Айн Рэнд - Идеал (сборник)

• Название: Идеал (сборник)
• Автор: Айн Рэнд
• Жанр: Проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-095883-2

«Идеал» был написан Айн Рэнд в далеком 1934 году дважды – сначала как повесть, а затем как пьеса. Оба Идеала являются ярчайшими философскими повествованиями, в основе сюжета которых лежит возвышенная духовная и физическая красота молодой актрисы Кей Гонды. Драматургия и проза Айн Рэнд – явления весьма незаурядные, а ее философия объективизма и по сей день не утрачивает актуальности и находит своих последователей по всему миру.

Повесть «Идеал» публикуется на русском языке впервые.

---

– Да, именно третьего мая.

– Но быть может, вы заметили нечто особенное в ее поведении?

– А когда в ее поведении не было чего-то особенного?

– А не хотите ли рассказать мне о вашей встрече?

– И в самом деле хочу. A кто не захотел бы на моем месте? В тот день я проехала за рулем весь путь до ее дома, чтобы обсудить наш новый сценарий. Очаровательная история, очаровательная! Я говорила и говорила, час за часом. А она сидела как изваяние. Не то чтобы слова, звука не произнесла. Повседневности, обыденного, простоты… вот чего в ней нет. И тонких чувств. Никаких! Никакого внутреннего ощущения великого братства людей. Никакого…

– А не показалась ли она вам озабоченной или встревоженной?

– Вот что, мистер Пиккенс, у меня много более интересных дел, чем размышлять над настроениями мисс Гонды. Могу сказать вам одно, она не позволила мне включить в сценарий младенца или собачку. Песики такие трогательные. Знаете ли, все мы братья, если копнуть под кожей и…

– А она не упоминала, что вечером собирается отправиться в Санта-Барбару?

– Она ничего не упоминает. Она окатывает тебя своими словами как из ведра. Она просто встала посреди предложения и оставила меня с открытым ртом. Сказала, что ей нужно переодеться, потому что она обедает в Санта-Барбаре. A после добавила: «Терпеть не могу благотворительные миссии».

– И что она подразумевала под этими словами?

– А что она подразумевает под любыми словами? Благотворительный – только представьте себе! – обед с мультимиллионером. Тут уж я не утерпела, не могла утерпеть! И сказала ей: «Мисс Гонда, неужели вы и впрямь считаете себя лучше всех остальных людей?» И знаете, что она ответила? «Да, – сказала она, – я так считаю. И мне хотелось бы, чтобы у меня были основания думать иначе». Подумайте только!

– Ничего больше она не говорила?

– Нет. Я отношусь к числу тех людей, которые просто не понимают тщеславия. Посему я даже не подумала продолжать разговор. И не имею ни малейшего желания продолжать его сейчас. Простите, мистер Пиккенс, но эта тема совсем не интересует меня.

– А вам известно, где сейчас находится мисс Гонда?

– Не имею ни малейшего представления.

– Но если с ней что-то случилось…

– Тогда я попрошу передать роль Салли Суини[3]. Я всегда хотела писать для Салли. Она – такая милая девочка. A теперь вам придется извинить меня, мистер Пиккенс. Я очень занята.

Билл Макнитт заседал в грязном кабинете, в котором откровенно разило бильярдной: стены его были оклеены афишами картин Гонды, которые он ставил. Билл Макнитт гордился собой как гением и как мужчиной: если люди хотят видеть его, то вполне могут посидеть между окурков сигар и возле плевательницы. Он сидел, откинувшись на спинку вращающегося кресла, положив ноги на стол, и курил. Рукава его рубашки были закатаны выше локтя, открывая крупные волосатые руки. Заметив вошедшего Моррисона Пиккенса, он помахал ему громадной лапой, на корявом пальце которой колечком свернулась золотая змейка.

– Выкладывай, – объявил Билл Макнитт.

– Собственно, – ответствовал Моррисон Пиккенс, – выкладывать мне нечего.

– Мне тоже, – сказал Билл Макнитт, – так что проваливай.

– Не похоже, чтобы ты был очень занят, – проговорил Моррисон Пиккенс, удобно устраиваясь на брезентовом табурете.

– Я не занят. Только не спрашивай, почему. По той же самой причине, которая не дает покоя тебе.

– Полагаю, что ты имеешь в виду мисс Кей Гонду.

– С чего это ты решил предполагать, поскольку прекрасно знаешь причину. Только это тебе здесь ничем не поможет, потому что ты не сумеешь ничего выудить из меня. В любом случае я никогда не хотел с ней работать. Я бы решительным образом предпочел Джоан Тюдор. Я бы предпочел…

– В чем дело, Билл? Ты поссорился с Гондой?

– Слушай. Я расскажу тебе все, что знаю. А потом проваливай, ладно? На прошлой неделе, значит, еду я к ее пляжному домику, а она там, в море, носится между скалами на моторке… пока я наблюдал за ней, чуть сердце не лопнуло. Ну вот, наконец, она поднимается от воды по дороге, мокрая насквозь. Ну, я и говорю ей: «Однажды вы так убьетесь», а она смотрит на меня, смотрит и говорит: «Мне это, собственно, безразлично, говорит, и не только мне одной, но и всем на свете».

– Она так сказала?

