Владимир Гоголь - Жизнь прекрасна! Простая, незамысловатая история про…

• Название: Жизнь прекрасна! Простая, незамысловатая история про…
• Автор: Владимир Гоголь
• Жанр: Русское современное

Первое название повести было «Семен умирал», но позже автор дописал продолжение и изменил название. В одном из альманахов повесть озаглавлена «Красное платье».

---

Что это с ним? Высохшая мумия, лицо желто-синее, нос заострился, глаза смотрят в одну точку, не моргая. Руки, лежащие поверх синего больничного одеяла, вытянулись вдоль тела. Не руки, а две безжизненные палки.

Рядом жена на табуретке сидит, склонилась над ним, плечи судорожно подрагивают, плачет. Медсестра прибежала в палату, встала в ногах его кровати, тоже плачет. Врач подошла. Успокаивает жену:

– Отмучался он, сейчас ему легче уже.

Кто отмучался? Да это же о нём говорят, это он на больничной койке вытянулся, это ему сейчас жена ладонью глаза закрывает.

Странно, глаза она ему закрыла, а он всё видит. И как плачет она молча, сдерживая рыдания, и как молоденькая медсестра выскочила в слезах из палаты. Видит и то, как врач, милая душевная женщина, столько сил приложившая и участия к каждому больному, и сейчас поглаживает его жену по плечам, успокаивает, слова говорит какие-то. Ей и самой-то не сладко, когда люди умирают, которым она от всей души хотела помочь, но не смогла.

Интересно, но всё он видит, что происходит в их шестиместной палате, ставшей всем им родной за месяцы пребывания здесь. Вот сосед его по койке, толстый упитанный дядька, оторвался от книги, смотрит на всё происходящее. Встать ему нельзя, под капельницей он. Все онкобольные сильно теряют в весе, а этот, наоборот, пухнет, как на дрожжах. Следующий сосед, который у окна, сидит на своей кровати, по мобильному телефону с родственниками разговаривает. К нему никто не приходит, издалека он. Зато звонят часто, разговаривают подолгу. На тумбочке у него вода в стакане кипит, чайку захотел. Не видит, разговором занятый, а водичка то тю-тю, выкипит! В другом ряду у окна лежит молодой парнишка, пятнадцать лет ему, опухоль в голове. Мучают его процедурами различными, от которых он криком кричит потом в течение суток. Спит сейчас под действием обезболивающих средств. Следующая койка пустая, это неугомонный Палыч курить ушёл на лестничную площадку. Отрезали ему лёгкое, химию сделали, может быть и поживёт ещё. Курит много, никотинщик несчастный! На последней, шестой койке, лежал старик, тоже после операции, вырезали у него часть желудка, от химии отказался. Велел жене-старушке забрать его домой, как только швы подживут, затянутся. Дома, говорит, помирать буду. Крепкий старик, со стержнем!

Всё это одним мигом осознал Семён. Это что же получается, тело моё я со стороны вижу, хотя и глаза мои закрыты. Что происходит? Я так спокойно смотрю на свой труп, на ту мёртвую оболочку, которая столько лет мне служила? А кто или что я сейчас? Та пресловутая душа, о которой так много сказано, но которой никто не видел. Которую никто не может познать и понять. А её и не познаешь, пока она в оболочке. Там спрятаться можно. Судить о ней можешь только, по словам, поступкам, жестам, мимике. Самой-то души не видать. Вот они убиваются там внизу по мне, а меня и не видят. А я всё вижу, осмысливаю, рассуждаю. Что это такое? Вот откуда лёгкость, ощущение полёта! Я ведь летаю. Вот, каталку привезли в палату, сейчас в морг повезут. Это на лифте на первый этаж, затем по пандусу в подземный переход и дальше, в соседний корпус. Там морг.

До чего же я исхудал за время болезни! Две бабульки-санитарочки меня, (тело моё бывшее) легко переложили на каталку, накрыли простынёй с головой, только жёлтые ноги торчат из-под короткой простыни, и повезли из палаты. Жена не удержалась, зарыдала в голос. Вот и лифт, подземка и морг. Большой оцинкованный стол. Тело взгромоздили на него. Сняли одежду, треники старенькие, трусы, футболку. К столу подошёл мужчина в халате салатного цвета с короткими рукавами. Мельком глянул, вышел, кому-то позвонил по телефону. Затем вернулся, снял с маленького столика, стоящего рядом, белоснежную салфетку. На столике лежал медицинский инструментарий, весь сияющий тусклым металлическим блеском. Что и как делал врач с его телом, Семён не обратил внимания. Что-то его отвлекло. Что-то ему почудилось в тиши мертвецкой. Вошла одна из старушек санитарок, которые привезли его тело сюда. Врач ей что-то сказал, она выслушала, взяла из-под стола большой эмалированный таз и вышла. Врач продолжал колдовать над телом Семёна. Затем сделал несколько уколов в область головы и живота. После этого привязал бирку к ноге с порядковым номером, датой, велел перевести тело в «общую», а сам прошёл в свой кабинет, сделал какие-то записи в журнал, лежащий у него на столе. Тело перевезли всё те же санитарки в «общую», в мертвецкую, положили на оцинкованный стол, которых здесь было с десяток. Накрыли простынёй опять же с головой, опять же наружу торчали жёлтые исхудавшие ноги, теперь уже с биркой. На соседних столах под простынями лежали ещё два чьих-то тела.

