Георгий Вирен - Птица Ночь

• Название: Птица Ночь
• Автор: Георгий Вирен
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00039-602-5

Этот необычный роман написан в конце 70-х годов прошлого века. За прошедшее время он не подвергался никакой правке. Любителям ретро и тем, кому интересна жизнь рядовых советских людей, – подарок. Потому что это не текст, написанный сегодня по воспоминаниям, а реальный голос из глубины «эпохи застоя». В «реалистической» части романа всё аутентично. Внимательный читатель даже может найти подсказку, которая позволит точно датировать время действия.

---

Вот так настроение и сломали. Сидел-сидел, и милых моих героев ни увидеть, ни услышать не смог. Ничего, Георгий, ничего…

…Новые кроны раскинутся, новые листья зашепчут… И семена упадут в землю, обернутся побегами, и снова набухнут почки, и распустятся листья, и так будет всегда, пока живёт зелень, пока дышит лес…

Станьте моим домом, высокие кроны, крепкими стенами станьте, дубы мои, крышу сложите мне, вязы, упадите мне под ноги, липы… Пусть жена и сын мой войдут в наш дом, вечный дом, зелёный дом под высокими кронами…

А ладно, зовут есть мозги!

15 января

ABOB (явь)

За долгий жаркий день вода прогрелась до глубины, и теперь, когда удлинившиеся тени предвещали зябкий вечер, Авов вошёл в бассейн с наслаждением. Он не терпел холода.

Авов вздохнул как можно глубже и, задержав дыхание, погрузился в воду с головой. Некоторое время он лежал без всяких мыслей, превратившись всем своим дряблым телом в ненасытное, сладострастное животное, наслаждающееся теплом. Затем он вообразил себя крокодилом и немедля задался вопросом: отчего это у них, крокодилов, спина совершенно жестка, а живот, напротив, замечательно мягок? (Это Гоголь, Гоголь! – Г. Н.) Эта мысль занимала Авова, пока он не почувствовал удушья и, выскочив из-под воды, не начал жадно хватать губами сладкий воздух начала весны. Успокоившись, он посмотрел на небо.

Низкое позднее солнце висело над столицей Родни, и длинные изъеденные ветром облака лишь на мгновение затмевали свет, а потом уходили, и он снова стелился по плоским крышам города, по узким улицам из жёлтого и белого камня, по редким запретным садам, убежищам от пыли и вони города, и свет устремлялся в степь, к морскому берегу, отсюда далёкому, недоступному, почти невозможному.

«Ничего, ничего, всё будет хорошо, всё будет исключительно замечательно и столь же прелестно, всё поправится и всё пройдёт, без сомнения, навсегда пройдёт, конечно, всё будет хорошо…»

Так утешал себя Авов, хотя наверняка знал, что ничего хорошего не будет, потому что в этот вечер с еле слышными хлопками разорвутся миллионы почек, и из них стремительно рванутся в ночь листья, листики, листочки, миллионы зелёных листьев, и к утру весь материк покроется их цветами и запахом, и мир утонет в весне.

И с этого же утра на Второго Зятя Бабушки, Высокороднейшего Члена Семьи, Ответственного за Банные Покои Квартиры, обладателя шести орденов За Мудрость, двух За Храбрость и трёх За Старание, с этого же утра на несчастного, обиженного судьбами Авова обрушится унизительная, постыдная болезнь: его благородное лицо покроется язвочками, из ноздрей побегут потоки склизкой влаги, а глаза – глаза достойного Семьянина! – станут слезиться, как у распоследнего бетельщика.

И женщины отвернутся от Авова. И жизнь его на всё время цветения станет бессмысленной.

Авов, покряхтывая, вылез из розовой воды и по мозаичному полу пошёл к покоям, где ожидала его любимая ласковая массажистка, бесподобная Анеле.

Он лёг на скамью, подставив свою спину ударам и поглаживаниям, и привычно застонал под первыми, нарочито грубыми щипками, с трепетом ожидая, что сейчас они кончатся, и он забудется сладкой дремотой в ласковых руках. Вот сейчас, сейчас Анеле станет мягко гладить его спину, бока, потом живот… О, счастье!

А потом будет то, что происходит всегда в это время дня. Авов задремлет и в полусне ощутит губы Анеле и щекочущие острия её грудей… Ох, счастье! Не меньшее, может быть, чем ежедневный обед из 18-ти редчайших блюд.

Завтра, завтра начнётся гнусная болезнь, и долгие весенние дни Авов уже не будет испытывать такого наслаждения, оно будет отравлено насморком, язвами, тяжёлой мигренью.

АВОВ (сон)

«На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой?»

Да, да он тоже знает эту считалочку! Он тоже хочет закричать, не то запеть и побежать за Алимдюлой, вообще-то ябедой и задавакой, но с такой косой, с таким огромным белым бантом на затылке! Когда она убегает от него, бант подпрыгивает в кустах, как бабочка. Он не видел таких огромных бабочек, может быть, поэтому ему так хочется догнать Алимдюлу.

