Евгений Панов - Ветры странствий. Публицистические очерки

• Название: Ветры странствий. Публицистические очерки
• Автор: Евгений Панов
• Жанр: Публицистика

Эта книга поведет вас от бурятского дацана, дома нетленного ламы Итигэлова, в православную республику Святой горы Афон, из потаенной столицы Европы Праги – в леса Беларуси, из казахской степи – на берега Волги, а оттуда – на греческий остров Корфу и в края Александра Македонского, и везде вы найдете нечто для себя неожиданное, потому что глаз автора зорок, а мысль остра и точна…

---

Конечно, через два дня деньги на счетах появились, питание вернулось к стандарту, скандалу не дали разгореться… но бедность никуда не отступила. Она, как и затаившийся в подсознании страх, уже стала неизменным и постоянным фоном повседневной жизни. Она, например, диктовала состав артистов, приезжавших на редкие концерты в санаторий – их лучшие годы и пристойные гонорары остались далеко позади, а другие бы за предложенные деньги не поехали…

Обратные билеты в Москву нам заказывал старый знакомый, тот, что встречал нас на вокзале в Витебске. «Скажите спасибо, – отрапортовал он, – удалось забронировать плацкартный!» Он чувствовал себя героем дня, но мы его подвиг не оценили, наоборот, расстроились: почему плацкартный?! Нужно было купе! Но вы же не сказали, что купе, огорчился благодетель, а у нас все ездят в плацкартном, это общепринятый способ передвижения – экономичный. Считается, что необходимо экономить, на чем только можно. Впрочем, ничего страшного: если хотите купе, то возьмете билеты легко и спокойно, купе – сколько хочешь, нет плацкартных…

Купейные билеты я действительно взял легко и свободно. Хотя без маленького недоразумения не обошлось и здесь.

– Пожалуйста, купейный, два нижних места, – сказал я в окошко кассы.

– Два нижних, два нижних, – забормотала любезная кассирша, ожидая ответа на запрос. – Вы знаете, остались только возле туалета или боковые.

– Какие «боковые»? – удивился я. – В купейном вагоне?!

– Ах, в купейном! – воскликнула, словно проснувшись, кассирша. – Простите, я искала в плацкартном… Вам какой вагон – шесть или восемь?

– Все равно.

Заглаживая свою вину, она выбрала для нас места в самой середине вагона.

…Троллейбус, идущий от вокзала в центр, был переполнен несмотря на субботу – народ спешил на главный городской рынок, кто покупать, кто продавать. Моложавая крепкая тетушка везла в прикрытой тряпкой корзинке клушу с цыплятами. Птенцам предстояло обрести новых хозяев, и курица давала им последние материнские наставления. Она кудахтала настолько осмысленно, разнообразно и мелодично, что люди невольно заслушались… Урок прервала кондукторша, пробившаяся к нам из хвоста троллейбуса. Протянув ей две цветные бумажки, я услышал:

– Надо правильно обращаться с деньгами! Раскладывайте их по достоинству: сотенные – к сотенным, тысячные – к тысячным, десятитысячные – к десятитысячным, стотысячные – к стотысячным… С вас три четыреста! А вы что даете?

– Виноват. Перепутал. Но у вас столько денег… в смысле, купюр. Куры не клюют.

В этот момент курочка в корзине громко подала голос. Окружающие покатились со смеху, а хозяйка умной птицы сказала со вздохом:

– Да, бумажек-то у нас много, а вот денег…

А сидевшая рядом с ней пожилая дама грустно-саркастически улыбнулась.

***

Не зарплатой единой – к этому за годы нашего «капитализма» мы в России привыкли. Привыкли, что не стоит ждать милостей от государства или хозяина, в фирме которого служишь, что вместо того, чтобы торчать на диване перед «ящиком», надо искать подработку. А уж когда она сама идет в руки… В Белоруссии, где перемешаны родовые черты разных экономических укладов, это правило, по-видимому, не действует или действует как-то не так.

…Еще одна июльская суббота. Не позавтракав, едем на раннем автобусе в в скорбное место по скорбному делу – в город, в зубоврачебную клинику, приклеивать отвалившийся протез. Клиника еще закрыта, но маленькая очередь уже обреченно тусуется в коридоре. Старушка в темных одеждах и двое выглядящих совершенно по-пляжному молодых людей. О, Ее Величество мода! Еще недавно весь мир облачался в джинсы, сегодня он сплошь ходит в длинных пестрых трусах – хоть в Хургаде, хоть в белорусской глубинке. И почему-то по утрам в субботу устремляется к стоматологам: к двум означенным полуголым парням присоединился третий, будто только что вставший с постели – сунул ноги в шлепки и побежал, в чем был, лечиться. Старушка в темном, пришедшая, естественно, первой в этом цветущем обществе казалась суровой инопланетянкой.

