Коллектив авторов - Проблемные регионы ресурсного типа. Азиатская часть России

• Название: Проблемные регионы ресурсного типа. Азиатская часть России
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Управление, подбор персонала
• Год: 2005
• ISBN: 5-7692-0669-1, 5-7692-0771-X

Монография является продолжением публикаций ИЭОПП СО РАН совместно с ИИ СО РАН и ИСЭМ им. Л. А. Мелентьева по вопросам прогнозирования и программного регулирования процесса освоения «проблемных регионов ресурсного типа». Процессы глобализации мировой экономики заставляют обратить особое внимание на перспективы развития азиатской части России. Сегодня все более отчетливо проявляется несоответствие повышающейся значимости ресурсов Сибири и Дальнего Востока и сокращающейся здесь численности населения. Азиатская часть России уже давно переросла стадию колонии, и оставаться ей фактически в таком статусе в настоящее время становится небезопасно. Наиболее естественный путь решения многих проблем экономики всей России авторам монографии представляется в целенаправленной, активной экономической политике государства в отношении его восточных территорий, реализации крупных межрегиональных проектов.

Монография подготовлена сотрудниками научных коллективов Новосибирска, Иркутска, Красноярска, Владивостока, Хабаровска, Улан-Удэ, Москвы. Она предназначена для экономистов, географов, работников администраций регионов и министерств, работающих в области прогнозирования территориального развития.

---

К началу 1880-х гг. – близко к дате 300-летия присоединения к России – общая численность населения Сибири, включая входившие в то время в ее состав Акмолинскую и Семипалатинскую области, достигла 4,8 млн чел. Больше 2,2 млн этой, объективно говоря, весьма скромной демографической массы составляли жители Тобольской и Томской губерний. Около 950 тыс. чел. населяли Акмолинскую и Семипалатинскую области. На пространствах к востоку от Енисея до тихоокеанского побережья и морей Северного Ледовитого океана – примерно 1,6 млн чел. И чем дальше на восток, тем численность и плотность населения становилась меньше, города и населенные пункты – реже, а бездорожные расстояния между ними – все больше. В Енисейской губернии проживало 428,5 тыс. чел., в Иркутской – 383,5 тыс., в Забайкальской области – 488 тыс., в Амурской – 34,8 тыс. и в Приморской области – 73,2 тыс. чел. [Щеглов, 1993, с. 423].

За 100 лет после празднования 300-летнего юбилея пребывания Сибири в российском владении, практически в продолжение XX в., а еще точнее, в основном за время существования советской власти демографическая картина на пространствах к востоку от Урала преобразилась до неузнаваемости. В Сибири и на Дальнем Востоке возникли новые и стремительно выросли старооснованные города с единичной численностью жителей, превышающей население целых губерний 100-летней давности. Постоянно до середины 1980-х гг. набиравший силу естественный прирост и не выключавшиеся даже в годы Великой Отечественной войны процессы механического прироста обеспечили более чем десятикратное увеличение численности населения Сибири и Дальнего Востока. За первые 300 лет пребывания в составе России население Сибири увеличилось примерно на 3,5 млн, за последующий, втрое меньший период – более чем на 26 млн чел.

На рубеже 1970-1980-х гг. казалось, что технология разрешения проблем дефицита рабочей силы и устойчивого демографического роста Сибири и Дальнего Востока, наконец-то, вполне сложилась и в дальнейшем обеспечит столь же успешную реализацию перспективных задач социально-экономического развития сибирского и дальневосточного регионов. Однако уже через 10 лет обнаружились первые и весьма серьезные симптомы приближающейся кризисной ситуации. Рождаемость, несмотря на относительно высокую величину молодежных возрастов в составе населения Сибири и Дальнего Востока, покатилась вниз, смертность пошла вверх. Процесс естественного прироста населения прекратился. Механический прирост в связи с достаточно явно обозначившейся тенденцией к замораживанию фронта хозяйственного освоения Сибири и Дальнего Востока остановился. Политика постоянного и ускоряющегося повышения стоимости элементарных материальных благ, распространявшаяся на Сибирь и Дальний Восток без учета их экстремальных природно-климатических условий и специфики социально-экономического развития, срезала с населения минимум льгот, стимулировавших движение рабочей силы за Урал, на восток.

Еще через 10 лет началась эпоха скоропалительных реформ. На демографический потенциал Сибири и Дальнего Востока они оказали глубокое разрушительное воздействие. Процесс роста численности населения в азиатской части страны, сохраняющийся более 300 лет, обратился вспять. Быстрее всего сокращение населения происходит в дальневосточном регионе, т. е. там, где население труднее всего приживалось и увеличивалось во все предыдущие годы. Может быть, это явление и не вызывало бы опасения и тревог, если бы оно не совпадало по времени и месту с резкой миграционной активностью жителей северо-восточных провинций Китая. Некоторые из современных оценок демографической ситуации в этом регионе России имеют много общего (прежде всего в оценке тенденций) с прогнозами 100-летней давности. Отмечается большая вероятность, чуть ли не роковая предопределенность и неизбежность утраты дальневосточных владений страны. Это сходство настолько близкое, что даже терминология не отличается от использовавшейся более столетия назад. «Желтая опасность, желтая угроза, желтая экспансия, желтая рабочая сила, желтое засилье» – лексикон досоветских дальневосточных администраторов, которым они оперировали, взывая к высшей государственной иерархии о немедленной помощи. А столичная власть со спасительной помощью, как и сегодняшняя, не спешила, поскольку не знала, что делать и не находила средств для защиты дальневосточной окраины от, казалось, неумолимо надвигавшейся катастрофы. Исторические параллели, конечно, – не директивные указания, как следует решать сложные проблемы современности. Но они, бесспорно, поучительны для поиска оптимальных практических решений актуальных вопросов.

