Александр Беляев - Астральная Упанишада. Хроники затомиса

• Название: Астральная Упанишада. Хроники затомиса
• Автор: Александр Беляев
• Жанр: Русское фэнтези

Главный герой попадает в странный астральный город, встречает там девочку из своего сна и узнает альтернативную историю христианской цивилизации.

---

Смотри, милый, звезда упала.

ГЛАВА 3. Город грез

«Погасла Мария» – почему-то именно эти Блоковские строчки звучали в голове Андрея, когда он снова начал приходить в сознание.

«Откуда это, – подумал наш герой, – ах да, они, наверное, со звездой связаны: звезда – Петербург – белая ночь – прекрасная незнакомка – вот и получился Блок. Кстати, а причем здесь прекрасная незнакомка? Ах да, я же ее голос перед тем, как сюда свалился, слышал. Кого-то мне этот голос напомнил… ладно, сейчас открою глаза и окажусь в тайге… и ребята рядом… наелся уже всякой астральщиной!

Он открыл глаза – увы, никакой тайги! Судя по всему, астральное путешествие только набирало обороты. Хоть он и не помнил, как приземлился, и естественно не почувствовал удара, потеряв сознание в момент заныра в отражение, тем не менее поза его мало напоминала последствие падения. Оказалось, что он преспокойненько сидит на гранитных ступеньках недалеко от причудливого мостика, и мутные воды канала Грибоедова почти касаются его ног. Это место он хорошо знал: в двадцати минутах ходьбы от этого места Андрей когда-то жил, прежде чем переехал в Москву, и это место, поблизости от магазина «Океан», на углу Площади мира – бывшей Сенной, он частенько проходил во время своих одиноких прогулок вдоль каналов Ленинграда. А впрочем в том, что он оказался здесь, не было ничего удивительного (по крайней мере по сравнению со всем остальным, что здесь происходило), ведь он недавно проезжал на вагонетке именно над одним из своих маршрутов по Крюкову каналу, и если и сделал пару виражей, то очень незначительных.

Андрей огляделся. Все было и знакомо и незнакомо одновременно, как и во время его поездки над отражением города – по крайней мере на первый взгляд. Ближайшие здания за его спиной имели тот же вид, что и с высоты, они были призрачно белесые, словно вылепленные из тумана, и у Андрея держалось навязчивое ощущение, что это только какие-то макеты, прообразы домов. Вскоре он заметил еще одну странность: при пристальном взгляде внешний облик зданий некоторым образом менялся, правда мало заметно – то появлялся, то исчезал какой-то портик, то менялась конфигурация мансарды – и вообще, архитектурные детали казались очень текучими, как очевидно и положено зданию, слепленному из тумана. Кстати, туман, но не густой полностью окутывал город, и эту деталь Андрей почему-то не мог припомнить, проплывая сверху. Как мы сказали, этот внешний туман был легеньким и оставлял видимость примерно метров сто. Держалось ощущение очень раннего утра, по сути дела еще ночи – в районе трех часов, поэтому наличие тумана казалось вполне закономерным. И еще на что обратил внимание Андрей. И часть мостика, и набережная примерно в радиусе двадцати метров от него, выглядели вполне материально устойчиво и не казались вылепленными из тумана. Дальше контуры расплывались, становились зыбкими, призрачными и словно бы не устойчивыми в деталях. Его словно бы окружал ореол земной Петербургской материальности, за границей которой наступала постепенная «эфемеризация мира».

«Я вернулся в свой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухших желез»…

– вспомнились Андрею Мандаельштамовские строчки.

«Интересно, а где та, чей голос я слышал, кажется он мне знаком, – подумал Андрей, – и на ее милого интересно было бы посмотреть. Хотя, с чего я решил, что кого-то здесь увижу? Город при взгляде сверху казался безжизненным, да и вообще, какой же это город – так, туманный макет, очередная астральная обманка. Правда, если верить Мескалинычу, это какой-то особый, материализованный творческой энергией мир. Возможно, даже и моей. Неужели у меня столько энергии, что целый город материализовался! Хотя, это не совсем правильно, это обоюдный процесс – наверняка он стимулирует мое творчество, а мое творчество стимулирует его материализацию. А вообще-то, как в парадоксе про курицу и яйцо – что первично, что вторично – не установить. Так, и что теперь делать, куда идти? Сходить что ли на Подьяческую, посмотреть, как в другом измерении мой бывший дом выглядит? Правда, скорее всего какой-нибудь обман получится, как обычно в астрале бывает, наверняка все это растворится, как только я захочу в свой дом зайти, или еще раньше. И все же, почему во мне такой странный коктейль чувств? Тут и ностальгия, и Гриновское Несбывшееся, и тоска, и сладость, и предчувствие первой любви, и ощущение, что стихи сейчас прямо потоком польются. Подумаешь, Ленинград, вот если бы я в каком-нибудь сказочном Китеже оказался, или в Дантовских Эмпиреях, или еще лучше в Нертисе или Фляорусе, о которых Даниил Андреев писал! Кстати, а свой собственный опыт забыл? Мир „И“ пожалуй, самое необычное, что только можно вообразить».

