Лео Карлсон - Над водами Ксанфа. Ошибка царьзидента

• Название: Над водами Ксанфа. Ошибка царьзидента
• Автор: Лео Карлсон
• Жанр: Альтернативная история

Ксанф и ЗыЁрс – две планеты-близнеца, две судьбы. Что лучше – просвещенный крипто-тоталитаризм под маской всепланетного Сената, или же внезапная победа демокриц, как на ЗыЕрсе? Где спрятано золото сбежавшего царьзидента Карассии? Кем является, и какие цели преследует Супер-Эльф, манипулирующий Сенатом? Можно ли бросить вызов узурпаторам власти в эпоху настоящего Большого Брата? Жанр – социальная фантастика и альтернативная история.

---

Долгие годы страна находилась в руках местных орков. Даже царьзиденты и их ближайшее окружение не могли скрывать своих низменных привычек и пристрастий. Так прошло 25 лет. И потом случилось то, что случилось. Можно лишь предположить, что победа эльфов произошла потому, что прирожденная и старательно культивируемая привластными орками-заклинателями злость вдруг обернулась против самих заказчиков. Чем тут же воспользовались эльфы как внутри страны, так и снаружи. Но это только версия.

Джереми чувствовал, что происходящее в том мире таит в себе что-то очень важное для его собственного мира, но больше всего его заинтересовало то, что в мире Карассии его обитатели не различали друг друга по расам. Они называли себя и других просто «люди». Это было странно. Он попытался понаблюдать и составить типологию местных орков и эльфов. И не заметил, как увлекся. На его глазах развернулось настоящее театральное действо, детектив, в котором участвовали эльфы и орки, а также разные промежуточные типы. И все они желали одного – стать богатыми. В его родном мире быть эльфом – это как принести некую пожизненную клятву. А там… «не ведают, что творят» – так, кажется, у них говорят, правда, всегда про других, а не про себя.

Сравнивая свой мир с миром Карассии, он ощущал себя путешественником во времени, попавшим из современности в средневековье. Правда, средневековье комфортабельное, с довольно современными лекарствами, быстрыми летательными аппаратами и всемирной Сетью. И все же средневековье.

В его, Джереми, мире все было по-другому. Здесь уже сто лет как произошла Всеобщая Гармонизация, или как еще принято говорить, Консенсус. Преступность победили в зародыше тем, что совершать преступления стало почти невозможно. В основу нового миропорядка был положен принцип Арены, рассматривающий любую частную жизнь как театральное действо, открытое взорам всех и каждого. Именно тогда, 100 лет назад начала претворяться в жизнь программа по повсеместному развитию и внедрению средств наблюдения. И уже через пару лет все разумные и не очень существа на планете были идентифицированы и оснащены датчиками передвижения.

Тогда же, 100 лет назад, ложь была признана преступлением. «Не свидетельствуй против себя и своих родственников»? Какой архаичный, глупый и беспомощный бред, смешно про такое слышать!

Результаты были вполне ожидаемыми. Количество преступлений и коррупция пошли на спад. И даже противоречия между эльфами и орками потеряли былую остроту. Ведь что отличает орка от эльфа? Орк гордится своей темной стороной. Он обожает военные победы, грубую воинственную музыку, уважает силу, любит сбиваться в стаи. Орк ненавидит думать, именно поэтому склонен искать себе вождя, ворлорда, или, на худой конец, авторитета в наколках. И когда такое существо теряет способность приносить окружающим вред, его темная сторона находит выход во внешних, впрочем довольно безобидных проявлениях типа татуировок, замысловатых оркских прикидов, в военных ролевых играх и различных контркультурных объединениях.

Если говорить об обычной жизни, то новый порядок не сильно повлиял на распределение орков и эльфов по сферам деятельности. Наука и образование по-прежнему оставались в ведении эльфов, в искусстве же произошло четкое разделение – эльфы смотрели и слушали свое, орки – свое, и всех это устраивало. Имело место и взаимовлияние. Некоторые эльфы находили определенное обаяние в оркских формах самовыражения и создавали свои пародийные сообщества. И наоборот.

Но полного исчезновения границ между двумя расами так и не возникло. «Орк —это орк, ну а эльф – это эльф, и вместе им не сойтись», ну, вы помните у классика…

Джереми вошел в здание института, остановился и провел рукой над экраном сканнера. Что-то щелкнуло, и он двинул дальше по прохладному вестибюлю к своей лаборатории. Там никого не было, но это было не удивительно – выходной. У него, еще студента, был постоянный пропуск как у сотрудника – он подрабатывал здесь сторожем. Работа сторожем давала ему возможность дополнительное время для наблюдений за мерцающими, или как их еще называли, призрачными мирами. Охрана при институте давно уже была пустой формальностью, и ее не упразднили до сих пор только в рамках программы по борьбе с безработицей – слишком большое количество орков на пособии в одном месте порой начинало создавать некоторые проблемы. В охране работали одни орки, и Джереми был единственным представителем эльфов, попавшим сюда по жуткому блату.

Но сейчас ему не нужен был его пост. Он вошел в лабораторию, поставил чай и занялся калибровкой виртуальной черной дыры. Прошлые настройки никогда не сохранялись – так было принято в Ордене. Что ж… Не в первый раз… Он действовал интуитивно. Он давно уже чувствовал какое-то непонятное сродство с тем миром, таким далеким и чуждым и уже таким знакомым. Его туда тянуло.

Это тебе не рабочее лабораторное время, когда приходится заниматься совсем другими работами, куда менее интересными, но нужными для отчетов и грантов.

В воздухе перед ним возникла тень – предвестник глаза. Смутное пятно, слегка закрывающее то, что за ним, за пятном. А затем вспышка света, и вот ты уже внутри чужого мира. Ты как невесомая частичка. Но видишь все вокруг. Происходящее не всегда понятно, но со временем начинаешь разбираться. Первое время внимание постоянно уводят в сторону детали, необычности, но потом начинаешь уверенно держаться главного. А главным здесь была настоящесть происходящего вокруг. В своем мире Джереми чувствовал себя таким защищенным во всех отношениях, что порой казался себе персонажем компьютерной игры. Здесь же Смерть была реальностью. Он ее здесь уже наблюдал. Вот и сейчас, только заглянув в утро этого далекого мира, он тут же ощутил приступ непонятного страха… Хотя с чего бы?

* * *

По боковой, мало посещаемой дорожке старого сада крался кот. Крался по старым, покрытым тоненьким слоем ярко-зеленого мха растрескавшимся красным кирпичам, уложенным елочкой. Кота влекли беспечные и такие жирные голуби у скамейки, подчищающие остатки крупы и крошеного старушками печенья.

Птахи поменьше щебечут в кронах старых вязов и древних и давно почти переставших плодоносить яблонь. Первые пчелы совершают свой пробный полет, бабочки проводят разминку для еще не потертых жизнью цветастых крылышек. Прекрасное летнее утро намечается!

Кот уже почти занял позицию для финального и, несомненно, успешного броска, как вдруг чей-то громкий крик нарушил пасторальную картину. Там, в стороне, где старая кирпичная дорожка выходила на новую, выложенную разноцветной плиткой, и ведущую к главному корпусу, послышались торопливые семенящие шаги и крики. Голуби, хлопая крыльями. разлетелись.

Модест Иннокентьевич мирно прогуливался по подконтрольной ему территории с любимым в последнее время Гайдном в наушниках. Его длинные нервные кисти рук порой пробегались по воображаемым клавишам, а черные глаза на некрасивом, слегка асимметричном лице, которое сам Модест Иннокентьевич всегда считал благородным и ассирийским, то блаженно закатывались, то наоборот широко раскрывались. Но что-то сегодня старичок Гайдн не радовал. Ну никак не радовал Модеста Иннокентьевича старый добрый Гайдн! И на то по всем ощущениям имелись веские причины…

То ли вчерашняя статья про возмутительные действия и еще более возмутительнейшие планы люстрационной комиссии чем-то расстроила, то ли задержка финансирования со стороны одного из ключевых меценатов, то ли еще что-то, но настроение было у Модеста Иннокентьевича было совсем не безоблачное и не летнее, в полном противоречии с погодой и временем года.

Модест Иннокентьевич поравнялся с боковым, пожарным выходом, и внезапно остановился. И во время – капля свежего голубиного помета, белого как бабушкина деревенская сметана, упала как раз там, где он мог бы оказаться, если бы не Провидение. Но и это не слишком обрадовало. Если бы Модест Иннокентьевич читал труды земного физика Эвереста, то он мог догадаться, что, возможно, это случайное падение возмутительной капли с неба было вовсе не случайным явлением, а результатом интерференции параллельных миров, где тоже в этот самый момент что-то произошло. Возможно, где-то отменили выборы. А может, кто-то осторожно заглянул оттуда сверху в его, Модеста Иннокентьевича дольний мир и спровоцировал голубя на столь возмутительный демарш. Но Модест Иннокентьевич Эверетта не читал.

Капля, застыв, приняла форму удивленно раскрытого глаза – белый обод белка здорового и не старого человека и расширенный встревоженный синеватый зрачок посередине – видимо, птица откушала накануне ягоды. Подняв глаза наверх, туда, откуда замышлялась эта неудавшаяся небесная атака, Модест Иннокентьевич зацепил взглядом балкон, который в последнее время часто привлекал его внимание. На балконе никого не было.