Наконец, пришел доктор, и очередь оживилась, поползла… Дошло и до нас. «Что ж, помогу», – сказал стоматолог. И приклеил протез. И… не взял ни копейки. Категорически! Он изо всех сил отбивался от гонорара: и касса-то в субботу закрыта, и расценок-то на такую работу нет, и в прайс-листе-то они не значится, а сам он не знает, сколько может стоить подобная услуга… Но касса-то открылась! Но… но… но… Нет, врач отметал любые доводы. Оставалось лишь руками развести. Мы и развели. Двадцать раз сказали спасибо и ушли, сбитые с толку. В Москве за эти 15 минут взяли бы никак не меньше тысячи. В Белоруссии от такой, весьма неплохой суммы добровольно и без сожаления отказались, да еще сражались за отказ. Почему? Отчего человек отверг честный и легальный заработок, который шел к нему в руки? И почему все местные, отдыхавшие в нашем санатории, кому мы в течение дня рассказывали об этом странном эпизоде, не нашли в нем ничего удивительного, ничего необычного?

С их слов выходило, что поведение доктора чуть ли не типично, естественно для белорусов. Большинству из них подработка, конечно, не помешает, они не прочь, так сказать, подмолотить деньжат… в мыслях, в принципе. До реальных шагов доходит редко. Но, опять-таки, почему? Потому что «не подрабатывать» – общественно приемлемая (хотя и не официальная) норма, «подрабатывать» – нет. Много и неустанно работать, чтобы увеличить свой достаток и бюджет семьи, тоже не считается нормой. Дело не в лени, дело в преобладании в народном сознании ценностей иного ряда – первого, а деньги в нем не значатся.

Татьяна, инженер комбината, приехавшая отдохнуть на 12 дней с сыном, возможно, и не за 7 миллионов, но точно за чувствительную плату, рассказала про знакомых молодых ребят, отправившихся в Россию на заработки. Две недели они отпахали в Москве таксистами как последние гастарбайтеры, привезли деньги, отметили удачу с друзьями и… И остановились в растерянности. Что делать дальше? Их окружала точно такая же жизнь, как до броска в Москву. Они ходили по тем же улицам, смотрели по телевизору те же новости, в которых менялись не события и лица, а только даты, слышали те же речи с теми же обещаниями. Нет денег, есть деньги – все едино. Разница в одном: когда они есть, можно залить тоску… Короче, за две недели они пропили заработок и снова рванули в Россию. Они еще не вернулись, еще не вошли во вторую фазу запоя, а у Татьяны уже ныло сердце, она предчувствовала недоброе. Молодежь начинает пить, говорила она. Положим, белорусы никогда не были трезвенниками, но сейчас пьют «опасно» – хмуро, скучно, безрадостно, беспросветно.

Разве не то же самое, только другими словами говорила мне, собирая ягоды, тетка Нина? О чем она печалилась? О том, что мужиков по деревням сильно поубавилось. Что деревенские все заметнее теряют интерес к серьезной работе на земле, что в иных деревнях в личных хозяйствах не осталось ни одной коровы… Разве не о том же предупреждали демографы, принужденные заявить, что каждый год население Беларуси сокращается на число жителей среднего райцентра – он будто исчезает с карты страны. И дело не только в цифрах, в фактах, в данных разнообразных исследований. И без науки видно, сказал мой санаторский собеседник-физиотерапевт, что народ впадает в депрессию, погружается в нее все глубже и глубже. И это погружение не остановить никакими деньгами, духовная жажда ими не лечится. Не в них, деньгах, счастье. Не думайте, что это просто прекраснодушная интеллигентская болтовня. Вы можете не поверить, но для белорусов это не абстрактная сентенция, а конкретное знание. Оно – внутри. Оно передается от поколения к поколению. С ним рождаются, с ним живут и с ним умирают…

Если же деньги для человека переходят в число ценностей первого ряда, то… то он становится не самим собой, не своим для других, существом иной природы. Татьяна – смущаясь, с трудом подбирая слова, рискнула проиллюстрировать эту мысль примером своей семьи, а это и вправду нелегко… Ее отец, никогда не отличавшийся повышенным интересом к материальной стороне жизни, выйдя на пенсию, стал истово копить. Причем его не столько обуяла страсть к деньгам, сколько захватил азарт накопительства как такового. Наверно, именно он позволил за не столь уж долгий срок собрать 100 миллионов белорусских (примерно 400 тысяч российских) рублей. По здешним понятиям старик превратился в креза! А также в гобсека, в плюшкина, в скупого рыцаря… Он, сказала, страдая, Татьяна, не соглашается потратить хоть копейку. Ни на что. Даже на лечение матери. Ей нужно всего полтора миллиона, гроши по сравнению со ста миллионами, но отец не дает!..

Конец ознакомительного фрагмента.