Татьяна Славина - Черный дар. Плененная тьмой

• Название: Черный дар. Плененная тьмой
• Автор: Татьяна Славина
• Жанр: Русское фэнтези

Вторая книга трилогии «Черный дар» повествует о том, как, не сумев навязать черный дар внучке, старый колдун решает сделать своим наследником ее будущего сына. Для этого он должен заманить женщину в Навь – мир мертвых. Удастся ли матери уберечь дитя от Сил Тьмы?

---

– Не спит. Ну, как он нас увидит?

– Мы – тихонько. Только заглянем в окошко – и назад.

Чужак был не один. Вокруг стола стояли еще три черные фигуры в охабенях.

– Смотри, вот этот, бородатый, как похож на Славеня, – чуть слышно прошептал Атей.

– Дед, – узнала Яся.

Сердце девушки затрепетало от страха и волнения. Она стиснула руку Атея и шагнула поближе к окошку.

– Чужак, дед, а эти двое – кто?

Незнакомцы были безлики. Нет, какие-то черты лица у них были, но до того невыразительные, что воспринимались как пустое место. А может, и в самом деле под капюшонами колыхалось белесое марево?

– Ну что, видно, пришел твой срок к концу, – глухой голос деда приподнял дыбом все Ясины волоски, хоть и обращен он был не к ней, а к Чужаку.

– Ты что же, думаешь, я испугался деревенских баб? – насмешливо возразил Чужак. – Да мне на них – плюнуть и растереть!

– Смотри, какой герой! Они тебя со всех сторон обложили, куда ни сунься – зверобой, да полынь.

– Ничего, я в избе отсижусь. Скоро уже снег ляжет, все травы занесет, морозом выстудит. Вот тогда они у меня запоют!

– Не ерепенься, милок. Вижу, вижу, что ты не из трусливых. Только срок твой и вправду пришел: пора возвращаться домой. Уйдешь сегодня же ночью. То, что тебе сделать поручено было, ты сделал: селян разобщил, страх среди них посеял. А самое главное – к зелью приучил. Кому, как не тебе, должно быть ведомо, что каждый одурманенный – распахнутые ворота из нашего мира – в их. Сколько таких ворот теперь в деревне? Стоит только нам захотеть – и хлынет через них Великий Хаос, разольется Тьмой по свету. Скоро, скоро уже…

– А не захлопнутся ворота эти без меня? Кто мужиков дурью снабжать будет?

– Да они сами и вырастят нужные травки. Кто к ним пристрастился, тот сам, добровольно, никогда от дури не откажется. А чтобы бабы нам не помешали, мы вот что сделаем: посеем семена трав окрест деревни, на опушке, у реки, в овраге. Всю травку не выполют, не уничтожат, – и колдун помахал перед носом Чужака мешочками с семенами.

– Дело говоришь, – согласился Чужак, принимая и пряча мешочки за пазуху. – Одно меня теперь только волнует: не останется у тебя наследника в деревне. Сын-то твой черный дар извел, по ветру развеял.

– Об этом не беспокойся, у меня другой наследник будет.

– Другой? Кто?

– В свое время узнаешь. А теперь – пора. Уберешься из деревни до света.

Колдун щелкнул трижды пальцами – и три темные фигуры исчезли. Чужак, оставшись в одиночестве, достал из-за пазухи мешочки с семенами, подбросил их на ладони, криво усмехнулся. Потом, завернувшись плотнее в черный охабень, шагнул к порогу.

Атей и Яся, не разбирая дороги, кинулись прочь от избы.

Наутро бабы, пришедшие гнать из деревни Чужака и жечь избу колдуна, не нашли ни того, ни другой. На месте дома и огорода колыхалась бездонная смрадная трясина.

Глава 4

Зима выдалась лютая: ветреная, студеная. Сидя перед горящей печкой в новой избе, Яся вслушивалась в завывания ветра в трубе и зябко передергивала плечами.

– Как хорошо, что успели дом построить до морозов! – Яся не заметила, что думает вслух.

– Как же, построили б вы, кабы мы с приятелем не помогали! – проворчал из-за печки Шустрик. – Кабы не надоело мне бездомным домовым быть, и доселе бревна в лесу лежали бы!

– Ну, конечно, конечно, ты – главный помощник, – улыбнулась Яся. – Что бы мы без тебя делали?

На самом деле избу достраивали всей деревней, как в старые добрые времена. После исчезновения Чужака бабы прочесали не только все огороды, но и поля, луга, овраги окрест деревни, находя и уничтожая проклятую дурман-траву. Тем временем запертые в банях мужики, побуянив, покрушив все, что под руку попалось, угомонились, наконец. Бабы «лечили» их, кто чем мог: огуречным рассолом, квашеной капустой, как после запоя, мочеными ягодами, отварами трав, а больше всего – вниманием и лаской. Не упрекали за былое, понимали, что во все виноват Чужак и его зелье.

