Нина Еперина - Круги ада

• Название: Круги ада
• Автор: Нина Еперина
• Жанр: Русское современное

Каждому человеку Бог дарует возможность исправления, если его жизненный путь не совпадает с предначертанным, но…, а если он совпадает? А если это кармическое и жизнь, которую тебе дали в этой инкарнации является одной из учебных для возможности понятия, что такое хорошо, а что есть плохо. Ведь не просто так рождаются на свет Чикатило или в нормальной семье ребенок вдруг становится нетрадиционной ориентации? Что это? В наказание или для опыта? Почему Души наши должны пройти разными дорогами и испытать за время проживания своих семидесяти или более жизней разные судьбы? Монаха или бандита, проститутки или «синего чулка», судьи или преступника?

В этом романе женщине выпала суровая судьба, судьба человека с самого дна человеческого общества. Проститутки. Но, даже посылая нас на Землю с такой страшной судьбой, ОН дарует нам варианты выбора, как поплавки, за которые мы можем ухватиться.

Вопрос? А хотим ли мы хвататься за эти поплавки или поплывем по течению жизненного потока в черную стремнину будущего, в надежде на что? На удачу в следующей инкарнации?

---

Потом они ехали в трамвае, и все входящие рассматривали её с большим любопытством, особенно молодые парни. То же самое продолжалось и в метро, и в автобусе. И с каждым следующим взглядом она становилась всё выше и выше, как бы выпрямляясь и подрастая в своих собственных глазах.

Таким был её первый выход на люди при полном параде.

Круг второй

Квартира, в которую они вошли, оказалась очень большой и красивой. Красивым оказался и подъезд, украшенный стеклянной будкой, и сидящая в ней крашеная блондинка средних лет. Она строго выспросила, к кому они пришли, и пропустила в лифт. Лифт был необыкновенный. В нём были зеркала и скамейка для сидения. А коридор, большой и высокий, с массивными, солидными дверьми, пугал своими размерами. Одна из дверей впустила их в нутро чужой и загадочной квартиры.

В квартире их встретила женщина средних лет. Она внимательно посмотрела на мать, на Настю, а потом усадила в кресла, стоящие прямо в прихожей и велела ждать. Они ждали минут двадцать. Анастасия рассматривала убранство этого странного для неё и чуть освещённого помещения с высокими потолками, и оно ей очень нравилось, хотя и пугало полумраком и загадочностью.

Прямо перед ними всю высоту стены занимало огромное зеркало с подсвечниками по сторонам, изображающими молодых обнаженных девушек, держащих факелы и красивой широкой тумбочкой перед ними. На тумбочке лежали перчатки и ещё какие-то непонятные и плохо различимые из её кресла вещи. Около зеркала стояла высокая ваза, стояла прямо на полу, и в ней были не бумажные цветы, а, почему-то, зонтики и палки с красивыми кручеными ручками и блестящими шарами на концах. С двух сторон от зеркала стену занимали большие картины, все тёмные от старости, в толстых, золотых, все в лепке, рамах. На одних были изображены серьёзные, пожилые мужчины в старинных платьях из бархата, с женскими рюшами по воротникам. На вторых обнажённые по плечам женщины, загадочно смотрящие в разные стороны и ещё загадочнее улыбающиеся. На третьих столы с разложенной на них едой, зачем-то уложенной на атласные шторы, свисающие как бы из-за рам снаружи и закреплённые там непонятно за что. На четвёртых кучи деревьев около реки или на взгорье вдалеке с толстыми, ухоженными коровами.

Картины были такие же странные и загадочные, как и вся квартира. Ей казалось, что эти люди на полотнах хотят что-то сказать, как будто о чём-то предупредить, но только её одну. Они смотрели в стороны, а сами косились на неё краем глаза и совсем уж загадочно улыбались. Они что-то знали, но она не понимала, что они хотят ей сообщить, какую страшную тайну открыть. Особенно понравился ей красивый и гордый молодой мужчина, висевший прямо сразу же около зеркала. Он строго рассматривал её, скосив глаза и загадочно улыбаясь. Она не могла отвести от него своих глаз ни на минуту с того момента, как только увидела на стене эту картину. Он приковал её внимание к себе настолько, что Настя не успела рассмотреть дальше, что ещё стояло в прихожей?

Дверь сбоку вдруг резко распахнулась, и в комнату быстро вошёл мужчина. Он подошёл прямо к ним и остановился напротив. Молодой мужчина на портрете оказался за его спиной и был почти закрыт его фигурой. Он старательно вытянул шею и стал подмигивать ей так усиленно, что это могло быть заметно со стороны, как ей показалось. Она немного испугалась, как бы мать не заметила те тайные знаки, которые посылал ей удивительный портрет…

– Ну, здравствуйте, голубушки! – сказал остановившийся напротив них человек, как-то плавно провёл рукой по воздуху, жестом указывая на открытую дверь и произнес торжественно – Прошу. – потом резко развернулся и вошёл в комнаты первым. Мать поднялась, подала ей руку и даже потянула к себе, потому что Настя никак не могла оторвать глаз от диковинного, живого портрета на стене.

