Николай Ващилин - Сексотрясение. Играй, гормон!

• Название: Сексотрясение. Играй, гормон!
• Автор: Николай Ващилин
• Жанр: Русское современное

Любовь – дар Божий! Плодитесь и размножайтесь! Но и Дьявол не дремлет, подсовывая людям всякие подделки и прелюбодеяния. В коротких рассказах автор пытается с иронией, сарказмом и чистосердечным признанием рассказать свои наблюдения за этим явлением.

---

Я пришел к Стасу со своим магнитофоном «Комета» и с Таней. Пока я записывал «Битлз», Стас пошел на почту, получить денежный перевод от отца из Поти. А мы с Таней целовались взасос под песни парней из Ливерпуля и трогали друг дружку за запретные места. Вся комната Стаса была завалена схемами, блоками, электронными лампами, динамиками, проводами и двумя большими деревянными ящиками величиной со шкаф. Старый пружинный матрац стоял между ними, как в будуаре. Он мастерил акустическую систему «под Грюндиг», предназначавшуюся для прослушивания пластов с хорошим звуком. В советской торговле таких чудес найти было не возможно. В магазинах продавали только советские хрипящие и шипящие проигрыватели «Ригонда», «Маяк» и «Юбилейный». А народ ещё полным ходом использовал для домашних увеселений патефоны.

Стас мне сразу показался добрым парнем. Во-первых, он оставил нас с Таней наедине и мы вдоволь натискались. А во-вторых, Стас, придя домой и, обнаружив, что полученные двадцать пять рублей он по дороге потерял, даже не повел бровью.

– Щедрый парень – подумал я.

У Стаса оказалось много хороших пластинок, и он согласился мне их записать совершенно бесплатно, если я оставлю ему магнитофон. Потом вывел меня в коридор и попросил оставить еще и Таню.

– Как? Она же моя девушка! Она может на меня обидеться?!

– А ты подожди минут десять на улице. Если она выскочит, значит обиделась. А если нет, то нет.

Таню я ждал больше часа, все ходил вдоль канала Грибоедова смотрел на леденеющую воду и думал: «Как же так?». Потом совсем замерз и поехал домой. Мама охала и причитала, как я мог оставить дорогой магнитофон постороннему человеку. Но я думал о другом.

«Как же так?» – думал я всю ночь о Тане.

В полдень по субботам в Доме культуры имени Сергея Мироновича Кирова на Ваильевском острове, по нашему в «Камне», где мы в детстве тёрлись на танцах с нашими паханами и дрались за них до кровянки, концерты устраивал городской джаз-клуб «Квадрат». Перед концертом маленький, но плотный музыковед Владимир Фейертаг, видимо наслушавшись тёмными ночами «Голоса Америки», рассказывал про джаз много интересного. На эти концерты часто приезжали джазмэны из Москвы, Риги, Таллина. К моему удивлению бывали ребята из Свердловска и Челябы. Страна дышала полной музыкальной грудью. Больше всего это походило на карикатуру из журнала «Крокодил». Советские люди по определению не могли наслаждаться джазом. Это же способ отдыха нью-орлеанских бездельников и наркоманов. Но почему-то нас к этому тянуло. Нашей любимой забавой было продавать ребятам из глубинки запиленные диски и поношенные шмотки. Они хватали их, как щуки блесну. Поносив год джинсы, мы их «отправляли» провинциальным жлобам за ту же цену.

Саша Колпашников бренчал на банджо с ленинградским дикси-лэндом. Дод Голощёкин своим горном созывал всесоюзный джэмсэйшн. Имена Носов, Гаранян, Вайнштейн звучали, как пароль, в устах меломанов. Полный зал народу, «торчавших» от джаза, в фирменных прикидах, создавали иллюзорную атмосферу беспечности американской тусовки.

Цвет ленинградской фарцы, маскирующейся под комсомольцев, азартно обсуждали очередную афёру с джазовым фестивалем. Комсомольские вожди с большим желанием брались за огранизацию всего антисоветского. Они были готовы выполнить любой приказ… любого правительства. Каждый второй из них был стукачём. За «стук» кагэбэшники разрешали им немножко фарцевать. Такая своеобразная форма конспирации и кооперации. Принципиальных антисоветчиков брали оптом и в розницу, вытравливая из них империалистическую плесень.

Мы приехали на концерт с Вохой Казаловым и увлечённо вели «тёрки» с товрищами. Потолкались в фойе, съели мороженое, поспрашивали у людей что, где, когда… почём? Пожали не мытые руки знакомым случайным знакомым. Оценили обновки товарищей и подруг. Осмотрели обтянутые модными юбками молодые женские тела. Попытались узнать их имена и планы на половую жизнь. Когда все новости были исчерпаны мы встретили Стаса Домбровского. Он был не один. Его подруга, эффектная шатенка в чёрном кремпленовом брючном костюме вызывала не здоровый интерес у окружающих. Вокруг неё, как бы случайно, вертелось много зрителей. Женские брюки были у нас в диковинку. Мила оказалась дочкой генерала КГБ Новикова и, видимо, хотела замуж. Ей уже было пора. А Стас выл, что его выселили из комнаты на Невском, 5 и вопрос с записью музыки на наши магнетофоны, которую он нам поставлял по дешёвке, накрывался медным тазом. Но вскоре Стас женился на Милочке и купил по протекции тестя кооперативную квартиру на проспекте Гагарина, 28. Умеют же устраиваться эти «русские»?!