Ужасно хочется дернуть за ленточку, так чтобы бант развязался и ослабла тугая коса. Алимдюла заревёт, глаза станут маленькими, а рот большим. «Всё скажу!» – заорёт она, и он знает, что она действительно сегодня же за обедом всё расскажет своей матери, а та придёт жаловаться, но это ему почему-то совсем не страшно.

Может быть, потому, что когда она отревётся, она сядет где-нибудь на пне, перекинет остатки косы через плечо, распустит волосы, а потом будет долго сидеть и старательно переплетать прядки, пока не сведёт их в тугой золотистый хвост. И глаза у неё снова будут большие, зелёные, как пруд, в котором они ловят на удочку пиявок.

А он не будет смотреть на неё, он будет бегать вокруг и хлестать палкой по кустам, сшибая листья, но мешать ей не будет и, хотя даже не поглядит в её сторону, всё-всё увидит: и большие зелёные глаза, и золотистый длинный хвост.

«Догоняй, Авов!» – Алимдюла уже далеко…»

25 января

Я хочу, чёрт возьми, чтобы с каждым днём у меня связывалось что-нибудь хорошее – хотя бы ассоциации. Ан нет – такой хороший день, Татьянин день… ну-с, а что я могу про него сказать? Татьяной зовут мою ужасную сослуживицу. Как сейчас помню, Татьяной звали нашу учительницу по биологии – несусветную дуру и злую бабу. Эх, бедный Пушкин!..

С другой стороны, 25 января – день рождения магаданского дяди Штанинниковых, который присылает им красную икру. И каждый божий раз, садясь за стол у них, я слышу: «Кушайте икорку, чай, непокупная, это дядя наш прислал из Магадана, он всегда присылает, ну уж приходится ему к двадцать пятому января тоже что-нибудь соображать… Но как икорка-то!»

И нет у меня даже такого воспоминания, которое есть у всякого, учившегося в университете: Татьянин день – начало каникул, Татьянин день – студенческий день…

Ну почему, почему я никогда не был студентом? Почему нет и не было у меня хорошей знакомой, которую звали бы Татьяна? Почему? Эх, Георгий!..

АВОВ (явь)

Авов проснулся. Он долго лежал с закрытыми глазами и ждал знакомого отвратительного ощущения – щекотания в носу: с этого начиналась болезнь. Так, не открывая глаз, он пролежал час. Ничего не произошло. Авов потянул воздух обеими ноздрями – дышалось легко. Осторожно провёл пальцами по лицу – оно было гладким, совершенно чистым и, казалось, ещё хранило следы поцелуев Анеле. В уголках глаз не было слизи и чесать их не хотелось. Всё было как вчера, всё было в порядке!

Шлёпая босыми пятками, Авов кинулся к зеркалу. В нём отразилось румяное, свежее, любимое лицо. Оно было слегка испуганным – и только. Ничего не понимая, Авов высунулся из окна, опасливо принюхался – и тут увидел, что единственное росшее во дворе дерево стоит без зелени, как и всю зиму. «Может быть, день распускания листьев перенесли? Но как же я этого не знал? Вчера ведь предвещали… И никто не предупредил… Неужели прозевал, Великая Бабушка?!»

И только бедный, хоть и высокородный Авов успел ощутить радость, смешанную с обидой, как услышал особый тройной стук – так вызывала Бабушка. Открылась дверь, вошёл гонец – дежурный по Квартире красавец Лиинад – и с поклоном протянул свиток папируса.

– Хорошее утречко выдалось, сынок, – сказал Авов, развёртывая послание. «Авовчик, душка, забеги ко мне на минутку. Твой Римовалсик». И Авов пошёл по длинным мраморным коридорам Квартиры к Первому Сыну Бабушки.

– Привет, рахат-лукум моей души!

– Хе-хе, хорошее утречко выдалось, Римовалсик.

– Ну конечно, ты всё о своих болячках печёшься – тебе хорошее. Мало о государстве думаешь, Авов. А тут дела совсем невесёлые. Сумасшедший дом, а не Родня. Представляешь, мало нам вчерашнего выкидыша, сегодня почему-то ни один листок не распустился! Бабуся готовит речь к народу – вот до чего дошло!

– Да, надо же…

– Мы тут решили комиссию создать – надо разобраться в этой истории. Боюсь, говоруны нам пакостят… А ты как думаешь?

– А может быть… может быть, это мятеж недостойных?

– Это ещё как?

– Сорвали все листья и хотят опорочить Бабушку!

– …Да, умён ты, братец. Вот ты и будешь председателем комиссии. И если это мятеж… Верно ты, однако, догадался.

– Да уж я тут…

– Мы тебя знаем – ты постараешься. В помощь тебе дадим Старшего Брата Земель Муана. Он парень толковый, хотя и умствует много. Ты ему воли не давай. Он тебе будет там про всякие законы рассказывать да теории разводить – ты не очень его слушай. Главное, сам сказал, мятеж выявить.

– Надо – значит выявим.

– Ещё дадим Старшую Сестру Дерев Агни. Что она будет говорить – слушай и записывай. Потом лично мне доложишь. И ещё будет с тобой Старший Брат Делов Йердна. Это мужик верный, с ним во всём советуйся. Ясно?