Мало-помалу наладилась жизнь в селе. Снова застучали топоры, громоздя поленницы дров, выправились покосившиеся за лето плетни. И вот в один из нечастых ясных осенних деньков зазвенели по деревне песни. С топорами да пилами собирались парни и мужики в конце улицы, там, где Атей с Силом и товарищами уже успели уложить первые венцы новой избы.

– Эх, до чего же сладко работать всем вместе, до чего весело!

Не было в деревне ни одного человека, кто остался бы в этот день дома. Всем нашлось дело по силам. Визжали пилы, хохотали девки, ребятня сновала туда – сюда, помогая и путаясь под ногами взрослых.

К вечеру изба была готова. Конечно, вся деревня не могла поместиться в ней за крепким дубовым столом. Не беда! Расстелили скатерти прямо на траве, чуть схваченной морозцем, разложили на них нехитрую снедь – и началось веселье! Отгорела вечерняя заря, на смену солнышку вышла полная луна, а народ все никак не желал расходиться по домам. Праздновали не столько новоселье, сколько обретение прежней жизни, прежних обычаев, прежней радости.

Невидимый для селян, домовой Шустрик прохаживался по новому своему жилью, по-хозяйски трогал стены, источающие смолу, присаживался на принесенную кем-то лавку и довольно бурчал себе под нос.

Но, видимо, так не бывает на белом свете, чтобы радость никогда не перемежалась горем. В один из студеных дней середины зимы померла бабка Поветиха. Тихо и светло померла, на полуслове оборвав задушевный разговор с Заримой. Конечно, лет ей было немало, редко кто из стариков в деревне уходил в мир иной, прожив более долгую жизнь. И все же весть о смерти знахарки поразила деревню, как гром среди ясного неба. Бабы голосили с надрывом, как по родной матери, мужики сурово смахивали со щек слезы. Дед Сучок, незаметный и потерянный, тихонько сидел в уголке на лавке и то ли всматривался в заострившееся лицо мертвой жены, то ли переживал вновь проведенные с ней годы. Женщины, обряжавшие покойницу, не сразу и заметили, что Сучок не дышит. Не захотел старый оставаться один, ушел с женой в дали далекие.

Так и похоронили две колоды рядышком. Осталась Зарима, приемная дочка стариков, одна-одинешенька в избе знахарки. Сначала селяне по привычке забегали в этот ветхий домишко, ища помощи от хвори, да только чем могла им помочь пришлая красавица? Поветиха, чуявшая скорый свой конец, стала, было, обучать девушку, показывать ей пучки сушеных трав, нашептывать заговоры. Только не получилось из Заримы прилежной ученицы, чужой она была, чужой.

Потянулись тогда страждущие к Поляне, вспомнив, как по весне спасла она от смерти полдеревни. Но и Поляна ничем не могла помочь: потеряла она свой дар, погасив светлым пламенем черное родовое проклятье колдуна-свекра.

И тут вдруг обнаружилось, что не покинули Боги деревню, не лишили ее целительницы. Яся, то, вспоминая, как они с матерью лечили людей на далеком острове Крит, то, действуя по наитию, стала помогать односельчанам избавляться от хворей. Случилось это после того, как однажды ей приснился дивный сон. Виделось девушке, будто лечит она людей, причем лечит мысленно, не выходя из избы. Она даже не прикасалась к страдальцам: просто представляла себя рядом с ними, представляла, как водит над ними руками, вытягивая и сбрасывая с рук наполняющую больные места черноту. А после уже слышанный однажды голос прошелестел в просыпающейся голове: « Иди, лечи, это – твое предназначение».

И Яся стала лечить. А роженицам помогала Поляна: тут не требовалось никакого особого дара, просто женский опыт.

– Мама, а это страшно – рожать? – как-то спросила Поляну дочка.

– Почему страшно? Нет, не страшно. Конечно, больно, но боль эта быстро забывается.

Поляна внимательно посмотрела на дочь:

– А что это ты про роды спрашиваешь? Неужто…

Щеки Яси вспыхнули румянцем, ресницы принакрыли заблестевшие глаза.

– Угадала, мамочка.

– Доченька моя милая! – Поляна обняла Ясю и поцеловала в макушку. – Счастье-то какое! Скоро?

– Нет, не скоро еще. Думаю, в середине лета.

– Вот и хорошо, вот и славно. Атей-то знает?

– Нет. Ты ему пока не говори, и отцу – тоже. Пусть это будет нашим секретом.

На том и порешили. А мужчины так и не смогли угадать, о чем это шепчутся мать и дочка, пока слегка округлившийся Ясин животик не навел их на нужные мысли.

В самом начале весны, когда сугробы еще и не думали таять и только необычайно свежий, будоражащий вкус воздуха указывал на то, что зиме – конец, Атей засобирался в дорогу. Очень не хотелось ему покидать беременную жену, да ничего поделать было нельзя: потомок скитских царей был связан словом и должен явиться на ежегодный сход.

– Ты прости меня, Ясочка, придется тебе без меня рожать, – шептал Атей, целуя пальчики жены. – Путь неблизкий, скоро не вернусь.