Владимир Данчук - В садах Эдема

• Название: В садах Эдема
• Автор: Владимир Данчук
• Жанр: Русское современное
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98948-027-2

Владимир Иванович Данчук известен православному читателю по книгам «Священная история Нового завета», «Жития святых» (избранные), «Книга живота».

«В садах Эдема» – книга о семье, о детях, построена в форме дневника, светом детской невинности проникнуты все, от первой до последней, страницы. Однажды Ф. М. Достоевский заметил, что «рядом с детьми душа лечится». А Господь наш Иисус Христос сказал о детях, что «таковых есть Царствие Небесное». Отсюда – идея и название книги.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Еду в библиотеку – сдавать Карамзина («Неизданные сочинения и переписка», Спб.,1862). Выписал немного, особо важных мыслей нет, но масса милых подробностей. Он восхищался императрицей Елисаветой Алексеевной («Она ещё хороша лицом, миловидна, стройна, имеет серебряной голос и взор прелестный»), дружил с великой княгиней Екатериной Павловной, любимицей Александра Благословенного (после смерти первого мужа она вышла замуж за короля Вюртембергского). С удивлением натолкнулся на совершенно не известное мне имя французской писательницы de Souza: «Ввечеру, – пишет он царице в 1823 году, – уложив детей, читаем романы г-жи Сузы – и я всё ещё плачу как ребёнок». Статья о Польше – показательна. Еду.

02.12.84

Вечер, одиннадцать часов; за окном -16°. Сажусь переписать Олино письмо к Танечке Щукиной:

«…Спасибо, милые, и за гостинец, и особенно за письмо. Трудно описать, милая Танечка, ту теплоту сердечную, которую я испытываю, вспоминая тебя. Я думаю, что это чувство отдалённо похоже на ту любовь, которую должны испытывать христиане друг ко другу. Но оно редко посещает меня в отношениях с другими моими ближними. И это говорит о том, что заслуга в нём не моего грешного сердца. Просто трудно не ответить тебе тем, что есть в тебе в избытке.

…Дети спят; это случается редко, чтобы они уснули одновременно. Володя на работе, и наконец можно посидеть и побеседовать с вами.

Время наше течёт незаметно, хотя мы и не в суетливой Москве, а в медлительной Самаре. Но ты, Танечка, очень верно сказала о том, что есть для тебя время; я не помню дословно, но смысл чувствую хорошо – кажется, о сердечных впечатлениях. Только и можно противостоять его потоку, помятуя о вечности, которую Господь благодатно запечатлевает в сердце.

Володя с Лизанькою возвращались по тёмным улочкам домой от Наташи, шли молча, вдруг Лизанька остановилась и сказала: «Отесинька, я чувствую Бога» – «Как ты чувствуешь?» – «Чувствую в небе».

Вот какие мгновения бывают у наших ангелов.

Приезд Чугуновых нарушил наше почти монастырское уединение – встреча с ними была светла и радостна. Они, наверное, уже рассказали вам о своих впечатлениях. Я же лишь сообщу, что наши батюшка с матушкою специально приезжали к нам, чтобы повидаться с нашими гостями. Отец Иоанн целый вечер беседовал с моей мамой, и она слушала батюшку внимательно, всё соглашалась и поддакивала, так что мы диву давались.

Дорогая Танечка, благодарим тебя за сказочку Жуковского. Очень о вас скучаем. Чугунов рассказывал, что на Рождество опять собирается к вам. Хотели бы и мы быть с вами, но вряд ли решимся отправиться в дальний путь с Иванушкою. Он стал таким беспокойным мальчиком. Ни сидеть, ни лежать один не хочет. Кричит отчаянно, пока не возьмёшь его на руки. На руках же сразу успокаивается и начинает очень добродушно всем улыбаться…»

06.12.84

Лизанька у нас простыла недели две-три назад, и всё прибаливала. Чугуновы приехали к нам 20-го, вчетвером, и жили 9 дней (от нас они поехали к Щукиным). Жили мы дружно, шумно и весело, омрачаемые только простудными недомоганиями: вновь переболела Лиза, потом занедужила Варя, Галя пару дней плохо себя чувствовала… Слава Богу, всё обошлось без осложнений. Я дважды подменялся на работе, чтобы побыть с гостями, и первые дни мы с Володей беседовали очень оживлённо (я прочитал другой вариант «Невесты»). Потом детские болезни и хлопоты несколько рассеяли нас. Перед отъездом Чугуновых в Москву мы принимали дорогих гостей: батюшку с матушкой. Случайно или нет, но они угадали на пятилетие нашего с Олечкою венчания.

У отца Иоанна и Анастасии Антоновны – новое увлечение, т. е. батюшка мне и раньше говорил, что они стали как-то по-особенному питаться, но вот так подробно и «пропагандистски» они, перебивая друг друга, рассказали в первый раз. И мне невольно стало казаться, что о. Иоанн и в самом деле выглядит гораздо свежее обычного. На нашу маму их рассказы произвели сильное впечатление – она перестала есть мясо!..

