Михаил Болле - 9 мая

• Название: 9 мая
• Автор: Михаил Болле
• Жанр: Триллер

Больше полувека прошло после войны, но она не отпускает тех, кто был её участниками. За что они воевали, что отстаивали и для кого? Эти вопросы встают после прочтения повести «9 мая», в которой происходит столкновение разных поколений: бывших воинов и их потомков. Почти все события развиваются в пределах одного дня – 9 мая, когда нечаянно брошенные слова и, казалось бы, несущественные поступки и пустяковые встречи неизбежно определяют судьбы и жизни людей.

---

– Да где его теперь в темноте искать… Кто-нибудь в поселке уже ментов вызвал. Валим отсюда!

– А что с нашими жмуриками делать?

Шрам был так удивлен этим вопросом, что сначала молча уставился на Лаврушу и лишь затем нехотя буркнул:

– Можешь остаться и прочитать над ними отходную… Забыл зачем мы канистры с бензином привезли?!

– В натуре! С этой пальбой из башки всё вылетело.

– Короче, быстро собирай все стволы, братву затаскивай в дом и поджигай, а я постою на стреме…

Спустя несколько минут, когда внутри дома вовсю полыхало пламя и после того, как «Lexus» и джипы выкатили со двора, оставив за собой ворота открытыми, откуда-то из кустов, расположенных возле заднего крыльца, с трудом выбрался бородатый человек с пистолетом в руке и прострелянной ногой чуть выше колена. Первым делом он, превозмогая жуткую боль, доковылял до окна, разглядел среди огня и трупов Альберта с собакой, отчаянно крикнул прямо в черное звездное небо «Падла, Шрам! Тебе кабздец…» и зарыдал. Затем, услышав вдали завывание приближающейся милицейской сирены, направился прочь от дома, то и дело падая, и сильно хромая на раненную ногу.

Глава 8 9 Мая.

Тётка в полупрозрачном голубеньком сарафане, беспричинно обругавшая фронтовика Войтовского на площадке первого этажа, теперь находилась в квартире своей дочери, кстати сказать, располагавшейся в том же подъезде где проживал и Григорий Петрович. Галя или Галчонок, как она любила называть свое чадо с рождения, была двадцатипятилетней бездельницей, обладавшей от природы шикарной фигурой модели и смазливой физиономией (непонятно от кого она унаследовала такие данные, ведь на свадебной фотографии ее родителей «красовалась» парочка реальных уродов с дебильными физиономиями). Кроме фигуры природа наделила Галю еще и взглядом, который, как сама она считала, способен воспламенить не то что любого мужчину, но даже отсыревший кусок фанеры! Что же касается известного высказывания, что девушка может уехать из деревни, но деревня из девушки не уедет никогда, Галя считала его просто глупым. Ведь какая разница для богатых мужиков – уехала деревня из девушки или нет, главное, чтобы у девушки было все на своем месте и красиво уложенные волосы…

Галя проживала в двухкомнатной квартире, арендованной для нее любовником, вместе с трёхлетней дочкой Настей, умышленно рожденной ею от того же любовника. Правда, будучи девочкой, Галчонок грезила стать столичной фотомоделью, которая будет рекламировать шампуни и дорогие гели для волос на страницах глянцевых журналов, но судьба распорядилась иначе, и теперь, став обычной содержанкой, она мечтала лишь об одном, чтобы ее не бросил любовник, годившийся ей как минимум в отцы.

Мать навещала Галю от случая к случаю, потому что жила под Тверью, в трехстах километрах от Москвы. И каждый раз, когда она приезжала в ее обитель – считала долгом собственноручно приготовить «чо-то вкусненькае». Вот и теперь, не изменяя традиции, она стояла у плиты, помешивая длинной ложкой в большой кастрюле, где бурлили наваристые ароматные щи из квашеной капусты. Галя сидела за столом, держа на коленях Настю, которую лениво кормила овсяными хлопьями с топленым молоком.

– Ты мне, доча, вот што скажи: до каких это пор, понимаешь, будет это распутство продолжаться? – не отворачиваясь от кастрюли, спросила пожилая мать.

– Ма, может, уже хватит об этом? Самой-то не надоело талдычить?

– В том то и дело, што надоело, – тут она повернулась, – где это видано, штобы ребетёнок как последний выблядок жил?

– Ма…

– Что ма?!

– Хватит уже. Настя никакая не выблядок.

– А кто? А? Чо заглохла?

– А я как у тебя росла? Вообще без отца!

– Вот и выросла прошмандовкой! А я, ведь, растила тебя одна, потому што твой отец от цирроза печени умер, а ты… Нет штоб нормального мужика себе найтить, а ты кого нашла? Старого козла, да ещё и женатого!

– По крайней мере, он денег даёт на меня и на дочку, да ещё и квартиру снимает, а ты как гнила, как у негра в жопе, всю жизнь в своей деревне с алкашней, так там и подохнешь!

– И подохну в своеной деревне! Зато в глаза народу глядеть не стыдно!

– А мне на твой народ плевать! И на деревню твою тоже!

– Твою деревню! Да ты сама-то, давно ли городская стала? Забыла уже, как коров за сиськи дергала да поросям хвосты крутила?

