Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 15

• Название: История России с древнейших времен. Том 15
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: Образовательная литература
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-002536-X, 966-03-0891-4

Пятнадцатый и шестнадцатый тома сочинений С.М. Соловьева «История России с древнейших времен» посвящены царствованию Петра I.

---

По поводу этого предложения Кауниц имел опять тайный разговор с Паткулем. Он соглашался на все статьи, но относительно второй объявил по секрету, что Бранденбург императору подозрителен и потому надобно осторожно поступать с этим двором; нельзя делать ему предложений, чтоб не быть выдану: в последнем случае швед заключит мир и нападет на Силезию, от которой так близко стоят его войска. Императорскому министру в Берлине пошлется указ осторожно выведывать о расположениях тамошнего двора. Что же касается датского короля, то император вполне ему доверяет. Паткуль сказал на это: будет ли угодно императору, когда Бранденбург склонится к разрыву с Швециею? Захочет ли император выслушать предложение об этом со стороны бранденбургского посла? Кауниц отвечал утвердительно.

Так как венский двор объявлял, что подозревает бранденбургский, а бранденбургский посланник твердил, что его двор готов приступить к союзу против Швеции, да не может верить императорскому двору, то Паткуль употребил следующее средство, чтоб заставить бранденбургского посланника сделать решительный шаг при свидетелях: он позвал его к себе вместе с посланниками датским и польским и начал толковать, как трудно склонить венский двор к охранению равновесия на севере; то ли дело прусский двор! Прусский посланник, тронутый похвалою, рассыпался в уверениях, что его король готов все сделать, лишь бы цесарь согласился. «Попробуйте объявить императору об этой готовности своего государя», – сказал ему Паткуль. «Ничего из этого не выйдет, потому что император ни о чем подобном слышать не хочет», – отвечал посланник. Тут Паткуль отвел в сторону посланников датского и польского, объявил им о своем разговоре с Кауницом и что все дело теперь зависит от прусского посланника. Опять подошли к нему и завели прежнюю речь; опять прусский посланник начал уверять, что непременно сделал бы предложение, если б не был уверен, что его при императорском дворе и слышать не захотят. «Дайте слово, что сделаете предложение, если разуверитесь в этом», – сказал Паткуль. Посланник дал слово; тут Паткуль торжественно объявляет, что дело уже решено, император обещал выслушать у него предложение. Несчастный посланник, попавшийся в западню, смутился и спросил: «Для чего все это сделано без его согласия?» Паткуль отвечал: «Все равно, только бы вам были двери отворены, которые вы считали запертыми навеки; теперь всякий увидит, истинное ли расположение ваш государь питает к своим союзникам, потому что теперь нет уже ему никаких препятствий обнаружить свои намерения».

После этой сцены Паткуль съездил в Польшу и по возвращении имел опять тайный разговор с Кауницом. Австрийский министр объявил, что предложение сделано со стороны прусского посланника о разрыве с Швецией, но сделано так холодно, что с императорской стороны принуждены были встретить его с равною холодностию. «Впрочем, я надеюсь, – прибавил Кауниц, – что дело обделается, только надобно немножко подождать». Обещал хлопотать об этом всеми силами, но с условием, чтоб императору явно не придавали тут никакого другого значения, кроме значения посредника и поруки; тайно же он будет знать, как действовать. Паткулю хотелось выведать у Кауница, как смотрит венский двор на польского короля; для этого после долгого разговора он сказал: «Так как никто не хочет заступиться за короля Августа, то принужден будет наконец и царь его оставить». Кауниц отвечал ему: «Так бросайте же его во имя дьявольское, мы тогда будем знать, на кого нам надеяться». «Из этих слов я увидал, – пишет Паткуль, – что императрица в этом деле замешана, и если императорский двор к низвержению с престола короля Августа помогать не будет, то и с печали об этом отнюдь не умрет».

Паткуль уехал из Вены; Голицын остался и в начале 1703 года писал Головину: «Прошу, мой государь, сотвори надо мною божескую милость, высвободи меня от двора цесарского; ей, государь, истинно доношу: весь одолжал и в болезнях моих больше жить не могу, опасаюсь, чтоб напрасно не умереть; нимало мне здешний воздух в здоровье не служит; великое удержание есть в делах монаршеских: посланники шведский и ганноверский своими деньгами не только министров, но и попов к себе приласкали». В мае Голицын дал знать Головину, что Кауниц беспрестанно напоминает ему о 5000 золотых червонных, которые Паткуль обещал ему и жене его высылать ежегодно, а Кауниц обещал за это, оставя другие дворы, верно служить интересам царским. Голицын писал, что надобно исполнить обещание: «Сами знаете, каков здешний двор и как министры здешние избалованы подарками других потентатов». В сентябре новое письмо о том же: «Униженно, мой государь, прошу, не ради себя, но ради повышения имени монаршеского. Кауниц беспрестанно говорит: когда пришлют деньги? Хотя бы на первый год исполнить обещание и прислать ему деньги! От этого-то дела наши так и коснеют. Сам изволишь рассудить: слишком год посулено, а ничего к нему не прислано: как можно им впредь нам верить?» Когда Паткулю дали об этом знать, то он отвечал, что действительно обещал Кауницу ежегодное жалованье, но с условием, что император будет помогать царю; услуги Кауница известны: за что же ему платить жалованье? Паткуль был прав, но прав был и Голицын, доносивший, что Паткуль ничего не сделал в Вене.

