Алексей Леонтьев - Деятельный ум

• Название: Деятельный ум
• Автор: Алексей Леонтьев
• Жанр: Психология
• Год: 2001
• ISBN: 5-89357-106-1

Новая фундаментальная монография одного из ведущих отечественных психологов, в которой дается историко-научный и теоретический анализ одной из наиболее актуальных проблем современной психологической науки – проблемы соотношения отражения и деятельности. В книге впервые по-новому поставлены и рассмотрены такие проблемы как значение для психологии гуманитарных исследований М.М.Бахтина и Ю.М.Лотмана, проблема единого субъект-объектного континуума, проблема знака и значения, вопросы психологии деятельности и другие методологические проблемы «неклассической» психологии.

---

Гумбольдт. Имя Вильгельма фон Гумбольдта ассоциируется обычно с лингвистикой, а не с философией или психологией. Именно поэтому он в нашей книге занимает место как бы между философией и лингвистикой.

Чаще всего Гумбольдта рассматривают как последовательного кантианца. Однако он гораздо ближе стоит к Гегелю, на что обратил внимание еще Г.Г.Шпет: «…Философия языка Гумбольдта призвана завершить собой систему философии Гегеля <…> Его философия языка <…> должна была бы сделаться центральною проблемою философии духа, реализующей в языке все другие конкретные проблемы философии» (Шпет, 1927. С. 33). Типично гегелевской является, например, одна из ключевых идей Гумбольдта, гласящая, что «язык должен поглощать в своей собственной, вновь созданной стихии <…> реальность субъекта и объекта, сохраняя только их идеальную форму» (Гумбольдт, 1984. С. 305).

Для Гумбольдта язык предстает как мировидение (Weltanschauung). Язык есть особый мир, он отражает двоякую природу – мира и человека и превращает в понятия впечатления и ощущения. Он – посредник между телом и духом. Язык есть средство преобразования субъективного в объективное и обратно (Там же. С. 318). «Являясь по отношению к познаваемому субъективным, язык по отношению к человеку объективен, ибо каждый язык есть отзвук общей природы человека» (там же. С. 320). В каком смысле? «Язык заложен в природе человека в связи с общественным мышлением» (там же. С. 51).

«Язык есть область бытия, реализуемая всегда только в сиюминутном мышлении, но в своей цельности от мысли независимая» (там же. С. 83). При этом «язык выражает мысли и чувства как предметы <…>. Человек думает, чувствует и живет только в языке <…>. Но человек чувствует и знает, что вне языка есть невидимый мир, в котором человек стремится освоиться только с его помощью <…>. Люди взирают на этот невидимый мир, как на далекую страну, куда ведет их только язык, никогда не доводя до цели. Всякая речь в высоком смысле слова есть борьба с мыслью, в которой чувствуется то сила, то бессилие» (Гумбольдт, 1985. С. 378).

Итак, язык есть орудие объективизации мысли и чувства через «общественность». Каков же механизм взаимодействия восприятия, мысли и языка? Гумбольдт представляет этот механизм следующим образом: «Деятельность органов чувств должна вступить в синтетическую связь с внутренним процессом деятельности духа; и лишь эта связь обусловливает возникновение представления, которое становится объектом, противопоставляясь субъективной силе, и, будучи заново воспринято в качестве такового, опять возвращается в сферу субъекта <…>. Представление объективируется, не отрываясь в то же время от субъекта [выделено нами. – А.Л.], и весь этот процесс возможен только благодаря языку. Без описанного процесса объективации и процесса возвращения к субъекту, совершающегося с помощью языка даже тогда, когда процесс мышления протекает молча, невозможно образование понятий, а следовательно, и само мышление. Даже не касаясь потребностей общения людей друг с другом, можно утверждать, что язык есть обязательная предпосылка мышления и в условиях полной изоляции человека. Но обычно язык развивается только в обществе, и человек понимает себя только тогда, когда на опыте убедится, что его слова понятны также и другим людям» (1984. С. 76–77).

Последняя идея много раз встречается у Гумбольдта. Например: «Понятие обретает определенность и точность, только отразившись от чужой мыслительной способности» (1985. С. 399). Или: «Слово обретает свою сущность, а язык – полноту только при наличии слушающего и отвечающего» (Там же. С. 400). Эта идея внутренней, сущностной диалогичности слова (языка) – первый намек на будущую концепцию диалогичности М.М.Бахтина (см. ниже).

