Александр Верещагин - Дома и на войне

• Название: Дома и на войне
• Автор: Александр Верещагин
• Жанр: Военное

«В октябре месяце 1879 года я занимал посты со своей 3-й сотней владикавказского казачьего полка (которою командовал в Турецкую кампанию), по Военно-грузинской дороге, от Владикавказа до станции Коби. Штаб сотни находился в маленькой старинной крепости Джерах, верстах в десяти от знаменитого Дарьяльского ущелья. От нечего делать, случалось, по целым часам глядел я из окон крепости на причудливые вершины гор, как они то заволакивались облаками, то опять появлялись на свет Божий. Маленькими белыми пятнышками виднелись прилепившиеся кой-где по склонам гор бедные сакли туземцев. По шоссе, мимо крепости, ежедневно проезжало множество фургонов с товарами и различных экипажей с пассажирами…»

---

И не скрою, первое время вид Закаспийского края меня сильно смутил; в голове мелькнуло что-то вроде раскаяния, зачем я поехал в эту проклятую сторону.

В Чикишляре мы живем уже неделю. Скобелев каждый день, с утра и до вечера, в движении: осматривает войска, госпиталя, интендантские склады. Проверяет прежние запасы, оставшиеся еще от прошлогодней кампании, а также и вновь прибывшие из России. Вскоре к Чикишляру пригоняют верблюдов, закупленных по всему Мангышлакскому полуострову, вследствие распоряжения Скобелева, еще до начала похода.

Самая главная задача заключалась в том, чтобы как можно скорее и как возможно больше продвинуть в глубь оазиса различного продовольствия и артиллерийских запасов. Поэтому, прежде чем стягивать войска, генерал позаботился обеспечить их всем этим.

Для перевозки грузов были сформированы верблюжьи транспорты. На каждого верблюда навьючивали от 6 до 8 пудов клади; при 6 верблюдах находился один вожак туркмен. Несколько сот, а иногда и тысяч верблюдов составляли транспорт, который поручался одному офицеру. Транспорту придавался конвой из роты или двух пехоты и казаков, смотря по количеству верблюдов.

Глава II В окрестностях Яглы-Олума

15-го мая я был назначен начальником летучего отряда в опорный пункт Яглы-Олум. В предписании моем было сказано: «Временно командующий войсками назначил ваше высокоблагородие начальником особого летучего отряда в составе: одной сотни Таманского казачьего полка, команды Полтавского казачьего полка, двух рот 83-го Самурского полка и команды джигитов. Отряд этот к ночи 17 мая сосредоточится в Яглы-Олуме. Цель этого отряда самым деятельным образом охранять верблюжьи транспорты, направляющиеся в укрепление Чат из Чикишляра. Надлежит обратить особое внимание во время расположения на месте и следования верблюжьих транспортов, на охранение всех переправ вверх от Яглы-Олума по реке: Атреку, Кизиль-Олум, Ходжа-Олум, Домцах-Олум, Байрам-Олум и прочие. Наблюдать разъездами пространство вниз по Атреку. В случае появления неприятеля летучий отряд должен самым решительным образом действовать против него, „причем, однако (прибавлено было рукою самого Скобелева), к атаке холодным оружием прибегать только в случае небольшого превосходства в силах со стороны неприятеля или при других особенно благоприятных обстоятельствах“. Действовать же против него преимущественно огнем в пешем строю. Временно командующий войсками приказал вменить всем чинам отряда держаться в стороне от верблюжьих транспортов, в высшей степени ласково обращаться с верблюдовожатыми, отнюдь не позволяя себе насмешек и побоев, под личной ответственностью начальника отряда».

В это время наши запасы стягивались в укрепление Дуз-Олум, находившееся от Чикишляра в 140 верстах. От Чикишляра до Яглы-Олума было около 60 верст.

Того же дня вечером сажусь на свою вороненькую лошадку, что купил себе во Владикавказе, навьючиваю вещи на двух верблюдов и в сопровождении сотни казаков еду по безводной, песчаной пустыне в Яглы-Олум. Местечко это находится на берегу узенькой, сажени 2 или 3 шириной, речки Атрека[2]. Эта речка течет в высоких обрывистых берегах, поросших мелким кустарником саксаула, единственного растения, встречающегося по всему оазису. Укрепление Яглы-Олум стоит на небольшой площадке, обрытой валом, где помещалось десятка два войлочных палаток, или, как здесь называется, юламеек, в которых был расположен гарнизон. Тут же поблизости стояли юламейки: телеграфная, госпитальная и ротных командиров.

Я поместился довольно удобно в просторной юламейке. Транспорты проходили как раз мимо меня. Нагруженные верблюды бесконечными вереницами тащились, вытянув шеи и пережевывая жвачку. Они привязаны один к другому за коротенькие веревочки, один конец которых продернут в переносье, другой же привязан к хвосту предыдущего животного. Длинные ноги их неслышно ступали мягкими подошвами по песчаной дороге. Маленькие уродливые головы, с коротенькими оттопыренными ушами, качались на дугообразных шеях. Вожаки туркмены, в порыжелых халатах и в высоких мохнатых шапках, мерно шагали, держа поводки в руках; некоторые же, взобравшись на горбатые спины верблюдов и покачиваясь как маятники, попевали себе заунывные бесконечные песенки, понятные только туземцам. Шаг за шагом проходили усталые верблюды, подымая за собой облака пыли.

