Эдуард Диа Диникин - Манифестофель

• Название: Манифестофель
• Автор: Эдуард Диа Диникин
• Жанр: Русское современное

В творчестве автора уникальным образом сочетаются авантюрный хоррор-трэш и глубокая экзистенциальная драма с тонким ироничным привкусом, смягчающим безжалостную серьезность цепочки оборванных, запутанных и не связанных, на первый взгляд, случайностей, которые приводят к фатальным последствиям.

---

– Это о смерти, – ответил Борис.

– О чем? – удивился напарник. – Надо же…. А я думал, что вообще ни о чем. Дескать, сидел-сидел мужик, надоело ему, зима, темно, он и ушел.

Напарник передал ему тетрадь.

Он потом читал эти стихи Жанне.

– Тебе нравится? – спросил он.

– Конечно, – сказала она. – И картины тоже. А поступать ты пробовал в училище?

– Училище? – не понял он. Ему показалось, что она спрашивает про какое-нибудь ПТУ, где он бы мог получить нормальную специальность.

– Ну как там…. Суриковское, вот, – вспомнила она. – Это ведь где-то на Малышева, кажется?

Он почувствовал после этих ее слов то, что пустыня чувствует после жаркого дня – холод ночи. Его будто обдало этими минусами. Он даже вдруг понял, почему Минусинск Минусинск. Как же далеки они друг от друга! Но тут Жанна улыбнулась и предложила ее поцеловать. Это напомнило ему что-то давнее, что-то, конечно, им не забытое, но такое уже будто исчезнувшее….

И что ей не понравилось потом? Он ведь вел себя очень по-мужски: сдержанно, не показывая, что хочет ее безумно. А ведь они и пили еще. Алкоголь подстегивает желание. Да еще как. Правда, только вначале и в середине. У него даже не получалось вначале. Просто перенервничал перед этим. И сильно перенервничал.

Ведь когда он вел ее к своему подъезду, стараясь сделать это незаметно для окружающих, то наткнулся на Леньку – того самого сопляка, который загадил все стены подъезда своими надписями и рисунками.

– Как дела? – спросил тот нагло и протянул руку.

– Хорошо, – сказал Борис, буквально трясясь внутри от унижения, пожимая узкую нахальную руку, хотя ему хотелось сказать: «Пошел вон, чухан вонючий»!

– Ладно тогда, – покровительственно усмехнулся малолетний хулиган и быстро, но оценивающе взглянул на спутницу Кортонова. После чего развернулся и пошел прочь. Сколько раз видел в окно его фигуру Кортонов. Где-то метр скрепкой – овальное тулово, овальная голова, маленький рост. Но чувствовалось, что, если надо, этот Ленька сцепит собою любую «шоблу», которая без него рассыплется как бумага. Борис знал его отца еще по школе. Тот учился на два класса старше. Прозвище у него было «Горшок». Некрупный, но злобный, он был «грозой» младших классов. Пару раз его били старшие братья обиженных им мальчишек. После окончания школы он исчез. Исчезают такие «горшки», как правило, в такие неотдаленные места, где их обжигают не боги, а быт, понятия и распорядок дня. Потом появился, но ненадолго – переехал к своей жене в общежитие на Ботанику. Иногда приезжал домой к матери. Когда поставили в подъезде домофон, то постоянно звонил в квартиру к ним, к Кортоновым, и веселым, пьяным голосом просил открыть, говоря одно и то же: «Это я, Саня «Горшок». Мать Бориса его очень не любила. Да и сам Борис его терпеть не мог. А его сынка просто ненавидел. Когда тот был маленький, то просто не замечал его, но вот уже год или полтора не замечать это адское существо было нельзя. «Горшок» опять уехал осваивать новые нары, а его отребье под кличкой Ленька (Кортонов был уверен, что у такого не может быть имени – только кличка) продолжил осваивать начатое отцом дело. И все бы ничего, но обратил внимание Кортонов, что Ленька как бы приглядывается к нему, присматривается. И это Борису не нравилось. Вот и правильно все – поздоровался с ним так невежливо, с человеком, который старше его на четверть века!

Поэтому не очень-то получилось и с женщиной тогда. Нервы. А Акулина! Та самая бывшая воспитательница. Его, еще как только он пришел работать на азотно-кислородную станцию, дважды спросили: «И как ты только с ней работать можешь? С ней никто не уживается». Это было, конечно, неправдой – с ней очень неплохо уживался Шлаков. Увидев его, она начинала приветливо улыбаться, разве что только не шипела и не подрагивала гремуче хвостом, а он, отводя глазки в сторону, спрашивал о состоянии компрессоров и аппаратов, хотя понимал в этом не больше, чем пыль под колодкой компрессора понимает в подколодности.

