Эльдар Ахадов - Кругосветная география русской поэзии

• Название: Кругосветная география русской поэзии
• Автор: Эльдар Ахадов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Перед вами книга, в которой, как в волшебном зеркале, отражается самая необычная карта мира – карта впечатлений, оживших в стихах русских поэтов, странствовавших по земному шару в течение последних трёхсот лет. Литературно-художественные достоинства стихотворных произведений известных многим авторов, представленных в данной книге, дополнены информационно-познавательной составляющей: прозаическим повествованием о жизни поэтов вдали от России и их собственными впечатлениями от увиденного вдалеке.

---

И еще он подумал что падучие звезды и метеориты – это далекие самолеты погибших во грехе нелюбви и насилия запредельных цивилизаций…

Ийхххххххх!..

Но Книга Заклятий обреченно влекла его

Тогда он взял Книгу покоробленную но еще живую! еще живучую! Еще чреватую неотвратимыми Пророчествами…

– О Великий Небесный Бог! Убей Зверя Зла! Убей Сатану Шайтана! Убей Эльджессаса с головой быка! с глазами поросенка! с ушами слона! с рогами оленя! с шеей страуса! с грудью льва! с хвостом барана! с ногами верблюда! с жезлом Моисея с печатью Соломона

О Великий Небесный Бог! Убей убийцу народов и стран и деревьев и камней и вод и птиц и рыб! Убей Америку!..

Пусть падут на нее все горящие самолеты!

И станут песком забвенья все ее хищные падучие небоскребы!..

Низведи на неё необъятные несметные падучие всесжигающие звездопады и метеоритные ливни.

Низведи ввергни в океаны мириады падучих звезд и метеоров

И от них океаны вспухнут восстанут поднимутся и уйдут из берегов и затопят неправедную кишащую злыми человеками землю страну народ

И это будет Встреча Огня и Воды! Пламени и Потопа!

Останутся только пастухи со стадами пахучими кормильными своими на высоких снежных горах…

Тут слепой кеклик очнулся в смертной сырой ивовой клетке и неожиданно свежо неповрежденно запел забился изошел хрустальными чистшими первозданными родниковыми переливчатыми гортанными трелями

И трели эти не давали мальчику уснуть или умереть…

Вьетнам

Городницкий Александр Моисеевич

ВЬЕТНАМ
Вьетнам. Он снится мне во сне.
Весёлым шумным днём,
В ночной недолгой тишине
Я думаю о нём.

Там солнце душное встаёт
В дыму, в крови, в золе,
Но бьётся маленький народ
На маленькой земле.

Крадутся в джунглях наугад,
Неслышные, как тень,
Отряды худеньких солдат,
Похожих на детей.

А в городах, где гром и темь
Зенитных канонад,
Ведут в укрытие детей,
Похожих на солдат…

Ползёт с газетной полосы
Пожара едкий чад,
Несет игрушки в школу сын —
Посылка для ребят.

И песню вспоминаю я,
Что в детстве пели мне:
Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Ты вся горишь в огне.

Грузия

Есенин Сергей Александрович

БАТУМ
Корабли плывут в Константинополь.
Поезда уходят на Москву.
От людского шума ль иль от скопа ль
Каждый день я чувствую тоску.
Далеко я, далеко заброшен,
Даже ближе кажется луна.
Пригоршнями водяных горошин
Плещет черноморская волна.
Каждый день я прихожу на пристань,
Провожаю всех, кого не жаль,
И гляжу все тягостней и пристальней
В очарованную даль.
Может быть, из Гавра иль Марселя
Приплывет Луиза иль Жаннет,
О которых помню я доселе,
Но которых вовсе – нет.
Запах моря в привкус дымно-горький,
Может быть, мисс Митчел или Клод
Обо мне вспомянут в Нью-Йорке,
Прочитав сей вещи перевод.
Все мы ищем в этом мире буром
Нас зовущие незримые следы.
Не с того ль, как лампы с абажуром,
Светятся медузы из воды?
Оттого при встрече иностранки
Я под скрипы шхун и кораблей
Слышу голос плачущей шарманки
Иль далекий окрик журавлей.
Не она ли это? Не она ли?
Ну да разве в жизни разберешь?
Если вот сейчас ее догнали
И умчали брюки клеш.
Каждый день я прихожу на пристань,
Провожаю всех, кого не жаль,
И гляжу все тягостней и пристальней
В очарованную даль.
А другие здесь живут иначе.
И недаром ночью слышен свист, —
Это значит, с ловкостью собачьей
Пробирается контрабандист.
Пограничник не боится быстри.
Не уйдет подмеченный им враг,
Оттого так часто слышен выстрел
На морских, соленых берегах.
Но живуч враг, как ни вздынь его,
Потому синеет весь Батум.
Даже море кажется мне индиго
Под бульварный смех и шум.
А смеяться есть чему причина.
Ведь не так уж много в мире див.
Ходит полоумный старичина,
Петуха на темень посадив.
Сам смеясь, я вновь иду на пристань,
Провожаю всех, кого не жаль,
И гляжу все тягостней и пристальней
В очарованную даль.