– Мамецка, – прервала беседу бабушки и мамы Настя, – водицки хоцю.

– Подожди, Настенька, сейчас налью.

– Дочку бы хоть пожалела!

– А я, может, только ради дочки всё это и терплю…

– Терпит она! Лучше бы на работу устроилась да жила бы как баба нормальная, а то сидишь тут безвылазно, морду малюешь да копыта свои расставляешь.

– Что значит безвылазно? И чевой-то я там расставляю? Ты же знаешь, как он меня любит и Настю! Мы же только недавно приехали с ним с курорта заграничного. Он там так Настю баловал, что все обзавидовались!

– Обзавидовалися! Да чему? Старый пердун, хряк натуральный со своею любовницей на моря приехал! А ты его спросила, чево энта рожа трухлявая жене своеной сказал, когда с тобой на курортах загорал?

– Мама! Какая еще рожа трухлявая?! И вобще, варишь свои щи и вари дальше!

– Мамецка, водицки…

– Вот и варю, а кроме рожы он еще горбатый и с мамоном отвисшим!

– Да что ты несешь!?

– Несешь! Сама-то вона только мордулет и ногти своеные мазюкать умеешь, а штоб ребетёнку чего приготовить – так это мне из деревни приезжать надобно!

– Да можешь не ездить!

– Мамецка…

– И не буду больше ездить!

– Ой-ой-ой! Испугала! Тоже мне повариха!

– Водицки…

– Да подожди ты, Настя, со своей водой! – перешла на истерический крик Галя и маленькая Настя тут же расплакалась.

– Вот ведь какая мамаша никудышная! Довела-таки ребетёнка!

Глава 9

«Невозможно всегда быть героем, но всегда можно оставаться человеком»

Иоганн Гёте

Оправившись после едва не ставшего трагическим происшествия в лифте и успокоившись после бурного разговора с участковым, Григорий Петрович вновь надел свой пиджак, увешанный медалями и орденами, и вышел из подъезда. Его сопровождала Энга, на этот раз вместо строгого ошейника на шее у собаки была самая обычная верёвка, конец которой находился в руке Войтовского. Они уже спустились с крыльца, как вдруг пенсионер вспомнил:

– Ё-моё! Я ведь сумку забыл на стуле в прихожей! Энга, бедная моя, придется нам вернуться.

Они повернули назад, но в тот момент к подъезду подъехала недорогая иномарка южнокорейского производства. За рулём сидела красивая, кудрявая темноволосая девушка лет двадцати пяти. Девушка нервно кусала и без того алые губы, и суетливо оглядывалась по сторонам.

Как только пенсионер с собакой исчезли в подъезде, девушка вышла из машины, негромко хлопнув дверцей. Одета она была недорого, но со вкусом – голубая куртка с заклепками, белоснежная футболка и плотно облегающие брюки-капри с широким кожаным ремнем, увенчанным большой пряжкой с индейским орнаментом. Изящные сабо на высоких каблуках и сумочка с бахромой в стиле «вестерн» дополняли наряд. Любой, хоть немного разбирающийся в женщинах, представитель мужского пола без особого труда отнес бы эту барышню к разряду тех развратных и при этом самодовольных стерв, которые заарканив мужчину, рано или поздно превращают его в раба, готового исполнять ее любую прихоть и похоть…

Когда девушка зашла в подъезд, Войтовский все еще стоял на лестничной площадке и ждал лифт. Девушка подошла и стала рядом, не обратив внимания ни на фронтовика, ни на собаку. Зато Энга весьма ею заинтересовалась и деликатно обнюхала ее правую штанину. Девушка стояла совершенно неподвижно, и лишь однажды встряхнула запястьем, на котором сразу же зазвенело множество тонких серебряных браслетов, чтобы поправить свои волнистые волосы.

Дверцы лифта открылись, и все трое зашли внутрь. Григорий Петрович деликатно посторонился, пропуская девушку вперед, и придержал Энгу. Затем вопросительно посмотрел на незнакомку:

– Вам какой?

– Шестой.

Войтовский нажал две кнопки подряд, двери лифта с шумом закрылись, и кабина плавно поплыла вверх. Энга с прежним любопытством продолжала изучать стройную спутницу, задрав вверх свою умную морду. Девушка не удостоила ее взгляда, не говоря уже о том, чтобы похвалить. Она вышла первой, а старик и собака продолжили подниматься дальше.

– Какая странная девушка, не правда ли, Энга? – спросил Григорий Петрович, поглаживая собаку. – Наверное, у нее какие-то неприятности, если она не обратила на тебя никакого внимания… Но ты уж на нее не обижайся.

Выйдя из лифта, девушка немного постояла на лестничной площадке, словно бы взвешивая все за и против, после чего пошла по коридору, бормоча себе под нос нечто вроде «направо и прямо». Приблизившись к железной двери, на которой не было номерного знака, она вновь остановилась и какое-то время провела в напряженном раздумье. Наконец, преодолев состояние неуверенности, позвонила. За дверью царила тишина. Тогда она нажала кнопку ещё раз и долго не отпускала палец. Однако жильцы квартиры по-прежнему не подавали ни малейших признаков жизни.