«Голландский двор – биржа всей Европы: надобно там иметь людей способных и сведущих», – писал Паткуль в 1704 году. Но Петр знал это гораздо прежде и еще до начала шведской войны отправил в Гагу Андрея Артамоновича Матвеева, сына знаменитого боярина Артамона Сергеевича.

Матвеев начал жалобами на свое печальное житье в Гаге. 9 февраля 1700 года он писал Головину: «Здравие твое, моего милостивца и государя, купно и со всечестнейшим домом вашим, всякого блага промысленник и податель отец наш вышний да удолголетствит во всякое благополучие неотъемлемым своим божественным благословением, чего тебе, моему милостивому государю, яко самому мне, выну усердствую. Жизнь моя зело здесь многоскучная и многоскорбная. Гравенгага самый скучный город, и люди зело не человеколюбны, а к дарам ласковы и к приезжим малое любительство имеют, только в своих повседневных утехах забавляются. Наймы дворовые несказанно каковы дороги: с великою ходьбою едва до мая месяца двор мог нанять по 35 рублев на каждый месяц, и то посредственный, а нарочитый по семи сот и по осьми сот на год рублев, а едучи с домишком чрез дальний путь, до конца истощился, а жалованье мне (2000 рублей) учинено против здесь пребывающих иных министров самое малое: чем год проживать, ум мой не достигнет, а с деревнишек вряд отправлять належащие великому государю подати, а не свои избытки. Умилосердися отчески, премилостивый государь батько, над сиротством моим, донеси премилосердому нашему государю слезное мое челобитье, чтоб он призрил на бедность мою и повелел хотя на покупку кареты и лошадей и на корм ко мне прислать, чтоб не на стыд при здешнем моем пребывании было житье мое, а тебе известно, что Гага комит или соединение имеет всех в себе наций послов в резиденции, а мне разве в затворе сидеть перед всеми?»

2 марта Штаты прислали сказать Матвееву, чтоб передал своему государю их покорную просьбу – не помогать датчанам на шведа, потому что и Швеция и Россия с ними в дружбе и они не хотят видеть войны между своими приятелями. Петр велел отвечать Штатам, что он, из дружбы к ним, не хочет вступать в войну с шведами, если только с их стороны не окажутся какие-нибудь неправды. Штаты обратились с новою просьбою, чтоб царь подарил Европу миром, послал грамоту к союзнику своему, королю польскому, с увещанием прекратить войну, начатую несправедливым нападением на шведские владения. В августе Матвеев получил от своего двора приказание объявить Штатам список обид, нанесенных России Швециею, и что за эти обиды никакого вознаграждения не последовало. Известие об осаде Нарвы русскими войсками произвело сильное неудовольствие в Голландии; Матвеев писал государю: «В стацком собрании великое неудовольствие учинили нынешние вести, будто вы начали с шведом войну, и, слыша о премногих обученных войсках ваших и о собрании денежных приходов, чему прежде здесь никогда не верили, очень тому не ради. Также очень неприятно им нынешнее строение у Архангельска ваших кораблей, от чего опасаются ущерба своему купечеству». Головину Матвеев писал: «Все министры о начатии войны беспрестанно меня спрашивают; я отвечаю, что дело невероятное; никакой ведомости о том ко мне нет, и тем неведением здесь не без зазора». Английский посланник именем своего короля Вильгельма III объявил. Матвееву, чтоб царь учинил некоторый армистициум в войне шведской, а он, король, принимает на себя роль посредника. Матвеев повторял царю в своих донесениях: «Нынешняя война ваша со шведами Штатам очень неприятна и всей Голландии весьма непотребна, потому что намерение ваше взять у шведа на Балтийском море пристань, Нарву или Новые Шанцы; где ни сойдутся, постоянно толкуют: если пристань там у него будет, то не меньше француза надобно нам его бояться, отворенными воротами всюду входить свободно будет. Штаты находятся в очень затруднительном положении, потому что по союзному договору обязаны подавать шведу помощь, но если подадут эту помощь, то нарушат дружбу с вами. Больше всего боятся того, что у купцов их много товару в Риге, Нарве и Ревеле, и хлеб, который дал им швед вывезти из своих городов, весь лежит теперь в Ревеле, и если вас прогневать, а вы эти города возьмете, то их товары безвозмездно погибнут. Купечество здешнее и английское не прочь, чтоб этим городам быть за вами, и я, сколько могу, обещаю им большую свободу в торговле, если города эти будут за вами, и успокаиваю их всячески, чтоб только они не помогали шведу и не принуждали к тому Штатов своим докучным прошением. На днях был у меня Витзен с просьбою, чтоб вы, по милосердию своему к амстердамским купцам, приказали отдать им хлеб, который теперь в Ревеле, ибо они уверены, что этот город будет в ваших руках»… Приехал в Гагу король Вильгельм III, долго разговаривал с Матвеевым при всех иностранных министрах, вспоминал с великою похвалою о Петре, о его высоком разуме, о мудрой правительственной деятельности в такие молодые годы, о многочисленных войсках, как они собраны и обучены, жалел, что нынешний поход предпринят в жестокое осеннее время, не забыл упомянуть, что ливонские города исстари принадлежали России.