– И песок-то здесь от жары сделался какой-то рыжий и верблюды рыжие, и халаты на вожаках рыжие. Солнце все здесь подогнало под один цвет! – думал я, глядя на транспорты.

* * *

20-го мая получаю из Чикишляра от начальника штаба Гудимы-Левковича телеграмму. Он пишет: «Ввиду слухов о направлении неприятельской шайки из Текинского оазиса на Даш-Верды, вам следует усилить осторожность и бдительность». Я посылаю разъезды по несколько раз в день, сам езжу, но ничего не могу выследить. Через 2 или 3 дня получаю новую телеграмму от полковника Гродекова, в которой говорилось: «Не забывайте Даш-Верды». Затем вскоре получаю еще телеграмму от начальника штаба. Он писал: «Только что получено известие, что около колодцев Даш-Верды появилась шайка текинцев, под начальством самого Тыкма-Серьдаря[3], численностью в 500 человек. Усильте разъезды и охраняйте транспорты». Я употребляю все силы, но неприятеля не могу заметить.

К северо-западу от Яглы-Олума, верстах в семидесяти, находятся колодцы Даш-Верды, и так как время стояло жаркое, поэтому если шайки где и были, то, конечно, около этих колодцев. Очень захотелось мне узнать и известить генерала, были ли там действительно шайки или нет. Кроме того, меня сильно заинтересовали рассказы одного из моих джигитов, состоявших при мне, о старинных развалинах города Даш-Верды, которые находились как раз у колодцев. Я решил туда съездить.

Накануне приказываю изготовиться взводу казаков при офицере, и с утра, еще до восхода солнца, запасшись баклагами с водой, направляемся к колодцам. Казаки мои несколько раз ездили с джигитами в эту сторону, поэтому знали путь. Кругом местность совершенно ровная. Куда ни взглянешь – везде дорога, везде песок. Кое-где, изредка, торчит побуревший от солнца кустик саксаула. Иногда, вследствие миража, такие кустики кажутся нам деревьями, а где таких кустов много, то тенистыми густыми садами. Легкие джераны тоже виднелись кое-где вдали, но, по мере нашего приближения, они подымали мордочки, настораживали уши и, как птицы, летели по степи, мелькая своими белыми брюшками. Впоследствии я очень много видел джеранов; в особенности можно было хорошо подглядеть целые стада их, когда они утром и вечером направлялись к Ат-реку на водопой. Ростом и складом джеран похож на нашу козочку, шерсть у него коротенькая, спина и ножки рыженькие, брюшко же, как я уже сказал, беленькое. Случалось, джигиты, сопровождавшие меня в моих поездках, на прекрасных туркменских конях, завидя джеранов, пробовали гоняться за ними. Но где же! Хоть туркменский конь и быстро скачет, а джеран от него точно клубочек катится, точно его ветром относит, дальше и дальше, и наконец теряется из виду в безграничной безводной степи.

Около полудня мы немного отдохнули и затем поехали дальше тем же скорым шагом. Вода у нас уже вся вышла. Часов в пять вечера мы поднялись на небольшой холмик и отсюда увидали колодцы. Местность дальше шла столь замечательно ровная, что я нарочно слезаю с лошади, прикладываю голову к земле и старательно гляжу кругом, не увижу ли хотя бы малейшей шероховатости. Ничто не мешает глазу: на много верст вперед ни камешка, ни кустика, нигде никакой травинки. Точно громадное гумно или ток, мастерски вымазанный глиной и посыпанный мельчайшим белым песочком. Я никак не подозревал, что на земном шаре могли быть такие обширные ровные пространства. Никакой Царицын луг, никакой плац не могут сравняться по гладкости с здешним природным плацом. Почва же настоль твердая, что за нами и следов не оставалось.

Мы подъезжаем ближе к колодцам и в недоумении останавливаемся: у колодцев, видим, стоит несколько больших партий конных текинцев. Все они на конях, в черных мохнатых шапках, в халатах; у некоторых значки в руках. Я протираю хорошенько стекла бинокля, смотрю еще раз, – нет, не ошибся, в самом деле текинцы. Несколько военачальников скачут вдоль фронта, останавливаются, что-то машут значками и, по-видимому, готовятся напасть на нас.

Выезжая из Яглы-Олума, я никак не надеялся столкнуться с неприятелем, так как их следов казаки нигде в окрестностях не встречали. Поехал я просто потому, что соскучился сидеть на месте, да к тому же захотелось хвастнуть перед генералом, что, вот-де, съездил со взводом в Даш-Верды. Да и на развалины-то мне захотелось взглянуть. Теперь же, когда я увидел перед собою такую массу неприятеля, мне стало страшновато. Ну что, думаю, если текинцы на нас бросятся, – изрубят! Если даже и не изрубят, а захватят кого-нибудь в плен, то это, кажется, будет еще хуже. Что я тогда отвечу Скобелеву? Зачем, скажет, поехали вы так далеко? Я, уже и без того потный, при этих страшных мыслях потею еще более.