Елена Каданева - Лишение свободы как родовое понятие и виды уголовного наказания: опыт теоретико-правового конструирования. Монография

• Название: Лишение свободы как родовое понятие и виды уголовного наказания: опыт теоретико-правового конструирования. Монография
• Автор: Елена Каданева
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4365-0093-5

В монографии рассматривается институт лишения свободы как родовое понятие и виды наказания, связанные с изоляцией осужденного от общества.

В настоящей работе предпринята попытка теоретико-правового конструирования видов лишения свободы: тюремного заключения на срок или бессрочно; содержание в исправительной колонии открытого типа для отбывания заключительного этапа тюремного заключения; содержания в воспитательном центре несовершеннолетних заключенных.

Для студентов, аспирантов, профессорско-преподавательского состава юридических ВУЗов, научных сотрудников, исследующих современные проблемы уголовного наказания.

---

Советское уголовное законодательство в отмеченный период, прервав, по существу, отчетливо наметившуюся тенденцию реализации идей классической школы уголовного права в российском дореволюционном уголовном законодательстве, встало на позиции позитивистских концепций наказания, где главными являлись идеи «личности преступника» и «общественная опасность личности».

В рамках отмеченной концептуальной позиции советского уголовного законодательства вполне объяснимо существование органов внесудебной расправы (суды «тройки») и концентрационных лагерей для врагов революции и народа, представляющих общественную опасность.

Думается, что толкование ст. 7 УК РСФСР 1926 года, которое приводится в комментарии под общей редакцией Председателя Верховного Суда ССР И. Т. Голякова, изданного в 1944 году, наиболее точно отражает существовавшее положение дел в отправлении уголовного правосудия: «Ст. 7 указывает круг лиц, в отношении которых применяется наказание. Сюда относятся: 1) совершившие преступления; 2) представляющие опасность по своей связи с преступной средой или 3) представляющие опасность по своей прошлой деятельности. Для судебной практики имеет значение только первая категория. Наказания судом применяются лишь в отношении лиц, совершивших преступления»[72]. Стало быть, УК РСФСР 1926 года допускал возможность применения мер социальной защиты в отношении двух других категорий лиц не судом, а иными органами государственной власти.

В этой связи представляет интерес Постановление ЦИК и СНК СССР «Об особом совещании при народном комиссаре внутренних дел СССР», принятое в 1934 году, которое предусматривало возможность применения мер социальной защиты в отношении лиц, признанных социально опасными, включая даже такую меру, как заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет[73].

Только лишь с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года, которые, как известно, отказались от мер социальной защиты, возвратившись к понятию уголовного наказания как кары за совершенное преступление, стало возможным создать условия реализации идей классической школы уголовного права в советском законодательстве. Хотя некоторые и весьма существенные позитивистские позиции в советском законодательстве все же еще сохранялись, например, институт особо опасного рецидивиста, общественная опасность деяния и личности и др.

В целом же история советского уголовного законодательства распадается на три основных этапа.

Первый этап связан с периодом полного отсутствия кодифицированного уголовного законодательства, которое в самой малой мере восполнялось отдельными уголовно-правовыми актами, например, Руководящими началами по уголовному праву РСФСР 1919 года.

Второй этап берет свое начало со вступления в законную силу УК РСФСР 1922 года, принятия Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года и принятия на их базе уголовных кодексов союзных республик, например, УК РСФСР 1926 года.

Этот этап в истории советского уголовного права практически совпадает с периодом культа личности Сталина. Концепция наказания в рассматриваемый период, как отмечалось выше, полностью сводилась к мерам социальной защиты, которые основанием их применения, как известно, признавали «опасное состояние личности», а не вину.

Третий этап развития советского уголовного права связан с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года, на основе которых были приняты уголовные кодексы союзных республик, например, УК РСФСР 1960 года, УК Украины 1960 г. и др.

Характерной особенностью развития советского уголовного законодательства на данном этапе является то, что в его содержание были включены многие устоявшиеся и базирующиеся на положениях классической и социологической школ нормы, институты и понятия; тем не менее, по утверждению профессора Н. А. Стручкова, это было совершенно новым уголовным правом[74]. Отражая классовый подход к борьбе с преступностью и исходя из требований советской уголовной политики, уголовное право советских республик закрепляло принципиально новое материальное понятие преступления как посягательства не на правовую норму, а на общественные отношения, установленные советским государством, где наказание преследовало цели обеспечения порядка, в котором заинтересовано общество и государство[75].