Они вошли в большую комнату, тоже обставленную старинной мебелью, со стенами, почти полностью завешанными такими же разными и красивыми картинами. Картины были большие и маленькие, тёмные и светло-радостные, с людьми и животными, едой и деревьями, но очень внушительные в своём величии. Анастасия даже втянула голову в плечи, так сильно давили на неё эти бесчисленные картины. Старинная мебель, расставленная вдоль стен, тоже была какая-то очень толстая и внушительная. Рассматривать всё это подробнее было неудобно, да и некогда, потому что мать сунула её, как-то прямо в живот рукой за которую Настя держала её, в диван, куда она уселась с разбегу и испуганно затихла там, стараясь даже не дышать. Диван был большой и очень мягкий, отчего ей показалось, что она угодила прямо в его глубокие недра и никогда не сможет оттуда выбраться.

Мужчина опять остановился прямо напротив неё и стал рассматривать как-то совершенно откровенно. Тогда и Настя стала его рассматривать снизу вверх, начиная с обуви. На ногах у него оказались самые обыкновенные шлёпанцы, правда, не дранные, как у них дома, а почти новые. Дальше ноги были одеты в брюки. Брюки были тёплые и мягкие, это было понятно даже не на ощупь, но стрелок на них не было, почему-то. Над брюками на нём была одета тёплая рубашка навыпуск с разрезами по бокам и в очень крупную клетку, отчего он становился меньше и ростом, и всем своим телосложением. Само телосложение было даже хрупким, и как ей показалось, немного усохшим, потому что мужчина оказался невысоким пожилым человеком с маленькими руками и такими же маленькими ногами. Дальше ворота клетчатой рубашки рассматривать его она не посмела и остановила свои глаза на самой последней пуговице воротничка. Что было выше, только угадывалось зрительным кругозором, и единственное что она этим зрением увидела, что у него нет на лице бороды, которую она, почему-то, ожидала увидеть.

– Ну-с, голубушки, как доехали? – спросил мужчина высоким голосом, как-то почти визгливо, и только тогда она подняла глаза на его лицо.

Лицо у него было не совсем обыкновенное. Настя никогда ещё не видела такого лица ни в детдоме, ни на улице, ни в метро, где людей было больше всего. Первое, что бросалось в глаза и упорно цеплялось зрением, был большой шрам, проходивший по щеке от уголка глаза и обрывающийся почти на подбородке. Ещё на лице были большие и очень голубые глаза, занимающие почти всё пространство этого лица, проникающие прямо в её глаза, так ей тогда показалось. Но лучше всего лицо украшали большие и пышные, седоватые местами, усы. Они, как кусты вокруг клумбы, были красиво пострижены и располагались на щеках от самых ушей через его, в общем-то, очень симпатичное лицо к носу и поперёк шрама, куда он заныривал, а потом выныривал обратно. Всё остальное было обычное, как и у всех. Обычный нос, немного пупочкой, обычные брови, и даже та часть губ, которая видна была из-под усов, была обычная, и не тонкая, и не толстая. В вороте рубашки оказался шёлковый платочек, завязанный узлом. Он выглядывал из-за ворота только узлом, спрятавшись под рубашкой. Это платок очень поразил Настю. Она никогда не видела в её маленькой жизни мужчину с женским платком на шее.

Всё это она не успела рассмотреть хорошо, не позволяя себе таращиться на него долго. Она успела только кинуть взглядом, зацепив в памяти самое яркое.

– Спасибо, доехали нормально. – выдала мать полу басом.

Это было сказано как-то грубо и громко, так показалось Насте. После его высокого голоса её басистая фраза сильно врезалась в ухо, и даже покоробила.

– Ну что же, давайте знакомиться. – изрёк он торжественно и протянул ей руку.

Она смотрела на него снизу вверх. Ей было очень неудобно протягивать руку так издалека, поэтому она стала выбираться из дивана, скользя попой по поверхности, каждой половинкой по очереди. Так она и выдвинула себя на край, причём ей казалось, что делает это она медленно и неуклюже. Ей стало стыдно и за материн бас, и за своё копание в этом глубоком диване. Но потом она всё-таки выбралась из его недр и поднялась, очутившись перед мужчиной нос к носу. Она всегда была невысокая, и когда её глаза оказались прямо на уровне его, то поняла, что и он не отличался большим ростом. Теперь они смотрели друг на друга в упор, и ей было неловко под этими голубыми глазами. Она с трудом оторвала свои глаза, и опустила взор всё на ту же пуговицу, нахально торчащую у него из-под подбородка, снизу под платком, но руку протянула. Он тут же обнял её руку сразу двумя своими и легонько пожал её, как бы приглашая к знакомству. Её худенькая ладошка пропала совершенно в его тёплых и мягких ладонях, и это ей понравилось так, что она опять подняла на него свои глаза и опять утонула и в их ласковом выражении, и в теплоте его ладоней. Вся её зажатость тут же испарилась, вкравшись в сердце теплотой вот этого пожатия и его таких ласковых глаз. Никто и никогда ещё не смотрел на неё так ласково, так тепло и душевно не пожимал её руку.

– Меня зовут Морис Фёдорович. Я подданный Франции, мои дедушка и бабушка были русскими и после революции эмигрировали за границу, но я очень люблю Россию и живу в Москве уже пять лет. – он пристально смотрел на неё и улыбался и ей, и этим своим словам.