Когда в городе у появилась пластинка «Хард дэз найтс», то с ее первого аккорда я полюбил «Битлз» и стал битломаном. Отпустил длинные волосы, у портного заказал пиджак без воротника, купил туфли с острыми носами. И пошло, поехало. Воха был отчаянным танцором и научил меня рок-н-роллу и твисту. Танцевать мы чаще всего ходили в кафе «Ровесник» на проспекте Энгельса. Нехитрая закуска входила в стоимость билета. Пропустив по стаканчику принесённой с собой водки мы веселились и плясали до ….23 часов по полудни.

Когда танцы устраивали в институтах или школах, билеты продавали комсомольцы, организаторы молодёжных коммунистических движений. Бабки беззастенчиво брали себе, а музыкантам оставляли славу и восторги публики. На вечеринки в «Тряпку», «Бонч», «Холодильник», «Военмех» пробиться было не легко. Смекалистый Воха предложил брать с собой пустые кофры от гитар и контрабаса и проходить, прикидываясь музыкантами. За Додом Голощёкиным таскалась группа девчёнок и носила за ним его контрабас. Таскаться с футлярами было не удобно, но проходка была обеспечена «железная». Главное, что расступалась тысячная толпа перед входом, а дружинники на контроле нам даже помогали. Из студенческой самодеятельности появлялись зародыши оркестров, которые мы стали называть «группами». Названия утверждали комсомольские вожди и лукаво склоняли музыкантов к революционной тематике типа «Апрель». Музыканты топорщились и выражали свой революционный пафос малознакомыми космологическими понятиями «Аргонавты», «Фламинго» и прочей живностью саванны и каменных джунглей. Толпы их фанатов таскались за ними по городу на все их концерты и танцевали своим табором вблизи сцены. Выбор девчонок на таких вечеринках был огромен.

Когда удавалось на какой нибудь афёре «срубить капусты», мы шли оттянуться в рестораны гостиниц «Европейской» или «Астории», где в оркестрах играли наши знакомые джазмэны. Они ублажали там иностранных туристов и тружеников страны. По бедности, еды мы брали на копейки, чем сильно раздражали халдеев. Порция чебуреков за сорок четыре копейки считалась пиршеством, а салат из красной капусты и лобио – праздничным столом. «Залить за воротник» приносили с собой водку и распивали её под яркими табличками «Приносить и распивать спиртные напитки – запрещается!». Чтобы не пить водку из ладошек, заказывали пару бутылок воды «Полюстрово» с привкусом медного купороса, а к ней полагались фужеры. Иногда злой метрдотель, происходивший из стукачей, поднимал кипишь по поводу нарушения правил и портил людям вечер. В «Астории» «мазу держал» Володя Феоктистов /Фека/. Его братва зверушеская цеплялась к нашим девчонкам, приглашая их на «медляк». Девочки с удовольствием принимали приглашения, выпрыгивая из штанов, что попали в такое шикарное заведение. Без кавалеров девушек в ресторан в те времена швейцары не впускали. Фека был вальяжным, модным фраером и отказать ему было трудно. От злобы, ревности и бессилия нам оставалось только драться. Менты тут же скрывались в курилке и пацаны Феоктистова заполняли поляну. Ножи с собой не носили, хватали прямо со столов. Я был до драк не большой охотник, а братья Литвинюки, хоть и махровые евреи, только за этим туда и ходили. Вечер отдыха мог закончиться больницей или или «обезьянником» у ментов.

Скверик у Исаакиевского собора нами был любим не за прекрасный вид на архитектурные ансамбли, а за близость к нему отелей интуриста. Стоим мы как то у «Астории» в предвкушении лёгкой наживы, ломаем головы, куда бы пойти вечерком и рассматриваем новый галстук Алика Степаняна. Вдруг из подъехавшего автобуса высыпают разноцветные, развесёлые иностранцы. Товарищ наш, Коля Алёнин, неожиданно решил блеснуть знанием английского и бросил небрежно проходящей мимо леди :

– Вот из ё кантри?

Леди, от неожиданного вопроса, замерла и протяжно сообщила:

– Фром ю эс эй.

– О`кей! – одобрительно крякнул Коля, и уверенно продолжил

– А, хау олд ар ю?

Еще больше вытаращив глаза, девушка прошептала смущённо:

– Твенти файф, – и с испугом ждала следующего вопроса, принимая это уже за допрос.