Борис Тумасов - Василий Темный

• Название: Василий Темный
• Автор: Борис Тумасов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-8409-8

Великий князь Московский Василий Васильевич Темный (1415–1462), внук Дмитрия Донского и отец будущего собирателя земель Русских, Ивана Васильевича Великого, прожил недолгую, но бурную жизнь. Став великим князем всего в десять лет, он сразу оказался втянутым в жестокую междоусобную распрю со звенигородскими князьями за московский стол. Его изгоняли из Москвы, разбивали волжские татары, его обманом захватили и ослепили Дмитрий Шемяка и Борис Тверской. Но Василий Темный сумел одолеть всех своих врагов, укрепить Московское государство. По его приказу митрополитом был избран русский епископ Иона, которого впервые посвятил не константинопольский патриарх, а собор русских архиереев, что стало началом независимости русской церкви от константинопольского патриархата. Москва навсегда стала главным городом Руси, а главный противник, Тверь, окончательно подчинилась ей.

---

Минует короткое врем, и сын Юрия Долгорукого Всеволод, взяв Торжок, приказал срубить на Волге в устье реки Тверцы крепость и назвал городок по имени притока Тверцы – Тверью.

Со временем городские укрепления перекинулись к устью Тьмаки. Стены города окружали воды Волги-реки, Тьмаки и глубокий ров.

Сюда, под руку тверских князей, под прикрытие крепостных укреплений с окраин русской земли стекается люд, строят избы и дома, осваивают княжество Тверское.

И стоит Тверь, красуется трудом землепашцев, мастерством умельцев, торгом широким богатеет. Ибо встал город на перепутье широких торговых дорог. А вели они с запада – из Литвы и Великого Новгорода; с востока – с Волги и с моря Хвалисского16, из Персии и Бухары, с гор Кавказских из далекой страны Айрастан.

Год от года полнится казна князей тверских, и не умаляется их гордыня власти над другими удельными князьями.

Многолетняя борьба за великий стол между князьями тверскими и московскими не прекращалась, лишь стихнет на время, потом снова разгорится.

А со времени Ивана Калиты, какой с татарами Тверь пожег, Москва из рук хана Узбека ярлык на великое княжение получила.

А чем Москва Твери выше, разве что коварством. Эвон, князь Юрий Данилович, внук Невского, оболгал перед ханом Узбеком тверского великого князя Михаила Ярославовича. Михаил в Орду отправился справедливости искать, а его там люто казнили…

Коварно московский князь Даниил Александрович Можайск от Смоленского княжества оторвал, Коломну захватил. А чего стоила борьба между братьями, сыновьями Александра Невского? Андрей, Городецкий князь, и московский Даниил брата своего великого князя владимирского Дмитрия со стола согнали, а для того и татар на Русь навели…

Нет, за тверскими князьями таких грехов не водилось. Может, от тех коварств и обрастало землями Московское княжество?..

А ведь Александр Невский, князь великий, и тверской князь Ярослав Ярославич – братья. И меньший сын Александра Невского Даниил17 жил и воспитывался в Твери, у Ярослава Ярославича. Отсюда Невский забрал Даниила и посадил на Москве князем…

После того тверичи еще долго поговаривали:

– Экого кукушонка мы в Твери вырастили!..

По весне стряхивали леса снеговые шапки, распускались почки и пробивалась первая зелень, вставали первые цветы и то ли сыростью пахло в лесу, то ли свежестью.

Почуяв тепло, леса оглашались птичьими голосами, а на поля, на первые прогалины, слетались грачи.

Весной оживала Тверь, ее людное торжище, звонко стучали молоты в кузнечной слободе, пахло сосновой щепой на стройках боярских хором, а в поселке кожевников отдавало сыромятными кожами.

Ранними утрами, когда город едва пробуждался, по чистому воздуху в ближних и дальних деревнях хорошо слышался звон колоколов. Звон ухал многопудовый в соборе, ему откликались колокола на других звонницах.

А со стен городских ночами и день-деньской раздавались окрики дозорных:

– Тве-ерь!

– Гля-яди!

И смотрели, и слушали, остерегались набега ордынского. Да и свои князья удельные нередко озоровали.

* * *

Едва дню начало, как в просторную трапезную тверского дворца торопливо семенил дьяк Пахомий Слезкин с чернильницей и перьями гусиными, со стопкой бумаги. Разложил на столе и, одернув длиннополый кафтан, уселся на скамью.

Вскорости начали сходиться бояре тверские. Вот важно прошагали князья Андрей Микульский и Осип Дорогобужский. На них шубы бобровые, шапки высокие, горлатные18. Затем боярин Дмитрий Черед прошагал, на свое место у оконца уселся на скамью, бороду распушил.

Тут же в трапезной появился князь Михаил Дмитриевич Холмский. Постоял у двери, откашлялся и, отвесив поклон, прошел к скамье у стены, что близко к тронному месту. За ним, выпятив большой живот, едва прикрытый полами шубы, объявился боярин Морозов.

Вскоре палата заполнилась. В распахнувшихся дверях показался великий князь тверской Борис.

Чуть замедлив шаг, обвел очами думную, проследовал к помосту, где стояло тронное кресло.

