Нил Гейман - Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник)

• Название: Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник)
• Автор: Нил Гейман
• Жанр: Городская фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-099700-8

Позвольте мне рассказать вам историю… Нет, стойте, одной будет недостаточно.

Еще одна попытка?

Позвольте мне рассказать вам истории о месяцах года, о призраках и разбитом сердце, о страхе и желании. Позвольте мне рассказать вам о выпивке в неурочное время и о неотвеченных телефонных звонках, о добрых делах и паршивых днях, о разрушении и восстановлении, о прогулках мертвецов и потерянных отцах, о маленьких французских леди в Майами, о доверии волков и о том, как разговаривать с девочками.

Есть истории внутри историй, нашептываемые в тишине ночи или выкрикиваемые в шуме дня, разыгрываемые между любовниками и врагами, незнакомцами и друзьями. Но все, все они – хрупкие вещи, скроенные всего из 26 букв, переставляемых вновь и вновь, чтобы родились сказки и грезы. И если вы позволите им, они ослепят ваши чувства, растревожат ваше воображение и раскроют перед вами сокровенные глубины вашей души.

---

– Договор?

И еще с дюжину голосов, по-прежнему жутких, зашептали нестройным хором:

– Договор, договор, – неземным шелестом.

– Да! – выкрикнула Амелия Эрншоу, и теперь ее голос был тверд. – Договор.

Ибо свиток, столько лет скрытый от мира, был страшным договором, заключенным в незапамятные времена между Владельцами Дома и обитателями склепа. В нем были исчислены и описаны все кошмарные ритуалы, соединившие два клана в веках, – обряды крови, и соли, и еще многого сверх того.

– Если ты прочла договор, – молвил глухой голос из-за двери, – ты знаешь, зачем мы пришли, дочь Хьюберта Эрншоу.

– Вы пришли за невестами, – просто сказала она.

– Да, за невестами! – прошелестело с той стороны. – За невестами, за невестами! – Шепот все нарастал, растекался призрачным эхом, и уже, казалось, весь дом содрогается в ритме этих слов, бьющихся пульсом тоски, и любви, и голода.

Амелия закусила губу.

– Хорошо. Невесты. Я приведу вам невест. У вас будут невесты, у всех.

Она говорила тихо, но они услышали, ибо за дверью вновь воцарилось безмолвие – глубокая, бархатная тишина.

А потом призрачный голос прошипел:

– А может, попросим еще на гарнир этих рогаликов? Как вы считаете, она не откажет?

VII

Горячие слезы жгли глаза. Молодой человек отодвинул исписанный лист и швырнул перо в стену. Чернила темными брызгами полетели на белый бюст прапрапрадеда, бурые капли оросили долготерпеливый мрамор. Огромный печальный ворон, сидевший на мраморной голове, испуганно встрепенулся, едва не упал, но помахал крыльями и все-таки удержался. Потом неуклюже заплясал с лапы на лапу, черным глазом-бусиной уставившись на молодого человека.

– Это невыносимо! – воскликнул молодой человек. Он был бледен, его била дрожь. – Я не могу. Никогда не смогу. Клянусь… э… – Он замешкался, перебирая в уме подходящие к случаю проклятия и клятвы из обширных семейных архивов.

Ворона это явно не впечатлило.

– Прежде чем начнешь клясться, и проклинать, и, быть может, поднимать из могил мирно усопших почтенных предков, заслуживших свой вечный покой, ответь мне на один вопрос. – Голос ворона походил на стук камня о камень.

Некоторое время молодой человек молчал. Всем известно, что вороны разговаривают, но этот ворон не разговаривал еще ни разу, и никто от него подобной выходки не ожидал.

– Разумеется. Задавай свой вопрос.

Ворон склонил голову набок.

– Тебе нравится это писать?

– Нравится?

– Это твое отражение жизни. Иногда я заглядываю тебе через плечо. Тебе нравится это писать?

Молодой человек воззрился на птицу.

– Это литература, – объяснил он, словно беседовал с ребенком. – Настоящая литература. Настоящая жизнь. Подлинный мир. Задача писателя – показать людям мир, в котором они живут. Мы держим для них зеркала.

Молния расколола ночное небо. Молодой человек выглянул в окно: в рваной вспышке ослепительного пламени костистые деревья и руины аббатства на холме предстали искореженными и зловещими силуэтами.

Ворон прочистил горло.

– Я спрашиваю, тебе нравится это писать?

Молодой человек посмотрел на птицу, потом отвел взгляд и молча покачал головой.

– Вот поэтому ты все и кромсаешь, – сказал ворон. – Когда ты высмеиваешь избитые фразы и серые будни, в тебе говорит не сатирик. Тебе просто скучно. Понимаешь? – Ворон помедлил, клювом поправляя встопорщенное перо. Затем вновь взглянул на молодого человека: – А ты никогда не задумывался… может, стоит писать фэнтези?

Молодой человек рассмеялся:

– Фэнтези? Слушай, я пишу настоящие книги. Настоящую литературу. Фэнтези – это не жизнь. Эзотерические выдумки, которые меньшинство пишет для меньшинства, это…

– Это то, что ты стал бы писать, если бы понимал, что для тебя хорошо, а что плохо.

