Александр Беляев - Девочка и домовой. Хроники затомиса

• Название: Девочка и домовой. Хроники затомиса
• Автор: Александр Беляев
• Жанр: Русское фэнтези

Десятилетний мальчик видит сон, в котором он встречает главную героиню этой книги. Маленькая девочка забирается в подвал и встречает там маленького простуженного человечка размером с куклу.

---

– Это не обычный сон, – улыбнулась девочка. – Люди с непробужденной душой видят такие сны очень редко – иногда 1—2 раза за всю жизнь. Они необходимы для того, чтобы в сознании этих людей забрезжила память прежних жизней, прежних встреч, а иногда для того, чтобы человек вспомнил свою Единственную или Единственного. Потом, когда он станет взрослым, то сможет избежать многих ловушек и если разбудит свою древнюю память, то когда-нибудь – может, в другой жизни – встретит и узнает его или ее. Ты, например, почти никогда не узнавал меня или принимал за меня другую. Кстати, – задумчиво добавила она, – ловушек все равно никогда избежать не удается – скорее появляются силы для того, чтобы из них выбраться.

– Что значит «ловушки»? – не понял мальчик. – Это что – ямы замаскированные, капканы?

– Я не могу объяснить тебе всего, – с легкой печалью ответила девочка. – Твоя душа еще не пробуждена, многого ты сейчас не поймешь. Сюда тебя отправили для того, чтобы ты начал пробуждаться.

– Что значит «пробуждаться», ты же сама сказала, что мы спим?

– Мы не спим, это я пришла в твое сновидение, которое не есть обычный сон – скорее, это первая твоя встреча с настоящей реальностью, вернее, с одним из его бесчисленных миров. Это раньше – во сне или наяву – ты находился в состоянии постоянной духовной дремоты. Твой разум не очищен, – помолчав, добавила она.

– Ты в начале нашей встречи упоминала какую-то матушку. Кто она? Разве мы с тобой брат и сестра? – недоуменно спросил мальчик. – И потом, почему ты все время задаешься, говоришь, что я того или этого не пойму, как будто ты меня старше и умнее. По крайней мере, по виду этого не скажешь, – неуверенно добавил он.

Он смутно сознавал, что эти слова только жалкая попытка отстоять свое мужское самолюбие. Всю жизнь мальчик считал, что мужчины должны быть умнее и сильнее женщин, и когда он сталкивался с чем-то, что явно опровергало эту его установку, то испытывал чувство уязвленного группового самолюбия, даже если это не касалось его лично. А от лица его собеседницы веяло какой-то невообразимой древностью и тайной.

– Я действительно старше тебя, – задумчиво ответила девочка. – Моя душа пробуждена уже давно, а что касается нашего родства, то нам приходилось бывать с тобой в разных отношениях. В прежних встречах мы нередко оказывались братом и сестрой, матерью и сыном, мужем и женой, наконец, мы просто любили друг друга, часто встречаясь ненадолго и расставаясь на всю жизнь. Но всегда моя душа была старше твоей, нас затем и соединила матушка, чтобы я повела тебя к пробуждению. Однажды ты начнешь просыпаться и постепенно вспомнишь все, а главное – дорогу к Дому, где появились и откуда пришли все мы. Что касается матушки, – помолчав, добавила девочка, – я не знаю, как объяснить тебе, кто она такая. Я сама до конца не понимаю ее природу, знаю только, что она гораздо старше, мудрее и могущественнее нас с тобой: мы находимся под ее покровительством, она всегда приходит, когда считает нужным и часто совершенно неожиданно. Нужно быть готовым к этой встрече. Помни, что матушка всегда следит за нами. И еще я знаю, что матушка пришла в наш мир из Ирия – это место пока для нас недоступно, разве что она сама захочет показать его тебе или мне.

«Опять незнакомое слово», – пронеслось в голове у мальчика. Он внимательно всматривался в лицо своей странной собеседницы и все больше удивлялся охватывающему его ощущению: словно в этом лице были каким-то образом сосредоточены сотни знакомых и дорогих лиц. Было чувство, что облик девочки постоянно меняется, как постоянно менялся рисунок пены на мокром песке. Словно за несколько минут в ее лице прошла череда образов, но они менялись с такой быстротой, что он не успевал сообразить, на кого именно то или иное лицо похоже. Но это была скорее игра его собственного воображения, так как эффект появлялся только когда он смотрел на нее боковым зрением. Было четкое единственное ощущение, что образ девочки-ровесницы скорее ширма какого-то иного существа, иногда ему казалось, что он говорит с очень взрослой и мудрой женщиной, взявшей его на воспитание.

Как бы отвечая его мыслям (а может, и вправду отвечая им), девочка неожиданно вернулась к вопросу, который он задал первым.

