Мэри Бирд - SPQR. История Древнего Рима

• Название: SPQR. История Древнего Рима
• Автор: Мэри Бирд
• Жанр: Образовательная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9614-4516-9

Мы встречаемся с образами и историей Древнего Рима в науке, литературе, искусстве. Но насколько близки к реальности наши представления об эпохе, на которую опирается вся западная цивилизация? Ведущий мировой специалист по древней истории Мэри Бирд в своей книге «SPQR: История Древнего Рима» объясняет, почему нам так важна римская история, каким образом маленький, ничем не примечательный городок Центральной Италии превратился в империю трех континентов.

Название «SPQR» – аббревиатура латинского выражения senatus populus que romanus, означающего «сенат и народ Рима». Сенат дал название современным законодательным собраниям по всему миру.

SPQR – книга о Риме и о том, как он сохранял свое господство несколько веков подряд, о его жителях, императорах и заговорщиках. Описывая взаимоотношения власти и человека, политическое устройство и конфликты, становление государственности и империи, знаменитых и никому не известных римлян, автор посредством научных данных разрушает мифы.

Изложение истории Древнего Рима начинается с середины I в. до н. э., когда Рим уже был обширной метрополией с населением больше миллиона жителей, с предвестия переворота и описания звездного часа Цицерона. А заканчивается кульминационным моментом, когда в 212 г. император Каракалла дал всем свободным жителям Римской империи право полного римского гражданства, уничтожив различия между победителями и побежденными.

Почему книга достойна прочтения:

– Здесь есть все лучшее, что читатель может найти в научно-популярной литературе: глубокое и всестороннее знание предмета, великолепный язык, ощущение пульсации повседневной жизни.

– С увеличением числа находок, обнаруженных в грунте, подземных водах и даже в библиотеках, историография Древнего Рима претерпела сильные изменения за последние 50 лет. Книга содержит актуальные научные данные.

– Эта книга – исторический спектакль, связь между прошлым и настоящим. Удивительно, как много похожих событий и параллелей с сегодняшним днем читатель найдет в истории о Древнем Риме.

---

Согласно всем этим выкладкам, чеканка монет в Риме в конце 60-х гг. до н. э. резко сократилась, общее количество монет в обращении уменьшилось по сравнению с предыдущими годами. Восстановить причины такого явления невозможно. Как и во всех европейских государствах вплоть до XVIII в. или еще более позднего времени, в Риме не было денежно-кредитной политики как таковой, равно как и государственного органа, которым такая политика могла бы разрабатываться. Однако результат очевиден. Проиграл ли в азарте свое состояние Катилина или нет, ему могло просто не хватать наличности, равно как и многим другим римлянам; а те, кто уже имел долги, столкнулись с кредиторами, жаждущими в условиях дефицита денег получить обратно займы.

Все это, скорее всего, лишь сопровождало более давние экономические проблемы, что могло подтолкнуть бедных и неимущих жителей Рима к восстанию или присоединению к тем, кто обещал радикальные перемены. Громадное неравенство между бедными и богатыми, нищенские условия проживания для большинства населения и, если не голод, то постоянное недоедание большую часть года – вот некоторые штрихи к исторической зарисовке Рима того времени. Невзирая на пренебрежительное описание Цицероном сторонников Катилины как распутников, негодяев, бандитов и нищих, логика его собственного изложения, а также работ Саллюстия подсказывает другой вывод. В них прямо или косвенно говорится, что Катилина лишился поддержки, когда стало известно, что он намеревается поджечь город. Если это так, то не стоит представлять себе сторонников Катилины нищими, которые «были никем и станут всем» благодаря «мировому пожару» (т. е. римскому). Более вероятно, что это скромные несчастные бедняки, которым было за что держаться и что терять в родном городе.

Цицерону, безусловно, было выгодно сгустить краски при описании опасности, исходящей от Катилины. Ведь, несмотря на успехи в политике, его положение на вершине римского общества было весьма шатким. Ему приходилось уживаться с представителями аристократических семей, которые, подобно Катилине, были прямыми потомками основателей Рима или даже богов. Семья Юлия Цезаря, например, гордилась своим происхождением от богини Венеры, а другая семья, как ни странно, утверждала, что ведет родословную от мифической Пасифаи, жены царя Миноса, которая от необычной связи с быком произвела на свет чудовище Минотавра. Чтобы упрочить свое положение в этих кругах, Цицерону хотелось, несомненно, вызвать какую-нибудь сенсацию во время своего консульства. Эффектная победа над воинственными варварами была бы идеальна, это как раз то, о чем мечтали многие римляне. Рим всегда был страной воинов, и самый верный путь к славе лежал через победы на военном поприще. Но все это было чуждо Цицерону: он обрел свою известность в судах, а не на войне, не сражаясь с опасными или менее удачливыми иноземцами. Ему требовалось «спасти отечество» каким-то другим способом.

5. На этом надгробии IV в. изображен простой способ чеканки монеты. Заготовка укладывается между двумя штемпелями, нижний из которых лежит на наковальне. Мужчина слева ударяет тяжелым молотом по этому «бутерброду», отпечатывая рисунок на заготовке. Судя по щипцам в руке ассистента справа, заготовка предварительно была нагрета в печи, чтобы легче чеканился рисунок

Некоторые римские комментаторы заметили, что кризис играл на руку Цицерону. В одном анонимном памфлете, ошибочно принятом за произведение Саллюстия и потому сохранившемся, недвусмысленно сказано, что Цицерон «обернул тяготы государства себе во благо» и даже более того – что его консульство стало причиной заговора, а не спасением от него. Вопрос, проще говоря, состоит не в том, действительно ли Цицерон преувеличивал опасность заговорщиков, а в том, насколько сильно он это делал.