И тут Семён обнаружил, что он видит какие-то мерцающие силуэты в темноте мертвецкой. Да! Это были души тех двух тел. Одна душа была мужского пола, другая женского. Как он их различил, самому непонятно. Силуэты лиц, только лиц, без тела. Да и лица в одной плоскости, зыбкие такие, как газообразное облачко, но со своими очертаниями. Они уже освоились тут, даже перекидывались какими-то фразами. Семёна они тоже приметили. По крайней мере, ему так показалось, что они дружелюбно посмотрели на него, как на вновь прибывшего.

– Отмучался? – спросил его мужской голос.

– Да! – Семён услышал как бы эхо своего голоса.

– Вот и славно! – прозвучал хрипловатый женский голос. И добавил – знала бы раньше, что так легко и свободно станет после физической смерти, не цеплялась бы так за жизнь. Сколько времени, сил и мучений потрачено впустую!

Семён обратил внимание, что призрачный силуэт души женщины приобретал более чёткие очертания, когда она говорила, хотя разговором это было назвать можно только с большой натяжкой. Губы на её призрачном лице не двигались, лицо её застыло в какой-то гримасе, но гримасе странной, зыбкой, мерцающей. Было видно, что она сама с удивлением прислушивается к своему голосу. Так удивляются люди, впервые услышавшие свой голос со стороны, запись своего голоса на магнитофонную ленту, например. После окончания разговора, силуэт тускнел, меньше мерцал, становился слитным с темнотой. Хотя темнота сейчас не являлась помехой в привычном смысле этого явления. Всё воспринималось через ощущения, через чувства. Не было ощущения запахов, которые наверняка присутствовали в этом мрачном помещении, не было реального зрения, было чувство видения предметов, силуэтов, но это не было привычным зрением, это было именно чувство видения. Так же и со слухом, не было слуха, а просто были какие-то звуки, которые хотел воспринимать, воспринимал, не хотел, они не затрагивали тебя. Всё было нереально и в то же время всё происходило в реальном времени. Семён понимал, что всё это не сон, что всё это произошло и происходит с ним, что он перешагнул какую-то черту и оказался в потустороннем мире, как это принято считать людьми. Он уже поймал себя на том, что его сознание преподносит ему понятие о людях, как о далёком прошлом, которое с каждым мгновением удаляется от него всё дальше и дальше. Он как-то быстро и без сожаления расстался с сознанием жизни, с утратой тела, с тем, чего боится человек всю свою жизнь осознанно и бессознательно. Сколько страхов, сколько правил и сводов законов придумано человечеством за века существования разума на Земле, в основу которых заложено только одно – жизнь! И сколько раз нарушены те законы тоже во имя жизни! Жизнь одного за счёт утраты жизни другого, что считается (вдумайтесь!) смертным грехом, карается смертью! Как мало человек – существо разумное, знает об этом мире! Короток век человека, короток для большего познания этого мира! Слишком долго развивается человек, мало времени остаётся для познания истины, слишком малыми крупицами приращиваются знания человеческие. Хотя, от времён инквизиции до полёта первого человека в космос прошло не так много времени, в мировом пространстве это – миг, но, сколько поколений людей постигали эти истины? Но, так и не постигли. А отсюда, со стороны, всё видно по-другому, уже другие ценности.

Всё это мелькнуло в сознании Семёна, так отдалённо, смутно, что его только удивило. Он же ещё не осознавал того, что перед ним вечность, тот бесконечный мир, которого ему не хватало при жизни с её заботами, хлопотами, треволнениями, радостями и печалями. Время для него перестало существовать.

Он обратил внимание, что его тело стали поливать из шланга какие-то старушки. Намыливали и смывали из шланга. Обмыли, вытерли насухо, смазали вазелином руки и ноги, оказывается, для того, чтобы легче было обрядить в одежду. Тело перенесли на топчан, стоящий в углу мертвецкой. Уложили на клеёнку и начали одевать. Делали это старушки споро, привычно. Вся одежда была новая, начиная от носков, трусов и до чёрного строгого костюма. Размер, правда, того костюма был размера на три-четыре меньше, чем Семён носил при жизни. Да и одевал-то он такой костюм раза три за всю жизнь. Первый раз на свадьбу свою, потом ещё пару раз по торжественным случаям. И всё! Не так много приходилось тех торжеств на его жизненном пути. Потом костюм стал мал, а другого, так и не справили. Дети пошли, другие заботы.