Но вернемся к когнитивной функции языка, как ее представляет Гумбольдт. Слово есть результат субъективного восприятия: «Оно есть отпечаток не предмета самого по себе, но его образа, создаваемого этим предметом в нашей душе» (1984. С. 80). «Слово одно способно сделать понятие самостоятельной единицей в мире мыслей» (Там же. С. 318). Или, другими словами, «интеллектуальная деятельность посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного восприятия» (там же. С. 75). Слово отличается от изображения способностью представлять вещь с различных точек зрения и различными путями, а от простого обозначения – тем, что имеет свой собственный определенный чувственный образ.

Обратим внимание в этой связи на то, что для Гумбольдта «язык – не просто средство обмена, служащее взаимопониманию, а поистине мир, который внутренняя работа духовной силы призвана поставить между собою и предметами» (Там же. С. 171). Как это осуществляется психологически? Путем переноса «мысли, закрепленной только в звуке, на зримый предмет» (1985. С. 405). Иначе говоря, Гумбольдт приходит к идее предметного значения и близко подходит к известной концепции «образа мира» А.Н.Леонтьева. В сущности, можно считать, что эта последняя восходит как раз к взглядам Гумбольдта (хотя мне хорошо известно, что А.Н.Леонтьев Гумбольдта никогда не читал; но в его личной библиотеке были книги Г.Г.Шпета, и Алексей Николаевич слушал лекции Шпета в Московском университете).

Тут Гумбольдт и приходит к совершенно определенной трактовке понятия знака (1984. С. 304–305). Слово, язык есть условность, но особого рода. Слово не есть знак для вещи или понятия – или есть, но лишь «до той степени, до какой оно используется вместо вещи или понятия». Но это «особая и самостоятельная сущность»: язык как «мысленный мир <…>, полностью выходя за рамки области произвольных знаков, обладает собственным бытием и самостоятельностью» (1985. С. 405).

Язык представляет собой деятельность и процесс творчества. С одной стороны, «каждая истинно человеческая деятельность нуждается в языке и <…> язык является даже основой всех видов человеческой деятельности. Язык <…> вводит в жизнь господство мысли» (Там же. С. 411). С другой, язык не Erzeugtes, нечто созданное, а Erzeugung, процесс создания (1984. С. 23). Он – «образующий орган мысли» (Там же. С. 75).

Особенно важно для нас подчеркивание Гумбольдтом личностного начала в языке. Язык взаимодействует со всем человеком, а не только рассудком (Там же. С. 76). Вообще «каждую человеческую индивидуальность… можно считать особой позицией в видении мира» (Там же. С. 80).

Подведем итог. Для Гумбольдта язык есть единство субъективного и объективного, где оба они присутствуют в снятом (перенесенном) виде. Он – орудие объективизации мысли и чувства через другого человека, воображаемого или реального, то есть через «общественность». Язык имеет деятельностную природу: это процесс, а не состояние (впрочем, вне его функции в системе человек-мир это отдельная система). Каждый человек, личность, образует особую позицию в видении мира.

Школа Гумбольдта: Штейнталь и Потебня. Будучи прямым учеником Гумбольдта, Гейм Штейнталь, однако, не воспринял самого главного в его концепции – идеи о том, что язык имеет независимое, внешнее, «управляющее самим человеком бытие», и о том, какую определяющую роль играет в речевой деятельности каждого отдельного человека фактор «общественности». Если Гумбольдт рассматривал язык и как процесс, и как онтологическую данность, и как важнейшую часть и условие психической деятельности человека, и как достояние общества, то Штейнталь оказался перед альтернативой: или онтологическая данность, или процесс, и сделал выбор в пользу процесса. «Он не покоящаяся сущность, а протекающая деятельность <…>. Язык не есть нечто существующее, как порох, но процесс, как взрыв» (Steinthal, 1871. S. 85).

Но, сделав этот выбор, Штейнталь, логически рассуждая, пошел дальше по пути, который в конце концов привел его к субъективно-психологическому пониманию языка. Известный советский лингвист 1920—30 годов Р.О.Шор в свое время совершенно правильно заметила, что Штейнталь «существенно перестраивает» идеи Гумбольдта, «заменяя проблему гносеологическую, проблему взаимоотношения языка, сознания и бытия, поставленную Гумбольдтом, проблемой психологической, проблемой развития индивидуальной речи и индивидуального мышления» (Шор, 1938. С. 122).

Первый существенный вывод, к которому приходит Штейнталь на этом пути, заключается в полном отождествлении общего языкознания с психологией. «Язык <…> образует непосредственно психологическую категорию, как фантазия, воля <…>. Общее рассмотрение сущности языка образует, следовательно, важнейший предмет психологии» (Steinthal, 1871. S. 90). Психология занимается сущностями, а языкознание – явлениями; психология «как учение о механизме, лежащем в основе всей духовной жизни, поставляет языкознанию законы и рациональные элементы, с помощью которых можно выявить причинные связи языковых явлений» (Там же. S. 42).