Владимир Карнаухов - Погрешность. Книга стихов

• Название: Погрешность. Книга стихов
• Автор: Владимир Карнаухов
• Жанр: Поэзия

Почему «Погрешность»? Насколько мои стихи западут в сердца и души читателей, будут ли они жить дальше или предадутся забвению?.. Стихи на разную тематику, есть даже сказка. Опять же – вам судить. Это моя вторая книга в издательстве Ridero.

---

«Газетный вечер серый, серый…»

Газетный вечер серый, серый,
Дороги строчками легли.
Корреспондент статьёй умело
Дом редкий вырвал из петли.
Там сквер зелёный тихо жил,
Его уже с землёй сравняли.
Булгаков часто там ходил,
И что-то всё в тетрадь писали.
Кругом истерзанная память
И наших рук бесчеловечность,
Мы можем беспричинно ранить
И безрассудно изувечить.
Любой российский уголок,
Пропетый именем известным,
Кричит, чтоб кто-нибудь помог,
Чтоб не купил барыга местный.
Газетный вечер серый, серый,
Дороги строчками легли,
И улицы бегут несмело,
Чтоб только их уберегли.

«Неизвестность – твой конёк…»

Неизвестность – твой конёк,
Скинув лёгкие одежды,
Прилетаешь на денёк
И становишься волшебной.
Я любуюсь твоим светом,
Кожей бархатно-упругой,
Как контуженный при этом
Бью нечаянно посуду.
Пианино – сладкий голос,
И зелёные глаза,
Ты мой не открытый космос!
Ты безвестная звезда!
Я в закладе светлых истин
Ворошу свой мозг сравнением
И заправским шахматистом
Ставлю мат своим сраженьям.
Только вновь твои одежды
Зашуршат скользнувшей тенью,
И денёк, уже прошедший,
Лишь оставит впечатление.

«В моей душе стихи загрустили…»

В моей душе стихи загрустили,
Книжный червь, забрав свою вечную мудрость,
Перелез в уплотнения другие,
Чтобы грызть чью-то новую глупость.
Я не каюсь известной мне птице,
Что поэзией кличут веками.
Только некоторым бы синицу,
А другим – в высоте журавлями.
Как в нескладное хочется верить
И писать своим собственным миром,
Не раздумывая ответить,
Косяку быть дверному кумиром.
Серым волком иначе завыть,
В одиночном своём измерении
И попробовать полюбить,
Как своё, незнакомое пение.
Как же выдохнуть тяжкую думу?
На огрызок вчерашней газеты,
Где опять я не много побуду
Никому не известным поэтом.

«Есть принцип у неба…»

Есть принцип у неба
Заламывать руки.
Дать сдохнуть без дела
Иль брать на поруки.
Иль с северных окон
С холодным приветом,
Иль с южных, заскоком,
Горячим ответом.
Где выдаст поверенный
Странную ксиву,
Любое безвременье
Роет могилы.
И всё, что положено,
Всё за спиной,
Ваш скарб придорожный
И баба с косой.

«На подоконнике горячих лет…»

На подоконнике горячих лет
Горшки событий расцвели внезапно,
На перегное выращенный бред
Бутоном лжи покачивает властно.
Всё поливали чёрною водой,
Лихие ветры сквозняком сопели,
И обвязались легкою спиной,
Колючей проволокой побеги.
Тщеславие – творение людское,
И названные так цветы
Упали в племя молодое
За грош от стартовой цены.
Подняли шум деревья у окна,
Их попилили НА-НА-человеки,
И сколотили с криками «УРА»
Невиданный доселе гроб столетий.

«Не наступай на пятки, время…»

Не наступай на пятки, время,
Так тяжёло идти порой,
И созревающее племя
Победно шествует за мной.
Взаимосвязь темнее ночи,
Столпотворение в умах.
Я так, прошедший между прочим:
Они летят на парусах.
Без багажа куда как легче,
Быть ветрогоном на горе
И гнать беспроводные смерчи
В моей потрёпанной душе.
Я всё-таки ещё взволнован,
Пропущенный через совдеп,
Пропущенный через такую кому
Демократических утех.
Я русский дед, плясать хочу!
Ещё под русскую гармошку,
Ещё я русскую приму,
По-русски так же, на дорожку.

«По жизни зайцем ты проехал…»

По жизни зайцем ты проехал,
Как безбилетный пассажир,
И завораживающим смехом
Ты отвлекаемо шутил.
Ты думал кончится поездка
И, сэкономив мелочь дня,
Ты снова сложишь под газетку
Своё возлюбленное «Я».
Ты потирал свои ладони,
«Как ловко я их всех надул»,
И неизменно был доволен,
Что жизнь опять ты обманул.
И постепенно зарождался
Осадок мнимого покоя,
И вот однажды ты попался,
Прихваченный в своём походе.
Сломалась жизнь, и под газетой
Твоё возлюбленное «Я»,
Придерживаясь за стены века,
Сползало в пропасть бытия.

