Юрий Ракита - Реминискорум. Пиковая дама

• Название: Реминискорум. Пиковая дама
• Автор: Юрий Ракита
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9908570-7-0

Кто такая Пиковая дама? Увлекшись этой загадкой и стремясь сделать интересный сюжет для видеоблога, четверо друзей оказываются втянуты в череду мистических событий… Так начинается действие квеста в реальности и одноименной книги «Реминискорум: Пиковая дама», входящих в состав кроссмедийного проекта MirrorGames (mirrorgames.ru). Это не квест по книге и не книга по квесту – перед вами два равноправных, хотя и совершенно различных по жанру, произведения. В книге повествуется о том, что нельзя рассказать в часовом квесте. Зато в квесте вы сможете оказаться на месте героев и в реальности пережить и ощутить многое из того, что могли лишь вообразить себе, читая книгу…

---

Он больше ни секунды не может видеть ее и поэтому, схватив с пола еще одну бутылку, убегает в ванную, с грохотом захлопывая за собой дверь. Садится на край джакузи, включает воду. Смотрит на аккуратно занавешенное зеркало, запрокидывает голову, и вот уже бульканье водки, обжигающей горло, сливается с басовитым журчанием водяных струй.

Среди ночи он просыпается – в воде, в мокром халате, с пустой бутылкой в руке. Его немедленно рвет, долго, до желчи. Прямо в роскошную ванну, в которой он лежит. Хорошо еще, что он не успел наполнить ее до конца. Хотя бы не утонул. Он выбирается из джакузи, сбрасывает облеванный мокрый халат, наклоняется к раковине, полощет рот, потом долго, с пристрастием чистит зубы. Плетется в комнату и рушится на кровать. Закрывает глаза. Никаких женщин в черном. И он мгновенно снова вырубается.

И все-таки она приходит к нему во сне, преследует. Он бежит от нее через зеркальный лабиринт, ударяясь о твердые холодные зеркала, пробивая их всем телом, и они рушатся с приятным мелодичным звоном. Дзинь-дидидинь! Дзинь-дидидинь! Стоп, да это же мой собственный телефон звонит. Антон с трудом разлепляет глаза. Шлепает рукой по тумбочке в поисках телефона, не глядя подносит к уху.

– Антон Петрович, – зудит телефон в ухо голосом его собственной персональной помощницы Марины. – У вас что-то случилось? Господин Шаповалов уже десять минут ждет вас в студии. Мне передать ему, что сеанс отменяется?

Вот черт, лихорадочно соображает Антон. Это сколько же я проспал? Блин, да какая разница! Не важно, сколько проспал, а важно, чтó именно он чуть было не проспал. Речь шла о сеансе позирования, который он еще на прошлой неделе назначил одному из ключевых клиентов – Сергею Васильевичу Шаповалову, префекту одного из московских округов. Такого человека стоит злить только в том случае, если ты уже мертв, а он пока не мертв. Может быть, безумен, но все еще жив. И если он еще собирается как-то разобраться со своей жизнью и вернуть ее в прежнее русло, то ради этих грядущих светлых дней стоит сделать над собой усилие и не разочаровывать такого достойного заказчика.

– Передай, что буду через пять минут. Проси прощения за задержку, я приду и все ему объясню, – кричит Антон в трубку и опрометью мчится в ванную.

В ванной пахнет рвотой, нужно вызывать уборку, но сейчас заниматься этим некогда. Быстро споласкивает лицо, возвращается к себе, натягивает свежую майку, штаны, рабочую рубашку. Ссыпается по лестнице вниз, на секунду останавливается у двери, пытаясь вспомнить, что он сделал вчера вечером со стоящим при входе ростовым зеркалом, но отступать уже некуда, и, натянув на лицо дежурную приветливую улыбку, он входит в студию.

Шаповалов сидит в привычном кресле для позирующих клиентов, заполняя его всей своей бегемотоподобной тушей. Свет из наклонных окон, специально прорубленных в крыше, как всегда идеально ложится на его лицо. Лицо, как и следовало ожидать, недовольное.

– Антон Петрович, – цедит он, – ты знаешь, сколько стоит мое время?

– Сергей Васильевич, не вели казнить, вели миловать. Случилось кое-что серьезное, но я уже все разрулил. Я вас раньше не подводил, и впредь, обещаю, ничего подобного не случится.

– Ладно, – ворчит говорящий бегемот в кресле, – все равно уже приехал к тебе. Давай малюй, что ли.

