Катерина Славская - Китайские фонарики. Повести

• Название: Китайские фонарики. Повести
• Автор: Катерина Славская
• Жанр: Русское современное

Повести, представленные в сборнике, отображают судьбы женщин, переживших периоды одиночества. Героинями являются наши современницы со своими страстями, достоинствами и недостатками, а также умением выпутываться из сложных жизненных ситуаций. Автор книги мастерски владеет секретом психологического и эмоционального отображения действительности, что делает ее произведения занимательными и проникающими в душу читателей.

---

– Теть Кап, ну Вы как? Вам не очень больно? – глупо спросила Алевтина, вытирая кровь с теткиного лица.

– Ага, не больно?! Ты, чего издеваешься надо мной, что ли? – оторопев от слов племянницы, взвизгнула тетя Капа, но сразу снова зажала рот рукой и завыла, – в Москву при-е-е-хала…

Кое-как они добрались до стоянки такси, Аля попросила пропустить их без очереди. Потом долго колесили по городу, пока, наконец, не приехали в общежитие. А потом, пока тетка, после оказанных Алей процедур доврачебной помощи, безжизненно лежала на кровати, Аля убежала на вахту звонить в поликлиники.

В конце концов, вся эта суматоха увенчалась успехом. Алевтина нашла стоматологическую поликлинику, где Капу принял врач, с которым Аля договорилась о материальной стороне вопроса. Все сбережения, которые были у Алевтины, ушли на восстановление теткиных зубов. Когда Аля робко заикнулась об этом Капе, тетка, сорока двух летняя особа в самом расцвете женской красоты, удивленно воззрилась на племянницу и сказала:

– Нет, ты что, хочешь, чтобы я, побывав в Москве, уехала без покупок? Ты соображаешь, что говоришь-то? И, между прочим, мне твоя мамочка обещала, что ты поможешь.

Тетка обиженно надула пухлые губки. Но, видя совершенно растерянный вид Алевтины, смягчилась:

– Ну ладно, тебе, глупенькая, я же верну, приеду домой, накоплю, и получишь ты обратно свои денежки.

Аля благодарно улыбнулась.

Стоит ли говорить, что денег Алевтина так и не дождалась.

В следующий раз помощь понадобилась маминому брату, вернее, его сыну. Он поступал в московский институт. А так как никто из родственников, кроме Алевтины, в Москве в то время не жил, значит, задача о Мишенькином поступлении в высшее учебное заведение опять-таки была возложена на Алю.

– Алевтина, помоги Мишеньке, – говорила мама, – ты учишься в аспирантуре, без пяти минут кандидат, у тебя связи, а он, – мама даже жалобно вздохнула, – несчастный мальчик с периферии. Он еще совсем малыш, ты его на целых семь лет старше. Мне очень будет стыдно перед родственниками, если ты ему не поможешь, и он не поступит.

– Мама, но я-то что могу сделать, все же от него зависит, – недоумевала Аля, – я же поступила без всякой помощи.

– Ну, что ты сравниваешь! – мама начинала нервничать, – ты всегда была умной девочкой, школу прекрасно закончила, росла в радости и любви. А у него мать рано умерла, мачеха вертихвостка попалась, прости меня, Господи, – Аля поняла, что мама на другом конце провода перекрестилась, – все по гостям да танцулькам, пока муж в плавании. Брат, дуралей эдакий, души в ней не чает, ничего не видит, подарки ей чемоданами привозит. Сына любит, но что он может сделать? Бедный мальчик все детство был предоставлен сам себе. Учился, как мог. Уж мы все так переживаем за нашего малыша.

– Мама, а почему он не хочет поступать в наш политех или в молочный? – все больше удивлялась Алевтина, – зачем ему в Москву-то ехать?

– А ты почему поехала? – парировала мать.

– Мама, ты же знаешь, мне интересна наука, а Москва – научный город, здесь больше возможностей, – пыталась объяснить Алевтина.

– Вот именно, больше возможностей, я все это прекрасно знаю! Ты даже говоришь, как москвичка, я же слышу. Мишеньке пойдет на пользу, Москва меняет людей, – с силой расставляя ударения на словах, ответила мама и вдруг заговорила шепотом, – Алечка, ты узнай, сколько это стоит, ну-у, и дай там, кому следует…

– Мама! Что ты говоришь? – Аля закричала в трубку, – что «это»? Я должна дать кому-то взятку, чтобы Мишенька поступил?

– А что ты так кричишь? – тон матери опять становился громче, – в этом нет ничего ужасного, просто надо по-хорошему поговорить с людьми, все объяснить, сделать презент, сама понимаешь, какой…

– Я понятия не имею, как это делается, сколько это стоит, и кому надо давать!

– Вот и узнай, – невозмутимо ответила мама, – тем более что он будет поступать на твой факультет, тебе будет совсем просто.

– На мой?! – удивилась Алевтина, с ужасом понимая всю неотвратимость предстоящего мероприятия, – мама, зачем ему биология? Он, что, ее сильно любит? Боже мой, зачем ему Москва?

Алевтина начала волноваться, а когда она волновалась, ее голос приобретал прежний говорок, от которого Алевтина почти избавилась за те годы, которые она прожила в Москве.