Андрей предался воспоминаниям своих прежних потусторонних блужданий, машинально вглядываясь в размытые контуры канала Грибоедова, как вдруг в дымке тумана увидел сначала бледное пятно света, а затем из этого пятна проступила густая продолговатая тень. Еще через полминуты можно было различить контуры длинной узкой ладьи и человека, стоящего на корме с темным шестом, который неспешно погружал в темные воды канала. Вскоре стало видно, что и лодочник и лодка полупрозрачные и тоже словно бы выполнены из густого тумана. Лодка выглядела как типичная венецианская гондола с богато украшенными бортами и сооружением вроде шатра, под которым могли разместиться 2—3 пассажира. Нос ее был причудливо закручен и на нем болтался допотопный кованый фонарь с тусклой свечкой внутри. Сам гондольер – вернее призрак гондольера тоже выглядел выходцем из 18 века – очень высокий, в припудренном завитом парике и треуголке, в расшитом камзоле и чулках – неестественным казался только огромный нос. Полупрозрачная гондола неспешно двигалась в направлении Андрея и примерно в двадцати метрах с ней и с гондольером произошла удивительная перемена: стоило пересечь невидимый барьер и из туманных призраков они превратились в плотных красочных прототипов. Камзол гондольера заблестел золотым шитьем, так, словно это был не бедный лодочник-перевозчик, а знатный господин. Лодка также сплошь сияла позолотой и причудливыми инкрустациями, словно предназначалась для отпрысков королевской семьи. Тут только Андрей понял, что огромный нос гондольера при почти полном отсутствии подбородка – это не лицо монстра, а обычная маскарадная маска Пульчинелла – средневекового итальянского Петрушки. Подобное лицо Андрей видел на одной иллюстрации к какому-то рассказу Гофмана из цикла «Фантазии в стиле Калло».

«Любопытно, – подумал Андрей, – причем здесь тогда Петербург и белые ночи? Хотя, с тем же успехом можно сказать, „причем здесь гондольер и маскарад“! Впрочем, если вдуматься, то маска его вполне уместна – всё здесь гигантская символическая маска, за которой скрывается какая-то неведомая реальность и высший смысл. Такое впечатление, что разыгрывается грандиозный спектакль, где я играю не последнюю роль. Знать бы, какую»…

Тем временем маскарадный гондольер причалил к последней ступеньке спуска и замер, не говоря ни слова, словно приглашая Андрея к занимательной прогулке по каналам туманного Санкт-Петербурга.

«Ага, – подумал Андрей, – как в названии песни «Приглашение к путешествию». Только все эти астральные приглашения превращались в очередную ловушку. Наверняка нечто подобное и сейчас предусмотрено. С другой стороны все эти испытания преодолимы и только помогают выяснить еще одну детальку в строении потустороннего мира. К тому же эта гондола должна привести к узлу каких-то событий, а то не ясно куда идти и что делать – город ведь пуст, по крайней мере с высоты пустым казался.

– Ну что, любезный, – уже вслух обратился он к гондольеру, – прокатиться приглашаешь? А какова такса? Какая у вас валюта в ходу? Небось ни рубли, ни баксы, или, если вы действительно венецианский гондольер, то лиры затребуете? Хотя, если судить по прикиду, вы из восемнадцатого века пожаловали, а тут уж я вообще не в курсе, какая валюта в ту пору в Венеции ходила. Так вот, ни долларов, ни лир, ни тем более каких-нибудь пистолей или пиастров у меня с собой нету.

Собственно никакого внятного ответа Андрей и не собирался получить. Обычно существа астральных миров либо вообще ничего не отвечали, либо ответы давали невпопад, что свидетельствовало об их крайней ограниченности, за исключением, конечно, тех случаев, когда ему попадался кто-нибудь из Иерархии, наподобие черного магистра или Ио. По гондольеру же было видно, что он обычный функционер нижнего звена, и разговор Андрей повел скорее с самим собой, как мы иногда разговариваем с бессловесными животными. Как он и ожидал, ответ оказался несколько неадекватен: