крайне признателен, – повторил он.

– Ну что ж, – медленно проговорила она, глядя ему прямо в глаза, – я всегда рада старым друзьям. Но мне очень неприятно видеть тебя в таком состоянии, Гордон.

Последовало молчание – они просто смотрели друг на друга, и появившийся на мгновение в его взгляде пыл угас. Она встала и стояла, глядя на него непроницаемыми глазами.

– Пойдем потанцуем? – равнодушно предложила она.

«Любовь – хрупкая вещь, – думала она, – но обломки, может быть, и можно спасти; то, что вертелось на языке, что могло бы быть сказано… Новые слова любви, разученные ласки – их можно сохранить для другого любимого».

V

Питер Химмель, кавалер прекрасной Эдит, к пренебрежению не привык; но им пренебрегли, и он чувствовал обиду, унижение и стыдился самого себя. Вот уже два месяца их отношения с Эдит Брейдин подразумевали, что письма должны были доставляться непременно в тот же день и первым классом, а поскольку он знал, что единственной причиной и объяснением отправки писем первым классом служит ценность корреспонденции в сентиментальном плане, он был убежден в том, что у него имеются кое-какие права. Тщетно пытался понять он причину, по которой Эдит заняла столь непримиримую позицию в отношении банального поцелуя. Поэтому, когда их пару разбил усатый танцор, он вышел в фойе и, составив фразу, повторил ее про себя несколько раз. В значительно урезанном варианте фраза звучала так:

«Что ж, девушка имеет право увлечь мужчину, а затем его бросить, и именно это она и сделала; пусть пеняет теперь на себя, а я пойду и хорошенько напьюсь».

С этим он и прошел через зал, где шла подготовка к ужину, в примыкающую комнату, которую приметил еще в начале вечера. В комнате стояло несколько больших чаш с пуншем, окруженных по бокам множеством бутылок. Он сел на стул рядом со столиком, на котором стояли бутылки.