– Аля, ты как маленькая девочка, – недовольным тоном сказала мама, – какая разница, биология или история с географией… и потом, училась бы ты на любом другом факультете, значит, Мишенька поступал бы туда. Лишь бы было высшее образование, и чтобы мальчик получил его в Москве. Это – сын, – мама сделала ударение, – моего брата, ты это хотя бы понимаешь?

– Я-то понимаю…, – промолвила Алевтина.

– Вот и хорошо, девочка моя, – мамин голос потеплел, – и потом, время еще есть. Экзамены через два месяца. Я ОЧЕНЬ тебя прошу.

Да, мама умела убеждать. Или это называется по-другому. Аля вздохнула, зажмурила глаза, она всегда так делала, когда предстояло какое-то тяжелое, неприятное или щекотливое дело, и тихо сказала в трубку:

– Хорошо, мама.

Когда Мишенька приехал, ему оставалось только не завалить письменные экзамены. Сдать хотя бы на «тройки», а проходные баллы по устным предметам ему были обеспечены. Аля смогла все выяснить и оставила задаток. Не будем вдаваться в подробности, сколько нервов и моральных пыток ей это стоило. Алевтине пришлось пройти через стену недомолвок, недоверия, открытого непонимания, перешептывания и сомнительного знакомства. Кроме этого, существовал страх, что за такие дела Алевтину просто выгонят с факультета. Искупавшись по уши в грязи, как Аля называла все то, чем ей пришлось заниматься, выйдя на нужных людей, она много интересного узнала как про свой институт, так и про родную кафедру, где собиралась защищать диссертацию и в дальнейшем остаться работать. Оказывается, не все так было кристально чисто, как у нее в лаборатории, и как по наивности души раньше считала Алевтина, не сталкиваясь ни с чем подобным. Аля даже заболела в результате своей деятельности, у нее два дня держалась высокая температура, и ее тошнило. Алевтина чувствовала себя преступницей, а будущие неприятности вскоре не преминули на нее обрушиться.

«Ничего себе, малыш», – буркнула себе под нос Алевтина, когда увидела двоюродного брата.

Несчастный мальчик Мишенька совсем не выглядел робким провинциалом, обделенным судьбой. Мишенька был высокого роста, широк в плечах и весил, наверное, около полутора центнеров. Прямо-таки вологодский медведь, как про себя окрестила его Алевтина. Плюс презрительная ухмылка и наглый взгляд. Мишенька производил впечатление человека, которому дозволено все. Алевтина даже постеснялась бы назвать его подростком. Одет он был в фирменные джинсы, какие и в Москве в то время можно было купить только у фарцовщиков, и новомодную майку, что совершенно не соответствовало облику бедненького мальчика, коего следовало опекать. В свои семнадцать с половиной лет он походил на вполне сформировавшегося мужчину.

– Ну, сестренка, привет, вот я и прибыл, – Мишенька расплылся в улыбке, показывая Алевтине ровные белые зубы.

«Да, наплачусь я с тобой», – только и мелькнуло тогда у Алевтины в голове.

Письменный экзамен по математике Мишенька, естественно, завалил. Подали на апелляцию. Беседуя с преподавателем, Мишенька лишь улыбался да пожимал плечами. Все остальное сделала Алевтина. Она приводила множество аргументов от спортивной секции, «вы посмотрите на него, он же баскетболист, будет играть в сборной команде института!» до «вы поймите, он же не на математический факультет поступает», «мальчик с трудной судьбой, рано лишился матери, с периферии, это наши будущие региональные кадры». Алевтина выкладывалась по полной. Она краснела, бледнела, у нее перехватывало дыхание. Терять Алевтине уже было нечего, самоуважение за последний месяц достигло нуля, в итоге в ход она пустила последний аргумент. Конверт. Незаметно подсовывая деньги, Алевтина чувствовала, как от стыда и всей неловкости ситуации, у нее бешено колотится сердце, готовое разорваться на сотни маленьких кусочков. Кровь прилила к голове, и жилки на висках вибрировали. Алевтине казалось, что ее сейчас с позором выгонят из аудитории, и Мишеньке не видать учебы в столице. А, значит, будет переживать его отец, и, конечно, мама…

Но в своих прогнозах Алевтина ошиблась. Оказалось, что не только у нее были проблемы. Проблемы также были и у преподавателя, от которого зависел итог апелляции. Он никогда раньше взяток не брал. Не потому, что был слишком принципиальным, скорее, просто не было случая. В этот раз все было по-другому. Он хотел взять отпуск, болела жена. Встал вопрос об операции, срочно нужны были деньги. А тут эти экзамены, апелляции, комиссии, шут их дери. Отпуска не дали. Предупредили: или-или. На его кафедре были свои сложности. «Ну и пес с вами, – в сердцах о своих личных перипетиях думал экзаменатор, – одним бездарем больше-меньше, какая мне, собственно, разница? Может и правда, этот парень в сборную попадет, честь ВУЗа будет отстаивать, а я его не пропускаю?» Успокоив свою совесть, преподаватель положил конверт в свой карман: