Александр Берман - Среди стихий

• Название: Среди стихий
• Автор: Александр Берман
• Жанр: Путешествия и география

---

Н а ч а л ь н и к. Иди спать, засидишься у костра, потом всю палатку перебудишь.

Г а л я. Рано еще.

Н а ч а л ь н и к. Завтра трудный день, будем вытаскивать большие бревна к воде.

Г а л я. Вечер красивый, наконец-то река...

Н а ч а л ь н и к. Вот образец женской логики.

Г а л я (примирительно). Пожалуй...

И, собираясь послушаться, встала.

А мою независимость в походе обеспечивает хороший двухслойный пуховый спальный мешок; хочу - сплю в снегу без палатки, хочу - над рекой, на камне, хочу - в гамаке на дереве, там, где ветер уносит комаров. Летом в моем мешке могут поместиться двое. Кроме того, у меня есть марлевый полог от комаров, и я попросил Галю перешить его поудобней. Она взяла иголку, а я подкладывал смолье в костер, чтобы ей хватало света.

В лагере повисло некоторое напряжение. Но оно быстро разрешилось повальным сном обитателей палаток. Галя всю ночь просидела у огня. И я не ложился спать. В ту ночь мой мешок пролежал пустой...

Как прыгун с трамплина, уже совершив полет и проскользив по горе приземления, победно тормозит, расставив лыжи в широком плуге, купаясь в ласковом внимании зрителей, так и мы, проскользив в бурунах порога, разворачиваемся в спокойной быстрине за сливом и рулим к берегу.

И ничего, что зрителей нет по берегам, - нас девять, и каждый радуется, думая, что все остальные отметили его особую сноровку в маневре. И особенно радуются, если это отметил Начальник.

На пятый день сплава, пройдя с утра шиверу из двух десятков порожков, каждый из которых на освоенной людьми реке носил бы гордое имя "Разбой", "Прибой", "Большой", "Великий" и т. п., мы причалили, и Начальник уже знал (он ходил пешком дальше), что за поворотом "ха-роший" слив, а потом поворот налево и опять "ха-роший" слив, а потом идет то, что надо идти смотреть всем вместе, чтобы каждый знал, что его ждет...

Там был каньон с высокими нависшими стенами. Внизу горбатая река натыкалась на камень и огибала его с двух сторон. Левая струя била в стену и, отражаясь, шла в гребенку камней, непроходимую для плота и для человека тоже. Правая шла круто, мощно, и над самой водой, между стеной и камнем, был заклинен сосновый ствол, который обязательно сбреет с плота подгребицы, греби, багажник, страховочные столбы, экипаж - короче, все, что торчит. Андрей предложил всем в последний момент прыгнуть на этот ствол, а потом с него спрыгнуть уже на проскочивший плот (тут стоит представить, как Андрей идет по Арбату в костюмчике и с портфелем, потом ускоряет шаг и делает сальто на мостовой, потом подкидывает портфель повыше, делает еще два сальто и ловит портфель). Ему заметили, что прыгать придется в компании с тяжелыми бревнами.

Лева предложил взорвать бревно динамитом, и вместе с Борисом и Женей они пустились обсуждать технику и чертить на земле математику. Попытки Начальника напомнить, что динамита у нас нет, не имели успеха.

Темнело.

Я предложил направить плот и в последний момент спрыгнуть впереди него в воду и нырнуть под сосновый ствол (как-то спокойнее под водой, когда в воздухе порхают бревна).

Начальник предложил всем замолчать. Мы послушались, но это не решило вопроса.

Женщины Начальника не послушались. Они не могли молчать, так как подозревали, что в предстоящем мероприятии собираются обойтись без них. На сей раз они пытались утвердиться при помощи технической сообразительности. В конце концов женская логика, как обычно, восторжествовала, и в три голоса они заявили: "Делайте что хотите, но чтобы мы были с вами!" Это решило исход дела (слава женщинам!), и мужчины с чистой совестью решили строить новый плот ниже каньона, хотя и уйдет на это лишние четыре дня и из-за этого в дальнейшем придется голодать. Ну голодать так голодать: по крайней мере, женщины виноваты!

Но если бы они чувствовали свою вину! Нет, Люся-завхоз прямо-таки категорически отрицала наше право ворчать на скудный харч, когда она экономила с жаром и страстью (очевидно, чтобы сытно кормить нас на обратной дороге в самолете). Но этого не случилось - все сэкономленное ею по крохам разом утопили, перевернувшись на порогах. Но об этом речь дальше.

Если кто-нибудь думает, что сплав на плоту мероприятие стремительное это ошибка. Сплав по сложной реке с точки зрения рациональности поступков может вызывать только недоумение. Горстка людей идет пешком по берегу и зачастую еще тащит на себе рюкзаки. Переместив груз километров на пять вперед, все возвращаются и проводят через пороги пустой плот из восьми-десяти бревен, непонятно кому и зачем нужных.

