Герхард Гауптман - Заложница Карла Великого

• Название: Заложница Карла Великого
• Автор: Герхард Гауптман
• Жанр: Проза

«Опочивальня Карла Великого в аахенском дворце. Час перед восходом солнца, в октябре. Карл сидит на кровати; слуги его одевают. Ему за шестьдесят лет, но он могучего сложения; держится прямо. Граф Рорико, не старше тридцати лет, красивый человек с благородной осанкой, стоит на некотором расстоянии, выжидая приказов короля…»

---

КАРЛ (внимательно). Герзуинда? Кто это Герзуинда? Я как будто слышал это имя. Продолжай. рассказывай все по порядку. Не падай духом! Ты говоришь – верно тебя ль я понял? – что Ассиг домогался здесь, в Аахене, восстановления прав, а также, чтобы дочь ему вернули. Ни прав, ни дочери возврата он не добился. Но право правом остается – все равно, терзают ли его иль нет. Так будем говорить о дочери, томящейся в мученьях – а то ведь помощь может опоздать. Где она живет и кто мученьям подвергает дочь Ассигии?

ЭРКАМБАЛЬД (вмешиваясь). Два слова, господин, пред тем, как будешь продолжать расспросы: Герзуинда, дочь Ассиги, живет в монастыре на Плане. И если была бы правда, а не ложь, что мучают ее – то значит, мучители её – помилуй Господи! – благочестивые монахини. Кто знает сестер почтенных, поймет, как безразсуден, как бессмыслен такой навет. Нет! Герзуинда – ее я знаю сам – как бы сказать?.. дурного нрава, как я слышал от монахинь. Она… Ну то, что называют… Ну да, испорченный червивый плод… гнилой, червивый.

БЕННИТ. Старик этот седобородый, государь, над родом моим и брата Ассига глумится. Он может безнаказанно злословить: он твой канцлер – а мы саксонцы!

(Карл стоит не двигаясь; все остальные в ужасе от дерзости Беннита и выражают это знаками)

ЭРКАМБАЛЬД. Не я глумлюсь. Глумятся тут, но не из уст моих идет глумленье. Я ж не только не злословлю, а многое еще прикрасил… Довольно нам ты уши Герзуиндой прожужжал и так; а к королю пробравшись, ты вновь теперь скрежещешь то же имя. Нам некогда возиться с Герзуиндой! У нас достаточно других забот! Она в руках надежных, и воспитанье должное дается ей. Оставь же нас в покое!

БЕННИТ. Вы это воспитанием зовете!

ЭРКАМБАЛЬД, Да, в благонравии ее воспитывают – как христианский велит закон.

БЕННИТ. Я не из робости стараюсь сдержать свой гнев. Но знай: во мне вся кровь вскипела. Довольно! О рубцах на теле говорю я, а не о воспитаньи. О мучительстве, а не о благонравьи! Ты видишь, государь, я сдерживаю ярость; ты видишь, бешенству я волю не даю. Я кроток – есть на то причина. Я молчу, хоть прибежала ко мне племянница с кровоподтеками на обнаженном теле. По христианскому закону истерзали, замучили несчастного ребенка!

ЭРКАМБАЛЬД. Долг христиан – покорствовать.

БЕННИТ. Кому дитя покорствовать должно?

ЭРКАМБАЛЬД. Богу.

БЕННИТ. Богу! Не может Бог, ваш Бог хотеть… Не такой он Бог, чтоб заставлять ребенка с собачьей благодарностью в глаза глядеть, когда при нем глумятся над отцом и матерью! Нет, этого не может требовать ни франкский Бог, ни Бог саксонцев!

КАРЛ (очень спокойно). Боюсь, что сестры монастыря на Плане – при всем почтении к ним; напрасно ты головой качаешь, Эркамбальд – боюсь, я повторяю, что они, конечно, желая лишь добра, все ж иногда неверный избирают путь. Особенно…

ЭРКАМБАЛЬД (невольно прерывая). Но, государь.

КАРЛ (продолжая внушительным тоном). Особенно, я говорю, с заложницами поступают они не так как должно. они неосторожно касаются того, чего не следует, хотя не раз и я, и люди мудрые со мною вместе удерживали их. Глубоко ранена душа у тех, кого насильно оторвали от близких и родных, от алтарей их, скажем – идолов, хотя б и для того, чтоб приобщить их к лучшей жизни в Боге. Такие раны не скоро заживают – а монахини жестокосердно бередят их. Увещанья должны быть мягкими! Терпеливым и нежным воспитанье… бесполезны насилье и приказы. Нужно звать, манить сердца на путь спасенья, и потому…

ЭРКАМБАЛЬД (не будучи в силах сдержаться). Как собака, что возвращается к блевотине своей, так и отродье языческое ползет назад к своим бесовским идолам; палкой, кулаком и розгой путь преграждать им должно. И потому…

КАРЛ (продолжая говорить с спокойным упорством). И потому призвать сюда мне настоятельницу и ту, из-за которой он с жалобой пришел – заложницу!

(В эту минуту являются, как бы по зову Карла, старая почтенная настоятельница монастыря; она ведет за руку Герзуинду; ее сопровождают еще несколько монахинь. Герзуинде около шестнадцати лет. её распущенные светлые волосы доходят почти до земли)

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (несколько запыхавшись от быстрой ходьбы; она спешила к королю, чтобы предупредить жалобы Беннита). Государь, мы здесь!

КАРЛ (пораженный видом Герзуинды). Как?..