– Я приверженец классической школы, – сказал молодой человек и указал на книжную полку с образцами бессмертной классики. «Удольфские тайны», «Замок Отранто», «Рукопись, найденная в Сарагосе», «Монах» и так далее. – Это литература.

– Никогда, – сказал ворон. Отныне и впредь молодой человек не слышал от него ни единого слова. Ворон сорвался с бюста, расправил крылья и вылетел из кабинета в темноту, что ждала за распахнутой дверью.

Молодой человек зябко повел плечами. Потом перебрал в уме стандартные темы фэнтези: автомобили, игра на бирже, сезонные транспортные билеты, домохозяйки и полицейские, советы психологов и реклама моющих средств, подоходный налог, дешевые рестораны, глянцевые журналы, кредитные карточки, уличные фонари и компьютеры…

– Да, чистой воды эскапизм, – сказал он вслух. – Но не это ли главное стремление человека – порыв к свободе, тяга избегнуть обыденности?

Молодой человек вернулся к столу, собрал страницы незаконченного романа и бесцеремонно уронил в нижний ящик, к пожелтевшим старинным картам, таинственным завещаниям и документам, подписанным кровью. Пыль взметнулась потревоженным облаком, молодой человек закашлялся.

Он взял новое перо, заострил перочинным ножом. Пять умелых ударов – и у него имеется стило. Он окунул кончик пера в чернильницу. И снова начал писать:

VIII

Амелия Эрншоу поместила два ломтика хлеба с отрубями в тостер и толкнула их вниз. Таймер настроила на «сильно поджаристый», как любит Джордж. Сама Амелия любила чуть подрумяненные тосты. И ей больше нравился белый хлеб, пусть в нем и нет витаминов. Она уже лет десять не ела белого хлеба.

Джордж сидел за столом и читал газету. Он даже не посмотрел на Амелию. Он никогда на нее не смотрит.

«Я его ненавижу, – подумала она, и это простое превращение эмоций в слова несказанно ее удивило. – Я его ненавижу. – Звучало, как песня. – Я ненавижу его за поджаристые тосты, за лысину, за то, что он домогается девушек в офисе, молоденьких девочек, только-только из школы, они смеются над ним у него за спиной, – и за то, что он не замечает меня, когда не хочет, чтобы я ему докучала, и за то, как он говорит: «Что, дорогая?», когда я задаю простой вопрос, как будто он давным-давно забыл мое имя. Как будто он забыл, что у меня вообще есть имя».

– Тебе яйца всмятку или вкрутую? – спросила она.

– Что, дорогая?

Джордж Эрншоу был нежно привязан к жене – он бы искренне удивился, если б узнал, что Амелия его ненавидит. Он относился к ней так же – и с тем же эмоциональным зарядом, – как ко всему, что имелось в доме уже десять лет и по-прежнему исправно работало. Например, телевизор. Или газонокосилка. Он думал, что это любовь.

– Знаешь, нам все-таки надо сходить на какую-нибудь демонстрацию. – Он постучал пальцем по газетному развороту. – Показать, что нам не все равно. А, дорогая?

Тостер пискнул, сообщая, что тосты готовы. Однако наружу выскочил только один поджаристый ломтик. Амелия взяла нож и достала второй, поломавшийся. Тостер им подарил на свадьбу ее дядя Джек. Скоро придется покупать новый – или жарить тосты на гриле, как делала мама.

– Джордж? Тебе яйца всмятку или вкрутую? – спросила Амелия очень тихо, и что-то в ее голосе заставило Джорджа оторваться от газеты.

– Как тебе больше нравится, дорогая, – ласково ответил он и так и не понял – о чем потом сообщил всем и каждому на работе, – почему она застыла с тостом в руке и почему вдруг расплакалась.

IX

Перо выводило скрип-скрип по бумаге, молодой человек погрузился в работу. Глаза горели, по лицу шныряла довольная улыбка.

Он был в восторге.

Странные твари скреблись и шуршали в стенной обшивке, но он их не слышал.

В чердачной комнате выла, стенала и гремела цепями тетя Агата. Потусторонний хохот летел сквозь ночь из руин аббатства: разрывал темноту, вздымался волнами маниакального веселья. В темном лесу за домом метались нескладные бесформенные существа, и в ночи от них в страхе бежали молодые женщины с волосами цвета воронова крыла.

– Поклянись! – сказал Тумз, дворецкий, обращаясь к смелой девчонке, что выдавала себя за горничную. – Поклянись мне, Этель, поклянись жизнью своей, что не расскажешь о том, что я тебе поведаю, ни единой живой душе…

В окнах маячили лица и слова, начертанные кровью; одинокий вампир в глубинах склепа навис над чем-то, прежде, вероятно, живым; молния вспорола чернейшую ночь мимолетным изломом света; безликие твари бродили по миру; все шло как должно.

Песчинки воспоминаний

The Flints of Memory Lane. © Перевод Н. Гордеевой, 2007.

Я люблю, чтобы из всего получалась история.

Однако из реальности истории выходят редко, и вторжения странности в реальность тоже в истории не складываются. У них не бывает пристойного финала. Описывать странное – это как рассказывать сны: можно пересказать, что происходило во сне, но попробуй словами передать эмоцию и то, как сон окрашивает потом целый день.