3.2. Первые попытки государственного регулирования состава населения Дальнего Востока

В 1887 г. численность населения российского Дальнего Востока – Амурского генерал-губернаторства, в состав которого входили Амурская область, Приморский край и Владивостокское губернаторство – определялась в 161,5 тыс. чел. За вычетом примерно 30,8 тыс. чел. так называемых инородцев, обитавших преимущественно в северных округах генерал-губернаторства, численность населения на территориях, сопредельных с Китаем (Маньчжурией), оценивалась в 130,8 тыс. чел.

Крайне низкая, если не сказать ничтожная плотность населения Дальнего Востока в сравнении с центральными, подстоличными районами России, откуда происходили и назначались региональные администраторы, была их постоянной «головной болью». Еще более забот добавляла удручающая картина на срезе национального состава населения. Из 130,8 тыс. чел. более или менее постоянных жителей генерал-губернаторства 36 тыс. были подданными сопредельных государств, в том числе 27,5 тыс. – Китая и 8,5 тыс. – Кореи [Верноподданнейший отчет…, 1887, с. 7]. Иначе говоря, более 27,5 % оседлого населения составляли иностранцы. Выходцы из Китая превышали пятую часть населения дальневосточных владений Российской империи. Весьма внушительная абсолютная и не менее впечатляющая относительная численность китайцев и корейцев в сопоставлении с русскими квалифицировалась как серьезная реальная, а в грядущем – еще более страшная угроза принадлежности далекой восточной окраины к Российской империи.

Граничащая с паническими настроениями неуверенность в прочности российских позиций на Дальнем Востоке отягощалась опасностью, исходящей от существовавшего на территории Амурской области анклава китайской юрисдикции. В соответствии с Айгунским договором, на российской территории существовала маньчжуро-китайская национальная автономия под протекторатом китайских властей. Численность населения этой автономии оценивалась в 14–15 тыс. чел., но фактическое число ее обитателей являлось тайной для русских властей. Секретом не было лишь то, что экстерриториальность китайско-маньчжурской автономии использовалась для организации контрабанды, в качестве пристанища следовавших в тайгу на золотые прииски спиртоносов и торговцев «китайским шаром». Борьба с контрабандой, явлением повсеместным для приграничных территорий, велась с переменным успехом и была делом обычным, повседневным. Непривычным, оскорбительным и унизительным, умаляющим достоинство считалось присутствие китайской юрисдикции на территории Российской империи. К тому же богатое на предвиденье бед, несчастий, угроз и опасностей воображение регионального генералитета российской бюрократии рисовало вероятность использования китайско-маньчжурского локалитета в Амурской области в качестве своего рода плацдарма будущей государственно-политической экспансии Китая на российские дальневосточные пространства.

Интенсивное и широкое заселение далекой окраины русскими могло лишь в очень малой степени смягчить, сгладить сложившуюся ситуацию. Возможность сбалансировать, уравновесить российскую чашу демографических весов с китайской – посредством переселения русских на Дальний Восток – практически исключалась. Противостоять потенциалу почти 400-миллионного демографического массива Китая русским переселенческим движением, даже высокоорганизованным и предельно массовым, было нереально по объективным причинам. Процесс переселения в Приамурье складывался медленно и трудно, недостатки его организации и стимулирования усугублялись громадными и практически бездорожными расстояниями от Европейской России – основного источника «накачивания» демографического потенциала дальневосточной окраины. Железнодорожная сеть России обрывалась на Урале, за семь тысяч верст от Приамурья и Приморья. Переселенческий процесс не поддавался трансформации в непрерывный и нарастающий приток.

Возрастной состав переселенцев, которые небольшими, спорадическими дозами увеличивали численность русского населения, отличался весьма невысоким потенциалом трудовых ресурсов, рабочей силы. Как правило, многодетные и часто двух-трехпоколенные семьи крестьянских переселенцев являлись слабым, малоактивным и медленно действующим средством нейтрализации так называемой «желтой опасности» и, соответственно, замещения «желтой рабочей силы», надвигавшейся на Приамурье из Китая и Кореи. Так, в 1888 г. в Амурскую область прибыло 117 семей крестьянских переселенцев в составе 1391 чел., т. е. в среднем семья состояла примерно из 11 членов, из которых в активном трудовом возрасте находилось 2–3, не более четырех человек [Обзор…, 1889, с. 10]. По весьма меткому выражению одного из чиновников, «ртов больше, чем рабочих рук». В 1890 г. суммарный – естественный и механический – прирост населения Амурской области составил 2000 чел., в том числе 146 членов крестьянских семей и 350 переселенцев из других сословий [Обзор…, 1891, с. 1]. За два года население области увеличилось примерно на 7,4 тыс. чел., из которых почти 6 тыс. приходилось на приисковых сезонных рабочих. Итог переселенческих усилий был весьма скромным, чтобы не сказать неутешительным, очень далеким от создания прочного русского демографического щита против стихийной экспансии «желтой опасности».