Было понятно, что пенсионерка Акулина боится потерять это место. А Борис Кортонов являлся для нее прямым конкурентом. Ему уже сказали, что до него с АКС уволились три молодых парня – не смогли работать в ее смену. А в другую, Шлаков, преследуя какие-то свои цели, их не переводил.

Но Акулина вела себя до поры до времени нейтрально. Хотя, Борис замечал ее недоброжелательные взгляды. Да и не только это. Как-то, в самом начале его работы на АКС, он попросил ее показать ему ступени компрессора.

– Что тут показывать? – зло буркнула она и тыкнула пальцем. – Вот – первый, второй, третий, четвертый.

– Понятно, – сказал он. – По порядку, значит.

Ему было неудобно, что он за три смены еще не сообразил, что все так просто.

И только через месяц выяснилось, что Акулина неправильно показала эти ступени. Шли они совсем не по порядку, а как бы: первая, третья, вторая, четвертая. Это, если сверху. Или: четвертая, вторая, третья, первая. Это, если снизу. Он тогда подумал, что вот она причина того, что у Акулиной только третий разряд, а не пятый как у Ивановой, женщины, которая проработала на десять лет больше. Но потом понял, что Акулина просто вводила его в заблуждение, чтобы он так и не освоил специальность. Она еще несколько раз подводила его. Однажды он обратился к ней с вопросом относительно аппаратов разделения воздуха.

– Какие аппараты? – почти возмутилась она. – Ты вначале компрессоры освой, а потом уже аппараты….

И буквально через пару смен сама же при Шлакове задала ему вопрос, показывая на аппарат:

– Что этот манометр показывает?

– Давление, – растерянно произнес Борис.

– Это и ежу понятно, что давление. Давление где?

Он вгляделся в манометр.

– Это давление в нижней колонне, – наконец сказал он.

– Вы уже давно работаете, – сказал Шлаков с выражением лица таким, будто съел килограмм катионита, – а только после того, как основательно подумаете, отвечаете. А тут может быть экстренная ситуация, надо быстро соображать. В общем, смотрите…. Думаю, не для вас это работа.

Борис хотел сказать, что та же Акулина говорила ему пока повременить с изучением аппаратов, но сдержался. Ему стало жалко ее. Ведь не от хорошей жизни она в своем возрасте «ишачит» на производстве. Да и как-то по-детски это – жаловаться. Тем более, кому? Шлакову, человеку с невразумительно-обиженным лицом кое-как назначенного кое-кем начальника? Он сам-то уверен, что его подчиненный ответил правильно?

А вот сегодня, когда он был в ночную смену, Акулина вышла за рамки. Борис знал, что она может легко закричать на кого угодно. За это ее и звали за глаза «старой идиоткой». Он понимал, что она может и на него наорать. Но он не ожидал, что она найдет такую причину, какую нашла.

Каждый час он записывал показатели: давление, температуру…. Два раза за смену аппарат для каждого компрессора переключали, и тогда показатели записывали старые. Акулина давно уже сказала ему часы, когда аппараты переключали. Он все сделал как надо. В час ночи занес данные на второй компрессор. Акулина в этот момент зашла в «кабину» – помещение, где должен находиться оператор во время работы.

– Ты зачем пишешь параметры раньше на час? – подколодно спросила она своим гремучим голосом.

– Как раньше? – удивился он. – Я пишу, как вы сказали.

– Ты мне дурочку-то не валяй!!! – вдруг заорала она. – Я тебе все правильно говорила! Ишь ты – писарем сюда устроился!!!

Она тут же сбегала за еще двумя женщинами, работавшими в смену, и, продолжая кричать, что Борис устроился сюда писарем, стала обвинять его в том, что он не понимает работу. Это было несправедливо. Он уже полностью разобрался с компрессорами. Более того, был уверен, что знает их не хуже Шлакова. Женщины, которых привела Акулина, чувствовали себя неудобно. Пожалуй, они бы заступились за него, но явно не хотели связываться. А Акулина продолжала кричать!

Да на него так даже мать не кричала! Даже тогда, когда он два года назад решил заняться тату. Дело в том, что случайно на Малышева, рядом с художественным училищем, он встретил Санька – того самого «дедушку» из армии, который прочил его, Бориса, на свое место. Они не виделись больше двадцати лет, но фотографическая память Кортонова подсказала: «это Санек с армии». Тот вначале даже не понял, кто этот лысоватый мужчина с торчащими с боков остатками рыжих волос, но, когда признал, то сильно обрадовался. Борис тогда подумал, что, наверное, больше никто в этом мире ему не был бы так рад. Санек рассказал, что, приехав в Екатеринбург, «хотя уезжал из Свердловска-то я», он кинулся было в коммерцию, но прогорел. Остался должен денег. И тут подвернулась оказия уехать в Питер. А там попал в струю через несколько лет – стал работать в тату – салоне в самом центре. И сейчас у него у самого два таких салона. И на жизнь он не жалуется.