– Вообще-то Единственная – это не имя, а скорее название той сокровенной части души, когда эта душа по-настоящему любит, пытается соединиться со своей половинкой, но никак не может этого сделать из-за своего несовершенства или несовершенства своего возлюбленного. А вообще-то в разных странах и временах ты звал меня по-разному: и Лета, и Маргарита, и Тесса – но это когда-то, очень давно. Было много и других имен. Последнее мое имя, которое тебе, возможно, предстоит узнать, будет Анна.

– Но послушай, – снова заволновался мальчик. – Ты говоришь о каких-то разных встречах, будто мы знакомы с тобой не одно столетие, но я только ребенок, мне еще и десяти нет, – неожиданно вспомнил он свой возраст, – и вообще: в школе нас учили, что Бога нет и человек умирает один раз и навсегда и что никакой загробной жизни и души не существует.

– Да, действительно, – как бы говоря себе самой, грустно вздохнула девочка. – Твоя душа пока еще спит. Если бы она начала пробуждаться, то у тебя не возникло бы подобных вопросов. Ты угодил в самую распространенную ловушку в этой своей жизни – ловушку воспитания и общественного мнения. В противном случае ты бы понял, что находишься в стране слепцов, и они пытаются убедить тебя, что света и зрения в природе не существует – есть только тьма, и еще ты бы увидел других зрячих, которые видят, но притворяются слепыми, чтобы не нарушать общепринятого мнения, а вместе с тем и порядка. Ну, сам подумай: разве не глупость ты сейчас сказал?

«Да, действительно, что-то я не то сморозил», – подумал мальчик. Неожиданно он осознал: несмотря на то, что ему не представили никаких доказательств, само рассуждение на тему есть ли Бог или нет так же абсурдно, как и рассуждение на тему, есть воздух или нет, даже если он и невидим.

– И не обращай внимания на мой возраст, – снова донеслось до слуха мальчика. – Возраст души измеряется совсем другими отрезками времени, и не только ими. Я пришла в твой сон девочкой потому, что этот образ больше всего соответствует твоему представлению о прекрасной загадочной возлюбленной и с девочкой, образ которой я приняла, тебе проще разговаривать. А вообще-то я могу выглядеть по-разному, но не всегда так, как захочу: на мою внешность накладывают печать обстоятельства.

– А я как выгляжу? – смущенно задал вопрос мальчик. – Мне почему-то здесь никак не удается себя разглядеть.

– Сейчас ты выглядишь примерно так же, как в земной жизни, – ответила девочка. – Но вообще-то твоя душа старше, по земным меркам ей на вид лет двадцать, но когда ты вырастешь, и тебе будет тридцать – сорок лет, то во сне всегда будешь воспринимать себя двадцатилетним.

Девочка замолчала, задумчиво вычерчивая на песке какие-то фигурки: фигурки как фигурки – что отчетливо можно нарисовать на мокром песке? Но, внимательно вглядевшись, мальчик с удивлением заметил, что неотчетливые изображения странно оживают и то ли приближаются, то ли втягивают его зрение в себя. И тут он понял, что видит какие-то сценки из своей прошлой жизни, причем в основном те, которые он особенно ярко запомнил, но никогда не мог понять: что особенно чудесного было в этих сценах, почему одни события – может и достаточно важные – совершенно стерлись из его памяти, а другие – казалось бы, незначимые – остались, как яркие воспоминания. Вот он видит огромные величественные тополя вдоль дороги в каком-то провинциальном городке, которые составляют что-то вроде уходящего вдаль тоннеля, и эта сцена заканчивается его крещением, причем он отчетливо помнит склонившееся над ним лицо священника и руки, опускающие в купель. Кругом много свечей, свет которых тускло поблескивает в окладах икон. Он плачет и отбивается, и до его слуха доносятся песнопения церковного хора. Вот он остановился ранним утром напротив огромного деревянного забора – не видно, где он заканчивается, где начинается, в руке его красный прутик – и особенно помнится почему-то солнечный луч, тонкой полоской упавший на этот прутик, и забор перед ним. Вот он видит себя на краю огромного поля, запорошенного тонким слоем снега. То там, то здесь чернеют невысокие голые кустики, сломанные стебли, и через эту безмолвную картину катится колючий шар перекати-поле. Было также множество других картин, и каждая из них сопровождалась каким-то ярким ощущением необусловленной радости и праздничности.

– Что ты делаешь?! – то ли в удивлении, то ли в страхе вскрикнул мальчик. – Почему твои картинки оживают, почему на них возникают мои самые яркие воспоминания… из далекого детства, – добавил он, словно прожил на свете очень долго.