Антон споро выкатывает на стандартное место заготовку начальственного портрета, начатую на предыдущем сеансе. Перекладывает заранее подготовленные помощницей принадлежности – кисти, краски, палитру. Привычно вглядывается в лицо позирующего, потом переводит взгляд на набросок на холсте. Погружает кисть в краску, готовится нанести первый мазок. Сейчас он сосредоточен. Все вчерашние треволнения забыты. Какой там секс – работа! Вот настоящий переключатель для увлеченного своим делом мастера! Сегодня он планировал поработать над областью глаз. Это ключевая зона на лице. Именно она во многом определяет то, как воспринимается портрет зрителем. Помните у Гоголя – портрет, словно живой, следит взглядом за несчастным героем. А всего лишь известный трюк – такая иллюзия возникает, если расположить зрачки строго по центру. Гораздо труднее добиться передачи взглядом определенного настроения, мысли, чувства, внутреннего достоинства. Тут важны нюансы: наклон и прищур глаз, морщинки, напряжение глазных мускулов. Антон любил и умел рисовать глаза. И это тоже был один из его маленьких секретов: преображая лицо, он в минимальной степени изменял глаза, и тогда, узнавая собственный взгляд, клиент принимал лесть портрета за истину. Сеанс продолжался сорок пять минут (на пятнадцать минут его опоздания меньше запланированного). За это время Антон ни разу не вспомнил о зеркалах или женщине в черном. В конце сеанса Шаповалов, как всегда, спросил, можно ли взглянуть, как продвигается работа, а Антон так же традиционно ответил, что незавершенные работы смотреть нельзя. Префект, кряхтя, выбрался из кресла и исчез за дверью парадного входа. Слышно было, как Марина в прихожей вскочила и бросилась его провожать. Антон подошел к неоконченному портрету, чтобы еще раз взглянуть на результат сегодняшних трудов, – и замер как вкопанный. На едва намеченном портрете Шаповалова с его узнаваемыми рыхлыми чертами, большим носом, широким лбом под шапкой густых седых волос резким пятном выделялась детально прорисованная зона глаз. Только глаза были не шаповаловские, вечно хитро прищуренные, складочно-отечные. Проступая из-под маски префекта, на Антона яростно взирали широко распахнутые глаза безумной ведьмы из зеркала. Получается, вот что он так упоенно рисовал весь этот битый час.

Антон осел на стул. Да уж, если он больше не может рисовать, не управляет своим даром, значит, это действительно все. Конец. Пора сдаваться в дурку.

– Антон Петрович, на сегодня больше ничего не запланировано. Я вам еще нужна? – оказывается, Марина уже вернулась, проводив сановного клиента, и теперь стоит рядом с ним, ожидая указаний. А какие тут могут быть указания?

– Нет, Марина, спасибо. Ты свободна… И кстати, знаешь что? Отмени-ка все встречи на эту неделю. Пожалуй, пора мне уехать из Москвы, проветриться. И ты тоже съезди куда-нибудь.

Марина кивает – не в первый раз. Она всех предупредит, и никто не будет волноваться, что он куда-то пропал. К таким ситуациям она уже привыкла – если шеф говорит, что хочет проветриться, значит, намечается очередной плановый загул. Галерея будет продолжать работу в обычном режиме, но студия будет закрыта, офис тоже, а значит, и она может насладиться небольшим незапланированным, но хорошо оплачиваемым отпуском. Все-таки в работе на капризного и непредсказуемого гения, помимо недостатков, есть и свои преимущества.

– Значит, я пошла?

– Да, иди. И закрой там все снаружи.

– Хорошо, до свидания!

– До свидания.

Слышно, как ее каблучки стучат за дверью. Она собирает свои вещи, выходит, запирает замки парадного входа. Слышно, как гремят, опускаясь, внешние жалюзи. Все. Тишина.

Антон сидит и тупо смотрит на портрет префекта с глазами безумной фурии. Смотрит. Смотрит. Никаких мыслей нет, он только знает, что сидеть и смотреть – это все, на что он сейчас способен. Через некоторое время он замечает, что совсем стемнело. Тогда он встает, включает свет и возвращается на свое место возле портрета. Он еще не понимает, чтó будет делать дальше, но чувствует, как какая-то смутная решимость начинает крепнуть в нем. Что-то постепенно закипает внутри. Бесчувствие и апатия постепенно вытесняются пришедшей из глубины души молодой, азартной злостью. Вот, значит, как. Ей мало зеркал. Мало снов и кошмаров. Она пришла на его территорию. В его студию. На его холст. Отлично! Она проникла на портрет – так будет ей портрет! Здесь не ее – его царство. Здесь он – царь и Бог! Он – творец и разрушитель. Его мастерство, его дар – это его щит и меч, других у него нет. Это последний рубеж его внутренней обороны. Здесь, на этом рубеже он и вступит с ней в свой последний и решительный бой. Он ее напишет. Он вглядится в нее, исследует ее, выявит ее секрет, покажет этот секрет всему миру – и после этого она потеряет свою власть над ним!

Антон достает подрамник с чистым холстом, новый комплект кистей, на секунду замирает – и потом сильными уверенными движениями набрасывает очертания той самой рамы старинного зеркала из коллекции проклятого музея, а в раме темный силуэт платья, белое пятно лица, обрамленного замысловатой высокой прической. Нос, скулы, тонкие губы, морщины, нахмуренные брови и, наконец, эти горящие глаза с их безумным напряженным взглядом. На секунду отходит, чтобы взглянуть на текущий результат своей работы. Общее сходство, несомненно, схвачено. Однако жизни и тем более страсти в портрете нет. Нет тайны. Нет загадки, наваждения. Пока что это годится разве что в качестве иллюстрации к той самой детской страшилке. Но он и не рассчитывал, что все будет так просто. Не таков был его план. Только теперь и начинается самое главное.