Мориц Юнна Петровна

БЕТАНИ
Памяти Георгия Леонидзе

В ту ночь взошло двенадцать лун
Над ослепительной Бетани,
И раздавалось пенье струн,
И ветра слышалось топтанье.

Горы немыслимый излом
Напоминал ограды ада,
Когда сидели за столом
Лицом в окно. Текла прохлада

С небес на ветви и с ветвей
На скулы, волосы и плечи,
Питая нежностью своей
И бег кровей, и рокот речи.

Шарманка завелась в саду,
В старинном каменном предместье.
Когда еще сюда приду
И что найду на этом месте?

Чудесна бытности длина,
Блаженна тяжкая корзина.
А над Бетани ночь темна,
Как рот поющего грузина.

Так в шестьдесят втором году
Виднелся мир однажды летом.
Когда еще сюда приду?
И что найду на месте этом?

Мориц Юнна Петровна

ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ
Памяти Симона Чиковани

Ослик топал в Гантиади,
Рыжий, тощий, молодой.
Человечек топал сзади,
Рыжий, тощий, молодой.
Козьим сыром и водой
Торговали на развилках,
Соус огненный в бутылках
Ждал соития с едой.
Геральдический петух
Спал в подоле у старушки,
И языческой пирушки
Реял крупный, зрелый дух.
Этот день почти потух,
Своды светом обнищали,
Но дорогу освещали
Море, ослик и пастух.
Золотистые круги
Источали эти трое
И библейские торги
Освещали под горою
Незаметно для других,
Но любовно и упорно.
Ослик ел колючки терна,
Пастушок – фундучьи зерна.
Где-то рядышком, из рая,
Но совсем не свысока,
Пела нежная валторна,
К этой ночи собирая
Все разрозненное в мире,
Все разбросанное ветром
За последние века.

Вознесенский Андрей Андреевич

ГРУЗИНСКИЕ ДОРОГИ
Вас за плечи держали
Ручищи эполетов.
Вы рвались и дерзали, —
Гусары и поэты!
И уносились ментики
Меж склонов-черепах…
И полковые медики
Копались в черепах.
Но оставались песни.
Они, как звон подков,
Взвивались в поднебесье
До будущих веков.
Их горная дорога
Крутила, как праща.
И к нашему порогу
Добросила, свища.
И снова мёртвой петлею
Несутся до рассвета
Такие же отпетые —
Шоферы и поэты!
Их фары по спирали
Уходят в небосвод.
Вы совесть потеряли!
Куда вас занесет?!
Из горного озона
В даль будущих веков
Летят высоким зовом
Гудки грузовиков.

Тарковский Арсений Александрович

ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ
Мне твой город нерусский
Все еще незнаком, —
Клен под мелким дождем,
Переулок твой узкий,
Под холодным дождем
Слишком яркие фары,
Бесприютные пары
В переулке твоем,
По крутым тротуарам
Бесконечный подъем.
Затерялся твой дом
В этом городе старом.
Бесконечный подъем,
Бесконечные спуски,
Разговор не по-русски
У меня за плечом.
Сеет дождь из тумана,
Капли падают с крыш.
Ты, наверное, спишь,
В белом спишь, Кетевана?
В переулке твоем
В этот час непогожий
Я – случайный прохожий
Под холодным дождем,
В этот час непогожий,
В час, покорный судьбе,
На тоску по тебе
Чем-то страшно похожий.

Мандельштам Осип Эмильевич

Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарей стон звенит,
На мосту народ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумит.
Над Курою есть духаны,
Где вино и милый плов,
И духанщик там румяный
Подает гостям стаканы
И служить тебе готов.
Кахетинское густое
Хорошо в подвале пить, —
Там в прохладе, там в покое
Пейте вдоволь, пейте двое, —
Одному не надо пить!
В самом маленьком духане
Ты обманщика найдешь,
Если спросишь «Телиане» —
Поплывет Тифлис в тумане,
Ты в бутылке поплывешь.
Человек бывает старым,
А барашек молодым,
И под месяцем поджарым
С розоватым винным паром
Полетит шашлычный дым…

Есенин Сергей Александрович

ПОЭТАМ ГРУЗИИ
Писали раньше
Ямбом и октавой.
Классическая форма
Умерла.
Но ныне, в век наш
Величавый,
Я вновь ей вздернул
Удила.
Земля далекая!
Чужая сторона!
Грузинские кремнистые дороги.
Вино янтарное
В глаза струит луна,
В глаза глубокие,
Как голубые роги.
Поэты Грузии!
Я ныне вспомнил вас.
Приятный вечер вам,
Хороший, добрый час!
Товарищи по чувствам,
По перу,
Словесных рек кипение
И шорох,
Я вас люблю,
Как шумную Куру,
Люблю в пирах и в разговорах.
Я – северный ваш друг
И брат!
Поэты – все единой крови.
И сам я тоже азиат
В поступках, в помыслах
И слове.
И потому в чужой
Стране
Вы близки
И приятны мне.
Века всё смелют,
Дни пройдут,
Людская речь
В один язык сольется.
Историк, сочиняя труд,
Над нашей рознью улыбнется.
Он скажет:
В пропасти времен
Есть изысканья и приметы…
Дралися сонмища племен,
Зато не ссорились поэты.
Свидетельствует
Вещий знак:
Поэт поэту
Есть кунак.
Самодержавный
Русский гнет
Сжимал все лучшее за горло,
Его мы кончили —
И вот
Свобода крылья распростерла.
И каждый в племени своем,
Своим мотивом и наречьем,
Мы всяк
По-своему поем,
Поддавшись чувствам
Человечьим…
Свершился дивный
Рок судьбы:
Уже мы больше
Не рабы.
Поэты Грузии,
Я ныне вспомнил вас,
Приятный вечер вам,
Хороший, добрый час!..
Товарищи по чувствам,
По перу,
Словесных рек кипение
И шорох, Я вас люблю,
Как шумную Куру,
Люблю в пирах и в разговорах.

Полонский Яков Петрович

Сатар! Сатар! Твой плач гортанный —
Рыдающий, глухой, молящий, дикий крик —
Под звуки чианур и трели барабанной
Мне сердце растерзал и в душу мне проник.

Не знаю, что поешь; я слов не понимаю;
Я с детства к музыке привык совсем иной;
Но ты поешь всю ночь на кровле земляной,
И весь Тифлис молчит – и я тебе внимаю,
Как будто издали, с востока, брат больной
Через тебя мне шлет упрек иль ропот свой.

Не знаю, что поешь – быть может, песнь Кярама,
Того певца любви, кого сожгла любовь;
Быть может, к мести ты взываешь – кровь за кровь, —
Быть может, славишь ты кровавый меч Ислама —
Те дни, когда пред ним дрожали тьмы рабов…
Не знаю, – слышу вопль – и мне не нужно слов!

Ахмадулина Белла Ахатовна

Сны о Грузии – вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенившая уста.
Ни о чем я не жалею,
ничего я не хочу —
в золотом Свети-Цховели
ставлю бедную свечу.
малым камушкам во Мцхета
воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
вечно так, как ныне есть.
Пусть всегда мне будут в новость
и колдуют надо мной
родины родной суровость,
нежность родины чужой.

Полонский Яков Петрович

СТАРЫЙ САЗАНДАР
Земли, полуднем раскаленной,
Не освежила ночи мгла.
Заснул Тифлис многобалконный,
Гора темна, луна тепла…

Кура шумит, толкаясь в темный
Обрыв скалы живой волной…
На той скале есть домик скромный,
С крыльцом над самой крутизной.

Там, никого не потревожа,
Я разостлать могу ковер,
Там целый день, спокойно лежа,
Могу смотреть на цепи гор:

Гор не видать – вся даль одета
Лиловой мглой, лишь мост висит,
Чернеет башня минарета,
Да тополь в воздухе дрожит.

Хозяин мой хоть брови хмурит,
А, право, рад, что я в гостях…
Я все молчу, а он все курит,
На лоб надвинувши папах.