Самые отчаянные скептики наших дней полагают всю историю с заговором плодом воображения Цицерона. Тогда человек, назвавшийся «коллекционером оружия», им и являлся, обличительные письма были подделкой, депутация галлов оказалась сборищем обманутых консулом простаков, а слухи о готовившихся убийствах – проявлением паранойи. Такая радикальная точка зрения кажется маловероятной. В конце концов, было сражение между сторонниками Катилины и римскими легионерами, лицом к лицу, которое никак нельзя считать выдумкой. Более правдоподобным кажется, что Катилина – прозорливый радикальный политик или беспринципный террорист – отчасти был доведен до отчаянных мер консулом, который явно лез в драку и пекся о собственной славе. Цицерон мог просто убедить себя, независимо от наличия свидетельств, что Катилина представлял серьезную угрозу для безопасности Рима. Насколько нам известно из более современных сюжетов, так проявляется политическая паранойя в сочетании с эгоистическим интересом. Мы ни в какой версии не можем быть до конца уверенными. История с «заговором» всегда будет прекрасным примером классической дилеммы интерпретаций: были ли действительно «красные под кроватью», т. е. революционеры повсюду, или этот кризис был хотя бы отчасти плодом воображения консерваторов? Все это должно побуждать нас искать и рассматривать в истории Рима, равно как и в истории других стран, обратную сторону медали, что и представляется одной из задач книги «SPQR».

Наш Катилина?

Схватка между Цицероном и Катилиной стала на все времена моделью политического конфликта. Трудно поверить, чтобы для оформления зала заседаний современного сената Италии в палаццо Мадама случайно была заказана Маккари картина, изображающая события 8 ноября, наряду с другими эпизодами истории Рима. Сенаторы должны были извлечь урок. Не только историкам на многие века хватило вопросов для жарких дискуссий: что было хорошего и плохого в «заговоре», каковы были пороки и достоинства Катилины и Цицерона соответственно, в какую сторону можно сдвигать грань между национальной безопасностью и гражданскими свободами.

Время от времени история заговора кардинально переписывалась. По одному средневековому преданию из Тосканы, Катилина выжил в сражении с римскими легионерами и продолжал свой путь народным героем; в дальнейшем его судьба пересеклась с женщиной по имени Белиция, с которой он вступил в запутанные романтические отношения. По другой версии, у него родился сын Уберто, и он стал, таким образом, родоначальником флорентийской династии Уберти. Проспер де Кребийон, чья пьеса «Катилина» была поставлена в середине XVIII в., пошел еще дальше: его фантазия соединила Катилину с дочерью Цицерона Туллией, не утаив некоторые откровенные любовные сцены в римском храме.

Когда заговор становился частью сюжета в литературе или драматургии, обычно четко проступали политические наклонности автора и политический климат эпохи. Генрик Ибсен в своей первой пьесе, отражая настроения в Европе после революций 1840-х гг., сделал события 63 г. до н. э. основной темой. Революционер Катилина здесь противостоит коррупции, заразившей мир, в котором он живет, в то время как Цицерон в действии не участвует, на сцене не появляется и вообще едва ли упоминается (мог ли он вообразить себе что-то страшнее?). Для Бена Джонсона, писавшего под впечатлением раскрытия Порохового заговора, напротив, Катилина был антигероем, садистом, чьи многочисленные жертвы пришлось погрузить на целую флотилию для транспортировки по реке Стикс в подземный мир. Его Цицерон, правда, ненамного лучше, он просто бубнящий зануда, настолько скучный, что во время премьеры в 1611 г. часть публики покинула зал как раз во время нескончаемой речи, разоблачающей Катилину.

Джонсон был явно несправедлив к Цицерону и его убедительной риторике – по крайней мере, если цитируемость и многократные адаптации речей что-то значат. Ведь его «Первая Катилинария» и особенно знаменитая строчка «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением?» по-прежнему узнается в политической риторике XXI в., красуется на современных политических плакатах и удобно помещается в твит, не выходя за рамки 140 знаков. Все, что требуется сделать, – это вписать нужное имя. За время создания этой книги в потоке твитов и заголовков уже сменилось имя Катилины на имена президентов США, Франции и Сирии, мэра Милана и государство Израиль: «Доколе же Вы, Франсуа Олланд, будете злоупотреблять нашим терпением?» и т. д. Трудно сказать, сколько людей из тех, кто использовал крылатую фразу, могли бы объяснить, откуда она взялась или в чем суть конфликта между Цицероном и Катилиной. Вряд ли много найдется политически мотивированных или классически образованных среди всех несогласных и протестующих. Живучесть этой фразы указывает на что-то, лежащее вне интереса экспертов по античности, и, возможно, что-то более важное. Это намек на то, что под поверхностью текущей западной политики с трудом припоминаемый конфликт между Цицероном и Катилиной все еще задает модель наших собственных политических баталий и споров. Красноречие Цицерона, даже понятое наполовину, по-прежнему определяет язык современной политики.