Но это при взгляде со стороны. Если же взойти на плот, то каждый легко убедится, как приятно кататься на нем через пороги. Вот посмотреть хотя бы на наших женщин. Брал их Начальник в самые сложные пороги по одной, не более. Говорил, что надо облегчать плот. Но тут он врал: просто рисковать парнями - это он на себя еще как-то брал, но женщинами, и сразу тремя...

И не было несчастнее людей на свете, чем те двое, оставленные на берегу.

А третья, отплывающая с нами, была королевой мира. Она пыталась скрыть свою радость, быть будничной и деловитой, как и мы. И я каждый раз завидовал ее тихому восторгу.

А когда на плоту была Галя, я работал в порогах как зверь, а однажды даже чуть не перепутал команду Начальника: я не сделал неверного движения, я только подумал о неверном движении, но Начальник это заметил.

Когда же на плоту не было Гали, я чувствовал Начальника очень точно; я слышал его сомнения, его уверенность, его беспокойство и пару раз... страх. (Кстати, почему, собственно, стесняются страха? Разве без него испытаешь настоящую остроту спортивного сплава?)

На плоту, в порогах, я очень любил Начальника. На берегу меньше. Он стал относиться ко мне с раздражением, и тут я его опять понимаю. Дело в том, что подружились мы с ним в предыдущем походе, когда он не был Начальником и мы с ним вместе лазали по скалам, разглядывали пороги; в любой разведке мы обязательно сопровождали тогдашнего, другого Начальника. Мы были "активом" похода. А теперь, когда плот останавливался и дремал, привязанный к берегу, я тоже дремал в тени или на солнышке, и Галя была рядом. Начальник серьезно считал: все, что происходит в походе, должно быть подчинено единой цели. А нам на реке попадались очаровательные пляжи - открытые, и широкие, и маленькие, отгороженные большими камнями. Почему-то я не замечал их раньше. А теперь на этих пляжах мы с Галей загорали. Но она все-таки иногда отправлялась на разведку со всеми вместе. А я нет. Так наши отношения с Начальником дали трещину. Я этого не хотел. Да, наверное, и он тоже.

Однажды мы шли вдоль реки с рюкзаками, и Начальник попутно разглядывал пороги. Я без остановки шел вперед. Километра через два выбрал по своему разумению место, где удастся причалить плот, оставил рюкзак и побрел назад. Встретился со всеми, разминулся и пошел дальше к плоту. Не доходя до него, искупался в заливчике, прилег на солнышке и заснул.

Проснулся, и все было тревожно: солнце ушло, нависли тучи, плотный ветер гнул спины деревьев и гладил шершавой ладонью траву. Я вышел к воде и сразу увидел плот. Он был метрах в трехстах выше и быстро приближался. На моем месте у передней греби стояла Люся (вот ведь как ей повезло!). Маленькая такая рядом с Андреем и Женей, она старательно налегала вместе с ними на гребь, смешная в больших штормовых штанах, перетянутых между ногами ремнем от спасжилета, и этот огромный раздутый жилет, одетый на нее как панцирь. Она и головы не повернула в мою сторону. Впрочем, остальные тоже. На плоту были все восемь человек. А я на берегу. Я подумал, как сейчас побегу трусцой за плотом и как ниже, погрузив на плот рюкзаки, все будут ждать и угрюмо молчать, когда я явлюсь.

В голове мелькнула абстрактная мысль - сесть на плот на ходу (место было серьезное, плот то нырял в валах, то дергался на камнях, на нем шла напряженная работа), и сам удивился, когда вдруг оказался в воде. Теперь плот приближался ко мне не так стремительно, а берега набирали ход. Выскакивать в основную струю было слишком рано, ниже шумел опасный слив. Я выжидал момент, перемещаясь в уловах за большущими камнями. Потом выбрался в струю и удачно "стыковался" с плотом. Вскарабкался на бревна мокрый и понурый. Впрочем, на плоту тоже все были мокрые от валов и брызг. Я пристроился у задней подгребицы на Люсином пассажирском месте. И на меня опять никто не взглянул. Люся еще сильней налегала на гребь. При трудном заходе в один из порогов Начальник бросил мне, не оборачиваясь: "Встань на место!" И я, пробежав по скользким бревнам, прогнал Люську от греби. Ее маленькие исцарапанные руки медленно отцеплялись от деревянной рукояти; она вся ушла в огромный жилет, как черепашка в панцирь. Она готова была плакать и кусаться.

Андрей и Женя быстро переместились, восстанавливая привычное расположение гребцов, между делом отпустив мне пару эпитетов. Впрочем, Начальник не из милости допустил меня - через десять секунд нам пришлось так поработать, что, когда настала минутная передышка, мы, как и раньше, заулыбались друг другу.