– Так и сказала. «Послушайте, говорю, если вы сломаете здесь шею, я и пальцем не пошевелю, но вы точно схлопочете пневмонию ровно посреди моей будущей картины!» Тут она смотрит на меня, странно так смотрит, как у нее в обычае, и говорит: «А может быть, новой картины не будет». И топает прямо к своему дому, а меня останавливает лакей!

– Она, действительно, так сказала? На прошлой неделе?

– Сказала. Ну, я бы обеспокоился. Вот и все. А теперь вали отсюда.

– Слушай, я хотел спросить тебя…

– Не спрашивай меня о том, где она сейчас! Потому что я этого не знаю! Понятно? И, более того, большим боссам об этом тоже ничего не известно, только они помалкивают об этом! Почему, по-твоему, я сижу здесь и кормлю мух за три штуки баксов в неделю? Или ты думаешь, что они не отправили бы за ней пожарную команду, если только знали бы, где искать ее?

– Ну а если попробовать догадаться.

– Я не занимаюсь догадками. Я вообще ничего о ней не знаю. И не хочу ничего знать об этой женщине. Я к ней и близко не подошел бы, если бы по какой-то дурацкой причине простаки не были готовы расстаться с деньгами ради того, чтобы посмотреть на ее набеленную рожу!

– Ну, эти твои слова мне не удастся процитировать в газете.

– Мне нет дела до того, что ты там цитируешь. Мне нет дела до того, что ты будешь делать, когда умотаешь отсюда в…

– Сначала в отдел рекламы, – проговорил Моррисон Пиккенс, вставая.

В отделе рекламы по плечу Моррисона Пиккенса похлопали четыре разные руки, четыре лица посмотрели на него пустыми, но ласковыми глазами, так как если бы никогда прежде на слыхали имени Кей Гонда, но все-таки с большим трудом припомнили его, а припомнив, поняли, что ничего о ней не знают, кроме самого имени. И лишь одно лицо, пятое, склонилось к уху Моррисона Пиккенса и шепнуло:

– Приятель, нам ничего не известно. Не положено знать. Но даже если бы было положено, мы все равно ничего не знали бы. Помочь тебе может только один человек. Может помочь, но на это заранее не рассчитывай. Ступай-ка к Мику Уоттсу. Уверен в том, что этот бездельник кое-что знает.

– С чего бы вдруг? Кстати, он трезвый?

– Нет. Пьянее обычного.

Мик Уоттс исполнял обязанности личного агента Кей Гонды. Его успели уволить из каждой студии Голливуда, из каждой газеты на обоих берегах континента и из многих газет между этими двумя берегами. Однако Кей Гонда взяла его в фирму Фарроу. Там ему платили большие деньги и не возражали против его персоны, как не возражали против появления датского дога Кей Гонды на любимом шезлонге Энтони Фарроу и императрицы Жозефины.

У Мика Уоттса были светлые волосы с платиновым оттенком, лицо убийцы и голубые младенческие глаза. Он сидел в своем офисе, уронив голову на лежавшие на столе руки. Когда Моррисон Пиккенс вошел, он посмотрел на него кристально чистыми голубыми глазами, однако Пиккенс понимал, что они ничего не видят, ибо из-под стола выглядывали две пустые бутылки.

– Отличная сегодня погодка, Мик, – предложил тему Моррисон Пиккенс.

Мик Уоттс кивнул и ничего не сказал.

– Отличная и жаркая, – продолжил Моррисон Пиккенс. – Жуткая сегодня жара. Что, если мы с тобой сегодня сползаем в каптерку за чем-нибудь жидким и холодным?

– Я ничего не знаю, – отреагировал Мик Уоттс. – Побереги свои деньги. Уматывай.

– О чем ты говоришь, Мик?

– Ни о чем, совершенно ни о чем, и это относится вообще ко всему.

Моррисон Пиккенс заметил вставленный в пишущую машинку листок пресс-релиза, который сочинял Мик Уоттс. И не веря своим глазам, прочитал: «Кей Гонда не готовит на себя и не вяжет себе штанишки. Она не играет в гольф, она не призирает младенцев, не жертвует на жизнь госпиталям для бездомных лошадей. Она не чтит старость своей старой доброй матушки, потому что у нее нет никакой старой доброй матушки. Она не похожа на нас с вами. Она никогда не была похожа на нас с вами. Она не похожа на все, что знакомо вам, говнюки».

Моррисон Пиккенс укоризненно покачал головой. Мик Уоттс явно не возражал против того, чтобы он прочел эти строчки. Мик Уоттс оставался на месте и рассматривал стену таким взглядом, словно успел забыть о самом существовании Пиккенса.

– Вот что, Мик, тебе, по-моему, уже пора снова выпить… а?.. как ты на это посмотришь, Мик? – проговорил Моррисон Пиккенс. – Вижу, тебе хочется.

– Я ничего не знаю о Кей Гонде, – произнес Мик Уоттс. – Я никогда не слышал о ней… Кей Гонда. Забавное имя, правда? И что в нем? Однажды я ходил к исповеди, давно… очень давно… и там говорили об искуплении всех грехов. Смешное дело, крикни «Кей Гонда» и думай, что твои грехи омыты. Заплатишь четвертак за место на балконе – и выходишь чистый как снег.