Вместе с тем несомненным достижением УК РСФСР 1960 года является то обстоятельство, что ст. 3 впервые в истории советского права прямо указывает: «Уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно-опасное деяние». Не менее важное значение в этом смысле имеет и положение ч. 2 ст. 3, где определяется, что никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с Законом[76].

Это принципиально важное законодательное положение, основанное на идеях классической школы уголовного права, недвусмысленно указывало на разрыв УК РСФСР 1960 года, как впрочем и всего советского уголовного законодательства, с концепциями «социальной зашиты» и «опасного состояния личности», несмотря на существование института особо опасного рецидивиста (ст. 24.1).

Хотя положения ст. 20 УК РСФСР 1960 года провозглашали, что наказание имеет целью исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, отражая таким образом идеи позитивистских тенденций права, включая и отдельные идеи даже антропологического направления, тем не менее доминирующим в отправлении правосудия является принцип «nullum crimen, nulla poena sine lege».

Традиция определения в уголовном законе цели наказания восходит к первым советским уголовно-правовым актам и вполне может быть отнесена к разряду советских тенденций в праве.

Н. В. Крыленко, оценивая значение категории «цели наказания» в советском уголовном праве, писал: «Основным принципом, который должен определять собою применение любых из этих мер репрессий, является ее целевой характер, всякая репрессия должна иметь цель»[77].

Уголовное законодательство стран Запада традиционно не знает категории «цели наказания» в своем содержании, возможно, из-за высокого уровня их дискуссионности. Примерами могут служить как те кодексы европейских государств, что действуют уже давно, так и новые, например, УК Франции 1992 года и УК Испании 1995 года[78].

Исключение из общей западной традиции права в этом смысле составляет лишь федеральное уголовное законодательство США, определяющее, что выносимый судом приговор должен «соответствовать серьезности» совершенного преступления и предусматривать «справедливое наказание» за него; содействовать укреплению «уважения к закону» и служить «соответствующим устрашением», предостерегающим от преступного поведения; обеспечить «защиту общества от дальнейших преступлений подсудимого», предусмотреть общее и профессиональное обучение осужденного, его лечение или иное исправительное воздействие на него «самым эффективным образом»[79].

Представляется, что категория «цель наказания» в случае получения последней законодательного закрепления может выступать в двух значениях: 1) в качестве декларативного провозглашения, имеющего, скорее, политическое, чем юридическое предназначение; или 2) в качестве практического наставления для правоохранительных (судебных) органов по применению мер репрессивного воздействия.

Во втором случае категория «цели наказания» выполняет функцию корреляции применения репрессивного воздействия, нередко игнорирующую требования основных уголовно-правовых принципов. Цели наказания, на наш взгляд, не могут быть признаны категориями права хотя бы потому, что являются наиболее дискуссионными в юридической литературе. Кроме того, признание целей наказания категориями права неминуемо ведет к обоснованию принципа «целесообразности» в уголовном праве[80].

В этой связи представляет интерес позиция одного из ведущих историков советского права А. Эстрина, высказанная им еще в 1927 году: «Мыслимы два и только два принципиальных критерия для применения к осужденному меры уголовной репрессии: либо критерий целесообразности, либо критерий справедливости. Для марксиста, борющегося с юридическим фетишизмом, единственно приемлем первый, совершенно неприемлем второй». И далее: «Справедливость – антитеза целесообразности»[81].

Следование принципу «целесообразности» может привести к совершенно абсурдным выводам, не имеющим ничего общего с основополагающими принципами уголовного права. К примеру, профессор Н. А. Беляев, основываясь на принципе «целесообразности наказания», предлагал: «Если поведение заключенного, отбывшего полностью срок наказания, свидетельствует о том, что он не исправился, и имеется уверенность, что после освобождения он не встанет на путь честной трудовой жизни, то в этом случае соответствующим органам государства этому заключенному срок наказания должен быть продлен»[82].