Чугуновы уехали, и Лизанька заболела снова; обнаружили у неё на шейке опухоль. Матушка сказала: это – зуб! И вчера утром я, в сопровождении Анастасии Антоновны, возил маленькую девочку в стоматологическую больницу – ей вырвали первый в жизни зуб… Слёз было меньше, чем можно было ожидать. И всё-таки: какая она жалобная! Болеет уже третью неделю; опухоль под левой щёчкой немного изменила её голосок – она говорит теперь гортанно, как чужеземная птичка…

Возвращаемся из больницы. Я везу её на санках, спешу – чтобы не замёрзла. Сидит нахохлившись, сложив ручки на коленках. В двух шагах от нас, по дороге, обгоняя с монотонным рёвом, несётся бесконечный поток машин. И вдруг в этом рёве я слышу негромкий, со вздохом, голос:

– Отесинька, хочу на ручки…

09.12.84

Пришли письма: от Танечки (о Чугуновых пишет: «такие родные лица»), от Миши – коротенькое и печальное – и от Володи Чугунова с рассказом о московских впечатлениях (Гоголев так и называет меня двоеверцем – мол, помимо религии он, т. е. я, ещё и стихи любит почитывать; грешен – люблю). А Оля написала Новиковым:

«…Думаю, что много радостей узнает ваша душа, когда появится в вашей семье маленький ангел с печатью иной жизни, иного мира, так явственно видимой на его лике в первые дни и недели его мучительной жизни с нами…

Володя по-прежнему работает сторожем при храме. Работа ему нравится, и мы уже не представляем, где ещё можно работать, как не там. Какие бы искушения там не встречались, всё же совсем другие люди, другая атмосфера, другие слова и мысли вокруг.

…Один русский писатель сказал, что семейных людей пронизывают мысли о монашестве, а монашествующих – мысли о семейной жизни. Мы с Володею лишь с рождением Иванушки стали будто немного понимать, для чего люди остаются одинокими и идут в монастырь. Но – на всё воля Божия. Господь не сказал, что спасётся монашествующий или семейный, но „претерпевый до конца”. Так что будем терпеть и нести немощи друг друга и любить Бога всею душею и всем сердцем. Помоги вам Господь.

Кланяемся вам низко. Храни вас Господь и Пресвятая Богородица. Пишите…»

14.12.84

Искупали и уложили Иванушку; вот уже второй день он засыпает у нас в 8 часов – вчера вечером я вынес его на улицу и с четверть часа покатал на санках; он уснул так крепко, что Олечка размотала и уложила его в коляску безо всяких затруднений. Уже недели три, как он держится на ножках. Ещё при Чугуновых я ставил его в Лизину кроватку и цеплял ручки за перильца – и он держался! Недолго, правда.

Завтра мне на дежурство… Я голодаю уже в шестой раз, каждые среду и пятницу (взял благословение у о. Иоанна Гончарова). Олечка утверждает, что у меня изменился цвет лица; я же никаких изменений в себе не наблюдаю.

Чуть не забыл: несколько дней назад, когда я укачивал Иванушку, он, бесцельно болтая ручками и ножками, вдруг вынул изо рта соску, посмотрел на неё отрешённо и сунул обратно; вынул и в другой раз, но опять засунуть в ротик так и не сумел, возя пустышкой по личику… Сегодня же, в такой же ситуации, он проделал эту операцию раз десять, пока я не уверился, что это не случайность.

Вчера, по дороге из библиотеке, Лизанька напевала песенку про курочку, пропуская строки. А я никак не мог их припомнить. Сегодня, проснувшись, спросил у Олечки и, лежа, повторял громко – специально для Лизаньки:

Ах, какая курочка у меня жила!
Ах, какая умница курочка была!

– А паком куда девавась курочка?

– Не знаю… – растерялся я.

– Навенное, умерла? Птицы хэ мало хывут?

– Мало…

– Умерла курочка, – утвердительно сказала Лиза.

Но через минуту сама с выражением распевала: «Ах, какая курочка у меня жила!..»

Ответил Мише: «…родным и милым чувствую и принимаю православный мир; не безгреховным – далеко нет! – но милым и родным. Как широк и разнообразен, как личен этот незримый, построяющийся энергией святых, поток православной культуры – профанного бытия, освящённого, по милости Божией, оформляющей силой культа, „силовым полем” его. Я дочитываюсь до восторга; я не мыслю их, этих учителей и товарищей моих (братьев!) погребёнными – так жива, так сладка и упоевающа их речь… Как бы ни мудрил нынче Гоголев, до гроба останусь признателен ему за то, что тёмными речами своими он открыл мне этот родной мир, родной настолько, что нет для меня в нём ни прошлого, ни будущего – единое настоящее (поле битвы)…

Или я очарованный? Но жизнь убеждает меня в том же: без реальнейшего – нет реального. Теперь я прямо погружён в стихию православную – люди простые и полуграмотные окружают меня. Не всё в них на мой вкус, но нельзя не любоваться ими. Есть среди них и хитрые, и жадные, и гордые, и просто грубые, но лучше места мне было не найти, чтобы въявь, вживе увидеть, „пощупать” то, что я называю православной традицией. Все они (и я) ниже её, она умнее нас, и странно слышать, как загрубелый в работах человек говорит мысль тонкую, как дерзкий грубиян подчиняется смыслу изящному, как соблазнившийся („падший”) произносит слово назидательное. Вот что самое ценное в человеке – вера, она и делает его человеком вполне.