Александр Строганов - Сочинения. Том 1

• Название: Сочинения. Том 1
• Автор: Александр Строганов
• Жанр: Русское современное

«Писатель Строганов проник в „тонкие миры“. Где он там бродит, я не знаю. Но сюда к нам он выносит небывалые сумеречные цветы, на которые можно глядеть и глядеть, не отрываясь. Этот писатель навсегда в русской литературе». Нина Садур.

---

Мы одиноки. Мы одиноки на протяжении всей своей жизни. От рождения до самой смерти. Если улучить минутку-другую и прислушаться к себе, можно уловить это состояние.

Одиночество

Преодолев мглу, можно рассмотреть эту крохотную скромную и всегда смущенную, по-осеннему пахнущую яблоками с примесью копоти теплую бездыханную комнатку с подростковой кроваткой у окна, креслом-качалкой и кипельно белыми занавесками, где нет ни картинок, ни пожелтевших фотографий, ни утвари, где тишину можно подкладывать под голову, точно пуховую подушку. Стоит на мгновение увидеть эту комнатку, как многое становится очевидным. И настоящее, и, что немаловажно, бесконечное будущее.

Как видите, ничего общего с миром событий. Все намного значительнее. Главным в мире событий является мотивированная беседа. То есть, разговор, в котором каждый из собеседников точно знает, чего он хочет от своей (своего) визави. Беседа, которая непременно повлечет за собой действие.

Беседа.

Хотите знать, как выглядит такая беседа? Вернемся на вокзал.

Тема Турандот

Не без сожаления отвлекаюсь от наблюдения за осой, выбираю себе объект из мира событий. Пусть это будет двадцатилетняя особа с вдохновенно вздернутым носиком, слепящей точкой над верхней губой и надкушенным яблоком в руках, что уже битый час борется со сном, потому глаза ее подернуты ласковой синей пленочкой. Как на полотнах Модильяни. Мое явление для нее полная неожиданность. Зрачки тотчас заявляют о себе. От Модильяни не остается и следа.

Предварительно спросив разрешения, опускаюсь на шаткое сиденье подле нее. Выдерживаю необходимую в таких случаях паузу, боковым зрением отмечая, как наливается смятением ее тело.

Задаю блистательный вопрос, – Не знает ли она случайно, не изменится ли расписание поездов на Петербург на будущей неделе?

Получаю краткое «нет», но, через долю секунды спасительное «к сожалению». Всё.

Крысы и коты не случайно сопровождают нас на протяжении всей жизни. И собаки. Это – свидетели. И деревья и травы. Немые свидетели. И цветы. Свидетели.

А, может статься, и репортеры. Надо хорошенько подумать над этим.

Тема Турандот

Девушка готова к знакомству. Но еще не окончательно проснулась.

Затеваю романтическую песнь, – Там, в Петербурге уже несколько дней на удивление солнечная погода. В ответе звучит тема принцессы Турандот, – Правда? Я так давно не была там!

Всё.

Почему Турандот? Не знаю. Турандот, и все тут.

Вот не случайно на протяжении всей жизни нас сопровождают вызывающие персонажи. Все эти бродяги, истеричные дамы, незваные гости, перепачканные детки с рожками и языками, оплывающие восковые роженицы, кликуши, внезапные небритые ревнивцы и бледнолицые бандиты. Они созданы для того, чтобы провоцировать нас. Не верьте тому, кто скажет, что они существуют вне зависимости от нас, сами по себе. Это не так. Когда поздним вечером у себя во дворе вы встречаете стайку зябнущих (они почему-то всегда мерзнут), хулиганов, имейте в виду, они – для вас. Это – проверка. И вовсе не того, сумеете ли вы постоять за себя. Умеете ли вы сберечь свой звук? – вот вопрос. Слышите ли вы его? Слышите ли вы его? Слышали ли вы его прежде? Слышали ли вы его прежде? Спросите себя. Спросите себя, что было до того, как наступила эта кисловатая тишина?

И если вы по-настоящему внимательны к себе, если вы действительно любите себя, звук вернется. Просто виолончель уступит место альту, а труба – флейте. Или наоборот. А уж ритм эти ребятки вам зададут.

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

Тема Турандот

Дальше – по накатанному.

Ах, если бы не это признание в любви к северной Венеции, можно было бы надеяться еще на что-то. Оставался шанс на созерцательное обожание. А так – прогулка под дождем, беспричинный смех и обед с горячим бульоном.

– Как вас звать? – Лилит. – Правда? – Лилия, но друзья зовут меня Лилит. А что вас так удивило в моем имени? – Ничего. Вы голодны? – Очень.

Она очень голодна. Очень и очень голодна.

Всё.

Не стоит никого бояться. Ибо все вокруг и внутри – вы, и только вы.

Тема Турандот

Отмотаем несколько километров однояйцовых буден.