Поправил расшитый серебряной и золотой нитью ферязь, уселся. Пригладил ладонью чуть сбившиеся волосы, посмотрел на владыку Вассиана, молодого, высокого, как жердь, епископа тверского. Перевел взгляд на бояр, заговорил:

– С возвращением моим из Литвы не слышал я, бояре думные, слова вашего, как Тверь возвеличивать, как княжество наше крепить. – Борис глазами по палате зыркнул. – Тверь-то нам, бояре, крепить сообща. Ино Москва нам на пятки наступит.

Князь Осип Дорогобужский просипел:

– Ужо отдавила.

Боярин Черед поддакнул:

– Воистину, Осип Давыдыч. Москва камнем огораживается, а мы бревнами.

Великий князь тверской согласно кивнул:

– О том и говорить вам, бояре, намерился. В Литве нагляделся, там из камня и замок возвели, и хоромы, и город камнем крепят. А мы по старине, как нам отцы завещали, деревом отстраиваемся. Аль не знаем, дерево огню подвластно. Набег Тохтамыша московцам уроком горьким послужил… Нам бы тоже у Москвы поучиться не грех. И казне тверской не поскупиться.

Побарабанил по подлокотнику, поглядел на Холмского:

– Как в Литву съездили, известие мое неутешительное. – Повторил снова. – Неутешительная поездка. Великий князь Витовт на слове многое обещал, а как на деле, поглядим. – Вздохнул. – А оковы на Тверь князь литовский одеть постарался.

Молчавший до того владыка тверской Вассиан заговорил:

– Сын мой, князь Борис, и вы, бояре думные, земля наша не в разоре нуждается, а в единении. Господь взывал перековать мечи на орала, а копья на серпы.

– Владыка, – повысил голос тверской князь Борис, – слова твои – увещевания, мы не приемлем, когда Московское княжество руку к Твери тянет.

Холмский приподнялся, в сердцах выкрикнул:

– Владыка Вассиан, проповедь свою ты бы к московским князьям обратил. Эвон, как они нас теснят!

Вассиан поднялся и, глядя на великого князя Бориса, сказал четко:

– Сын мой, помини, имя твое – Человек.

И оскорбленно поджав губы, покинул Думу, не проронив больше ни слова.

В палате воцарилась тишина. Холмский прервал ее:

– Епископ забыл, что он в Твери живет.

Отпустив бояр, великий князь сошел с помоста, остановил хотевшего покинуть палату дворецкого:

– Скажи, Семен, что мыслишь ты о словах Вассиана?

Боярин в глаза князю посмотрел:

– Владыка истину изрек. Потому орда нас била и помыкала, что мы врозь тянем. И сами конца усобице не видим. Пря между Москвой и Тверью не стихает. Вот и ты, княже, никак не угомонишься, все мыслишь, как бы выше Москвы прыгнуть.

Борис Александрович нахмурился:

– Дерзок ты, боярин Семен.

– Не серчай, княже. Ты сам меня спросил, а я сказываю, как моя совесть велит.

– И за то спасибо, что истину сказываешь как понимаешь. А Тверь ноне с Витовтом уговор держит, и нам, тверским князьям, надобно помыслить, как честь свою блюсти, не лечь под ноги Москве.

– Дай Бог, те, княже, удачи. Рад буду Тверь видеть на взлете.

Великий князь взмахнул рукой:

– Добро, боярин, не станем загодя мыслить, время покажет.

* * *

Тверь жила своими заботами. С утра стучали топоры плотников, звенели молоты в кузницах, дымили печи гончаров. Из леса волокли бревна, ставили срубы изб, рубили боярские хоромы сразу же за Кремником.

На луговых проталинах поднялась первая сочная трава. Пастух пригнал на них стадо. Коровы и козы щипали зеленя, чавкали под копытами лужи.

Князь Борис с утра посмотрел, как мастеровые умельцы рубят бревна угловой башни Кремника. Хорошо ставят, вяжут крепко, без скоб и гвоздей. Так могут работать разве что на Руси, где все церкви и хоромы княжеские сделаны без металла…

За городскими стенами, где площадь торговая, ряды и лавки, крытые свежим тесом, лепятся одна к другой, и все торжище тверское плахами вымощено. По воскресеньям здесь всегда людно. Свои ряды у каждого ремесленного мастерового: у кузнецов и плотников, гончаров и кожевников, чеботарей и шорников.

А особо широкие крытые ряды и лавки у гостей торговых, приезжавших с земель Востока. Здесь торг ведут шелками и тканями заморскими, изделиями из золота и каменьями дорогими…

Чуть поодаль на крючьях свисают туши говяжьи, свиные, бараньи, кровавят. На полках птица битая, рыба свежая…

Полюбовался князь уменью мастеровых, однако червь сомнения уж сколько лет его точит. Ведь не позже чем вчера сам же и попрекал бояр, что пора не по старинке жить, а к новине лик поворотить. Не бревнами огораживаться, а из камня Кремль ставить. И коли еще хоромы дворцовые, да палаты боярские – ни один пожар не грозил бы городу. Ноне, ежели запылает какой пожар, так и гляди, что на весь город перекинется. И пылает, пока несколько улиц не выгорит.

Полюбовавшись работой мастеровых, князь через торговый и ремесленный Подол выбрался на тверскую дорогу к ближайшей кузнице, приземистой, крытой дерном.