«Под белы ручки весна меня уводит…»

Под белы ручки весна меня уводит,
Последний месяц я как-то не удел.
Она пришла и новое находит,
Мой заполняя умственный пробел.
Её приход, как царства на престол,
И коронация уже попозже, в мае,
Когда взмахнёт весёлый дирижёр
Под музыку весь белый свет вещая.
Тогда она от своего величия,
Благословляя наш земной вертеп,
Подкрасит красками жилища
И поснимает внутренний запрет.
Мне также выпадает интерес
И открывать несвойственные виды,
И целовать, как прихожанин крест,
С словами: «Господи, помилуй».

«Ваш бред – вакансия на плахе…»

Гумилёву

Ваш бред – вакансия на плахе,
И буйство резче откровений,
И личность ваша держит в страхе,
Пока ещё Вы в поле зренья.
Признание уже в застенках
Гуляет сквозняком обширным,
И гордость с честью человека
Не давится железной ширмой.
На амбразуре ваш живот,
Им в наказанье вашей воли,
И каждый со значением бьёт,
Зверея от пролитой крови.
Уже душа из тела вышла,
В углу, не понимая, ждёт.
Входить обратно еле слышно
Или лететь уже в полёт.
Так, и очнувшись на бетонке,
И зная смертный приговор,
Вы вспоминали о девчонке,
В Коктебеле, что сбежала с гор.

«Эмоции взлетают до небес…»

Эмоции взлетают до небес
И разрывают нас, как струны,
Мы лопаемся от радостей иль бед,
Кидая возгласы за безграничность шума.
Мы в поисках любимого лица,
Любимых рук, ориентира света
И гаснем спичкой, когда жизнь, как брак,
Сжигается в огне иль давится под прессом.
Мы от улыбок сердцем воскресаем,
И всё родное в чистоте прилива,
Упрятанное внутри мы отдаём и дарим,
Не приукрашивая душевного порыва.
Как колыбель добра, нам выдаются дни,
И переносится плохое на потом,
Чтоб понимали ответственность и мы,
Где брать эмоции и заносить в свой дом.

«В подклете утро чай гоняет…»

В подклете утро чай гоняет,
Поглядывая в оконные часы
И с блюдца силой наполняясь,
Выходит с бодростью в предместье тишины.
И кинется строптивый ветер,
Летящий свежестью на новизну,
И всё подведено к природной смете,
Что выдаётся жизнью поутру.
Обшарпанных берёз обои бересты,
Ручей, где по шнурочным меркам
Обвязывает ямки и стволы,
Прожилиной поблёскивая мелкой.
Всё на ладони утренней зари,
Невинность вновь в пошитом платье
Пускает всходы, тянет из земли
Цветок весенний нам с тобой на счастье.

«Песчаный берег мне молва…»

Песчаный берег мне молва,
Где сыпется песок злосчастный,
Где превращаются слова
Без правил в путь ненастоящий.
Увязнув в множестве презрений,
Я ложь как особь истребляю,
И имя от чужих волнений
Стихами часто защищаю.
И я дышу спокойным ветром,
Когда блудливую химеру
Посыплет праведное пеплом
И даст железную мне веру.
И пусть смеются за спиной,
И бряцают своим оружием,
И тянут личное молвой,
Песчаным берегом ненужным.

«На мысли набежал рояль…»

На мысли набежал рояль,
И музыка обильем нот
Настраивала на печаль,
Меняя действий оборот.
Одушевляя вещь на входе,
Давала сделать ей поклон,
И, личное сдавив на горле,
Несла в кружении своём.
Как давний друг, как мать родная,
Как любящие дочь и сын,
На танец сердца приглашая,
Рассказывала про нашу жизнь.
Всё оставляя на потом,
Толпу, идущую за залом,
Машин, ревущих за углом,
И честь, и ложную браваду.
Как будто что-то потеряли,
И очень дорогое жаль,
Мы с волшебством отождествляли,
Такую силу, как рояль.

«На выгон солнце поутру…»

На выгон солнце поутру
По мартовским ступеням,
И я, привязанный к лучу,
Иду, забывший время.
И, бормоча себе под нос
Прихваченную рифму,
Я порождаю некий спрос
На собственную битву.
Так, на виду своих волнений,
Я правлю озаренье дня,
В развязности воображений,
В привязанности луча.
Как средство доброго начала,
Иду с ним в паре наяву,
И путь весеннего наряда
На каждом видется шагу.
И, складывая тепло под полог,
Дышу от легкости своей,
И, раскрывая больше ворот,
Я становлюсь, как луч, светлей.

«Тянет лямку февраль не свою…»

Тянет лямку февраль не свою,
И ему невдомёк вся игривость,
Где метели летящие в мглу
Злым ветрам и сугробам на милость.
Кто стряхнул его стрелку часов,
Он готов даже бегать по лужам,
Но когда ты насмешка для слов,
Зимний месяц уже здесь не нужен.
Ничего не теряя, потеряно всё,
Перечёркнуто солнечным светом,
И февраль, по ночам заползая на дно,
Ни в какие не верит приметы.
Распрощается скоро дорогою дальней
И деньки унесёт на плечах,
Может быть, и метель зашумит на прощанье
Где-нибудь на далёких полях.

«На километр счастья три версты расплаты…»