Сцена в ванной. Три недели спустя. Лилит мертвецки пьяна и прекрасна. Юбки нет, под глазами черные круги. Ее вырвало, но пахнет карамелью. Плачет, – Я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось. Я знаю, это закончится, но я не хочу этого, слышишь? Ты станешь презирать меня, обязательно будешь презирать меня! Ты уже привыкаешь ко мне, и скоро будешь презирать!

Не спорь. Нет, не спорь, я знаю, знаю, знаю! Женщины знают то, что мужчина никогда не узнает.

Но я не хочу! Слышишь? Я не хочу этого! Возьми меня! Сейчас здесь возьми меня! Я хочу умереть с твоей плотью внутри. Сейчас! Господи! Как я не хочу умирать! Я умираю, Господи!

Всё.

Враждебность

Теперь все чаще говорят о враждебности. Враждебность стала универсальной приметой современности. Во всяком случае, эта тема звучит как нечто новое, недавно привнесенное, уникальное, будоражащее воображение, заставляющее задуматься. Некое открытие, почище хламидиоза или СПИДа. Притом никто не пытается исследовать и классифицировать это явление, как будто самого слова «враждебность» уже достаточно для понимания предмета. Между тем, враждебность многослойна, многолика. И в области эмоций враждебность принимается нами по-разному. Разве можно сравнить враждебность гитлеровских оккупантов с враждебностью того же вируса? А можно ли сопоставить кухонный скандал с «высшим знаком любви» половым актом, непременно (если трезво оценивать происходящее) содержащим признаки агрессии со стороны одного из партнеров? Разве можно в одной дефиниции рассматривать поведение учителя физкультуры и уличного хулигана? Разве монолог князя Андрея, досадующего на свою смерть и надпись на моей двери – одно и то же?

Тема Турандот

Сцена на кухне. Три месяца спустя. Она доедает свое яблоко, – Ты рассуждаешь как ребенок. Это странно в твоем возрасте. Прислушиваюсь к затейливой боли в пояснице, – С каждым днем тема моего возраста становится все более актуальной. Ты хочешь, чтобы я начал стыдиться своего тела? – Ты с детства стыдишься своего тела. – Что ты можешь знать о моем детстве? – Все. Ты так и не стал взрослым. Ты никогда не станешь взрослым. – Ты уже ненавидишь меня? – Сильно сказано.

Всё.

Перечень форм агрессии можно продолжать до бесконечности. И какое бы явление жизни мы не затронули, в большинстве случаев, так или иначе его можно охарактеризовать как враждебность. Все заключает в себе враждебность, суть – разрушение. Кроме любопытства и лени. Двух созидательных субстанций, лени и любопытства.

Тема Турандот

Еще несколько километров. Сцена в спальне.

Я Кто он?

ЛИЛИТ Мой старый друг.

Я Он пользуется дешевым одеколоном.

ЛИЛИТ Это мой любимый запах.

Я Запрещаю даже старым друзьям надевать мой халат. Даже старым друзьям. Мой халат девственен.

ЛИЛИТ (Странный, колючий, вместе с тем ребяческий смех.) Ха, ха, ха, ха, ха…

Я Мой халат не смешон.

ЛИЛИТ Ты смешон.

Я В таком случае, что ты делаешь здесь?

ЛИЛИТ Веселюсь.

Я Нам нужен ребенок. Я хочу, чтобы ты родила мне девочку.

ЛИЛИТ И тогда ты оставишь меня в покое?

Пауза.

Я Что ты делаешь здесь?

ЛИЛИТ Мне некуда идти.

Слезы.

Звучит тема Турандот.

Всё.

Так что там у них произошло? У меня и Лилит? Метаморфозы? Иллюзия метаморфоз. Ничего общего с подлинным превращением.

Все знакомо до отвращения. До оскомины. За исключением смеха.

Тема Турандот

Заключительная сцена непременно на кладбище с квашеной сиренью и чернявыми футуристическими цветами. Безнадежными как сама смерть гвоздиками. Одному из двоих суждено умереть. Раньше или позже. Зал ожидания примет каждого.

Нет ничего полезнее горячего куриного бульона.

Вот и всё.

Одним словом, театр. И «как вам это понравилось»?

Я понимаю, понимаю, этот траурный лубок мешает. Этот траурный лубок – лишнее. Разве могу я распоряжаться в чуждом нам с Алексеем Ильичем мире событий? Безнадежном как сама смерть гвоздики и брошенное вафельное полотенце.

Всё.

Точка. Больше не буду. Прошу прощения и у вас, и у Шекспира.

Пошлость. Конечно же, пошлость. Но что-то в этом есть. Смех? Да, вот, пожалуй, смех. Где мог бы я услышать такой смех? Такой или почти такой опасный липкий смех, вероятно, я мог бы услышать от Арика Шумана: ха-ха-ха-ха-ха… Этот смех как пить дать останется во мне.