Усы седые, взгляд сердитый,
Суровый вид, но песен жар
Еще таит в груди разбитой
Мой престарелый сазандар.

Вот, медных струн перстом касаясь,
Поет он, словно песнь его
Способна, дико оживляясь,
Быть эхом сердца моего!

«Молись, кунак, чтоб дух твой крепнул,
Не плач, пока весь этот мир
И не оглох и не ослепнул,
Ты званый гость на божий пир.

Пока у нас довольно хлеба
И есть еще кувшин вина,
Не раздражай слезами неба
И знай – тоска твоя грешна.

Гляди – еще цела над нами
Та сакля, где, тому назад
Полвека, жадными глазами
Ловил я сердцу милый взгляд.

Тогда мне мир казался тесен,
Я умирал, когда не мог
На празднике, во имя песен,
Переступить ее порог.

Вот с этой старою чингури
При ней бывало на дворе
Я пел, как птица после бури
Хвалебный гимн поет заре.

Теперь я стар, она – далеко!
И где? – не ведаю, но верь,
Что дальше той, о ком глубоко
Ты, может быть, грустишь теперь…

Твое мученье – за горами,
Твоя любовь – в родном краю,
Моя – над этими звездами
У бога ждет меня в раю!»

И вновь молчит старик угрюмый,
На край лохматого ковра
Склонясь, он внемлет с важной думой,
Как под скалой шумит Кура.

Ему былое время снится…
А мне?.. Я не скажу ему,
Что сердце гостя не стремится
За эти горы ни к кому,

Что мне в огромном этом мире
Невесело, что, может быть,
Я лишний гость на этом пире,
Где собралися есть и пить,

Что песен дар меня тревожит,
А песням некому внимать,
И что на старости, быть может,
Меня в раю не будут ждать!

Заболоцкий Николай Алексеевич

ТБИЛИССКИЕ НОЧИ
Отчего, как восточное диво,
Черноока, печальна, бледна,
Ты сегодня всю ночь молчаливо
До рассвета сидишь у окна?
Распластались во мраке платаны,
Ночь брильянтовой чашей горит,
Дремлют горы, темны и туманны,
Кипарис, как живой, говорит.
Хочешь, завтра под звуки пандури,
Сквозь вина золотую струю
Я умчу тебя в громе и буре
В ледяную отчизну мою?
Вскрикнут кони, разломится время,
И по руслу реки до зари
Полетим мы, забытые всеми,
Разрывая лучей янтари.
Я закутаю смуглые плечи
В снежный ворох сибирских полей,
Будут сосны гореть, словно свечи,
Над мерцаньем твоих соболей.
Там, в огромном безмолвном просторе,
Где поет, торжествуя, пурга,
Позабудешь ты южное море,
Золотые его берега.
Ты наутро поднимешь ресницы:
Пред тобой, как лесные царьки,
Золотые песцы и куницы
Запоют, прибежав из тайги.
Поднимая мохнатые лапки,
Чтоб тебя не обидел мороз,
Принесут они в лапках охапки
Перламутровых северных роз.
Гордый лось с голубыми рогами
На своей величавой трубе,
Окруженный седыми снегами,
Песню свадьбы сыграет тебе.
И багровое солнце, пылая
Всей громадой холодных огней,
Как живой великан, дорогая, —
Улыбнется печали твоей.
Что случилось сегодня в Тбилиси?
Льется воздух, как льется вино.
Спят стрижи на оконном карнизе,
Кипарисы глядятся в окно.
Сквозь туманную дымку вуали
Пробиваются брызги огня.
Посмотри на меня, генацвале,
Оглянись, посмотри на меня!

Заболоцкий Николай Алексеевич

Я ТРОГАЛ ЛИСТЫ ЭВКАЛИПТА
Я трогал листы эвкалипта
И твердые перья агавы,
Мне пели вечернюю песню
Аджарии сладкие травы.
Магнолия в белом уборе
Склоняла туманное тело,
И синее-синее море
У берега бешено пело.
Но в яростном блеске природы
Мне снились московские рощи,
Где синее небо бледнее,
Растенья скромнее и проще.
Где нежная иволга стонет
Над светлым видением луга,
Где взоры печальные клонит
Моя дорогая подруга.
И вздрогнуло сердце от боли,
И светлые слезы печали
Упали на чаши растений,
Где белые птицы кричали.
А в небе, седые от пыли,
Стояли камфарные лавры
И в бледные трубы трубили,
И в медные били литавры.

Израиль