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Сестра Варвара прибежала, едва дыша, ее позвали в Палатинат… Она ночь провела у камерария… то есть, сказать хотела я, у дочери его, которая – Господь ей помоги! – лежит в горячке. Так вот, Варвара прибежала, чтобы сказать, что Беннит, упорно нас притесняющий уж много месяцев – нас бедных, беззащитных женщин! – теперь пробрался к трону твоему. Я тотчас же позвала Герзуинду. Она еще спала; да и теперь глаза у ней слипаются. «Бодрствуйте!» сказал Спаситель, – «ибо несть козням сатаны числа». Вот мы пришли к тебе, о, государь! Пришли, чтоб защититься от наветов.

(Герзуинда, заметив Беннита, спешит к нему, бросается в его объятья и целует его, видимо радуясь свиданию)

БЕННИТ (королю). Взгляни туда!

КАРЛ (долго глядя с изумлением на Герзуинду). Как, ты… Так это Герзуинда?

БЕННИТ. Да, государь.

КАРЛ (тем же тоном). Верно. Герзуиндой ты звалась. (Обращаясь к настоятельнице) Что все это значит? Герзуинда!

ГЕРЗУИНДА. Что, государь?

КАРЛ. Меня ведь знаешь ты. (Герзуинда утвердительно качает головой и Карл продолжает) Я расскажу тебе, что было, Рорико. Недавно, я разрешил себе короткий отдых, устав грамматику твердить. И для того, чтобы проверить усвоенные званья, я в монастырской школе вздумал на время стать учителем. Пришел всезнающим я в школу к ученицам. И вдруг… Печально из огня да в полымя попасть! Моя гордыня была посрамлена, Герзуинда знала многим больше, чем тогда я знал, чем знаю теперь и буду знать во веки. Не ослепи меня сиянье ярче, чем блеск серпов в день жатвы, чем блеск мечей в сраженьи, мной легко бы гнев и зависть овладели. Ну а теперь скажите: что произошло?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Она бежала! Свершила неслыханную дерзость, государь, и убежала – в награду за любовь, за терпеливые заботы наши, за мольбы о ней, что горячо мы возносили к небу ежечасно. За это все в отплату она бежала. Ты видишь, государь, стою я пред тобой, ломая руки. Горе, которое она нам причинила, разбило сердце мне. Чем я это заслужила? Не слушала она, когда Спаситель звал ее – а первому призыву дьявола сейчас взяла.

КАРЛ. Успокойтесь! расскажите, как и почему она бежала?

(Настоятельница не может удержать рыданий которые мешают ей говорить; тогда первая сестра, монастырская ключница, выступает и говорит за нее)

СЕСТРА КЛЮЧНИЦА. Позвольте мне вам рассказать. Она спустилась ночью по стене, заросшей виноградом, на грядку мальв в саду – уж лучше умолчу, в какой одежде; двор пробежала, перелезла через забор, по стволу дерева вниз соскользнула. Ее увидел и окликнул сторож. Но она, оскалив зубы, как он говорит, так крикнула, как мышь летучая из преисподней. От страха он ее не задержал. Прости его Господь!

ЭРКАМБАЛЬД. Передайте без лишних слов то, что я вам сказал. Тут случай именно такой… Ведь сказано: обвестесь зеркалами, и василиск умрет, свое увидев отраженье. Верьте тому, что я сейчас скажу: жила на свете женщина одна и зачала в пятнадцать лет от Асмодея – а зачав ребенка, обрекла его отцу. Та женщина – мать Герзуинды. Взгляните на нее. Иль лучше, не глядите. В её глазах есть что-то, от чего тускнеет зеркало. Подумайте, за что наш государь, великий Карл, ее хвалил: за мудрость, за то, что не по-детски умна она. Испугала она его, властителя народов! Теперь вы образумились, мать настоятельница, но прежде были во власти её бесовских чар. От вас я знаю многое про дикий нрав её, в котором видна власть дьявола. Ведь мы уж тридцать лет с саксонцами воюем – так неужель предположить возможно, что праздны их злые боги, что денно и нощно не думают они о том, как сокрушить Господне царство и Его святую церковь?

БЕННИТ. Смотрите – похожа разве она на дьяволицу? О, государь, верни свободу ей! Коль соловья ил зяблика лишить свободы, конечно крыльями начнут они неистово о прутья клетки биться – чему тут удивляться? Так и она душой к своим, ко мне и к братьям рвется – ко всей родне далекой. Дудочки ей хочется по-прежнему срезать с бузинного куста, вдвоем с гусятником, иль мчаться, волосы по ветру распустив, на быстрой лошади чрез рытвины и камни, вдыхая вольный воздух. Вот, что ей любо! Приручайте, монахини, зверей, в плену рожденных. Они привыкли к рабству. А кто рожден свободным – тот не покорится!

КАРЛ (поглядев твердо и пристально на Беннита и на Герзуинду, говорит Бенниту с полным спокойствием). Откажись от Герзуинды!

БЕННИТ (пораженный). Что ты сказал?

КАРЛ (спокойно, но с властной твердостью, не допускающей возражения). Герзуинда останется на вашем попечении, монахини почтенные. Но вы должны мне поручиться, что строже, чем до сих пор, за нею будете следить. Беннит оставит город. Ты, жалобщик, иль будешь за чертою Аахена до завтрашней зари, иль голову тебе отрубит меч палача. Что ж касается владений, о которых ты споришь тут с моими судьями, то обещаю строгий и правый суд тебе. Иди домой и мирно жди решенья!