Пол Дю Нойер - Беседы с Маккартни

• Название: Беседы с Маккартни
• Автор: Пол Дю Нойер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-095944-0

В 1989 году одному молодому журналисту позвонили из офиса Пола Маккартни в Лондоне и пригласили взять у звезды интервью. Они уже встречались раньше, и сейчас, в ходе бесед, между ними установились доверительные отношения.

В последующие годы Пол Дю Нойер продолжал встречаться с Маккартни, брать у него интервью и тесно с ним сотрудничать. Их разговоры касались как музыки – карьеры одного из участников «Битлз» и впоследствии «Уингз», – так и его самых сокровенных чувств, в том числе дружбы с Джоном Ленноном и любви к Линде. За последние тридцать пять лет Пол Дю Нойер брал интервью у Маккартни чаще, чем любой другой журналист.

Написанные с разрешения и по благословению Пола Маккартни «Беседы с Маккартни» – плод долгого общения автора с экс-битлом и его музыкой. Книга опирается на их интервью, и откровения самого Маккартни перемежаются с наблюдениями Дю Нойера. В результате получился интимный портрет, охватывающий всю карьеру Маккартни.

Перед вами Пол Маккартни, каким вы его еще не слышали.

---

Однако я никогда не видел в нем расчетливого пиарщика, о котором говорят его недоброжелатели. Возьмем, к примеру, его непродуманно рассеянную реакцию на убийство Джона Леннона в 1980 г.: «Да, только этого не хватало», когда от него так ожидали хорошо подготовленного авторитетного заявления. В этот миг он чувствовал неподдельные потрясение и горе, но цитата все равно облетела весь мир. Его поведение во время распада «Битлз», описывающееся в одной из глав, также было серией невольных ошибок и едва ли стало шедевром манипулирования.

При этом в жанре подготовленного интервью он чувствует себя увереннее, чем большинство звезд. Маккартни играл в эти журналистские игры гораздо дольше, чем любой журналист, с ним встречающийся. Он потчевал байками NME, когда тот еще именовался New Musical Express – за десятилетия до того, как родились нынешние сотрудники журнала. Он знает музыкальную прессу и телешоу в любой стране. Как и Елизавета II, принимавшая всех министров, начиная с Уинстона Черчилля, он наблюдал, как они сменяют друг друга.

«Всегда найдется кто-то, кто станет умалять то, что ты делаешь», – говорит он:

Когда мы [ «Битлз»] только прославились, в Daily Mirror был парень по имени Дональд Зек, и он был неприятным в общении, у него была такая фишка. Если он брал у вас интервью, то была опасность, что он всё обратит против вас. Но все остальные были вполне милы. Садишься в кресло и [изображает энтузиазм]: «О да. Давайте я расскажу о своем альбоме».

Но сейчас с этим стало хуже. Многие решили: «Отличная идея, давайте до всех докапываться и выдумывать гадости». Они правда так и делают. Это сумасшествие. Если попытаешься это понять, то сам с катушек слетишь.

Когда он дает интервью, то охотно отвечает на вопросы – по крайней мере, когда у него есть на то резон. Обычно, пока я готовил свой первый вопрос, Пол что-то насвистывал и настукивал ритм по ноге. В целом это совершенно нетипично для звезд: они скорее ожидают с отрешенным видом мученика или колючим недоверием.

«О’кей, пань, о чем тебе рассказать?» – так он обычно начинает.

Когда он занимался продвижением проекта «Антологии», документального фильма, альбома и книги, ставших официальной ретроспективой «Битлз», ему приходилось сдерживать собственный энтузиазм из уважения к остальным живущим на тот момент участникам группы:

Вот как должно было быть. Мы собирались дать пресс-конференцию в качестве «Битлз». Поэтому если бы меня было слишком много, то был бы уже не тот эффект. Обычно я всем, кто задает вопросы, без проблем отвечаю: «А, вы из Норвегии! Конечно!», понимаешь. Но если это пресс-конференция, то журналисты могут сказать: «Ну, от этого мы уже всё слышали». Когда я продвигаю какой-то проект, то готов встретиться со всеми, кто хочет со мной встретиться, это мое обычное поведение. А тут я решил, что, видимо, надо немного остыть.

После большого турне в 1990 г. он признался, что нервничает в связи с тем, что снова придется столкнуться с мировой прессой. Но скоро он снова почувствовал себя в своей стихии, и общение показалось почти слишком простым: «Я даже хотел, чтобы мне задавали сложные вопросы, потому что уже надоели остальные. Ты внезапно понимаешь, что знаешь наперед все, что будут спрашивать. И тогда чувствуешь себя увереннее. Ты снова общаешься просто с людьми, а не с “именитыми журналистами”».

Пол настолько хорошо относится к интервью, что его доброжелательность распространяется и на интервьюеров. В отличие от других знаменитостей, он задает журналистам вопросы о них самих, и это им льстит. Даже до того, как селфи стало распространено, Пол часто позировал с опьяненным от восторга интервьюером для фотографии на память. Личные нотки – самое золото пиара. Во время одного снимавшегося на камеру интервью он сыграл мне на мандолине свою новую песню Dance Tonight, написанную для дочери Беатрис. Затем склонился ко мне и подарил свой медиатор. В такие мгновения внутри вас фанат берет верх над профессиональным журналистом.

Если обобщать, у меня было ощущение, что ему приятно, что я, по-видимому, хорошо знаю его карьеру – иногда даже лучше, чем он сам, как он со смехом признавал. И ему нравится, когда с ним общаются так же неформально, как он говорит с другими. Как любому другому, ему не по нраву, когда его экзаменуют. Наши беседы всегда строились так, чтобы оставаться интервью, но не переходить в допрос.

Маккартни говорит откровенно и умеет задавать направление своих интервью, при этом не доминируя в разговоре. Отвечает он по существу и довольно кратко, но когда он менее сконцентрирован или хочет ненавязчиво уйти от неприятной темы, он может быть болтлив и непоследователен. Перебить его не всегда легко – не только в силу его авторитета, но и потому, что сам ход его мыслей интересен.

В конце концов, он живой голос истории, и в его отступлениях тоже есть ценность. «Ха, – говорит он. – Да, я такой. Вечно отклоняюсь от темы». При этом обширный опыт интервью научил его воспринимать свои размышления вслух как уже записанный текст.

По умолчанию он говорит с легким ливерпульским акцентом, а когда общается с земляком, то акцент, вероятно, усиливается. Он дважды был женат на американках и проводит много времени в этой стране, но в его речи не улавливается смешения диалектов: она остается выговором мальчика, учившегося в обычной английской школе в 1950-е. Рос он не в трущобах, и у его семьи были амбиции. Он признался, что ему до сих пор стыдно, что он смеялся над попытками матери исправить его северный выговор.

Битлы в юности, за исключением Ринго, – это парни из пригорода, и в их речи нараспев не было резкого акцента ливерпульских доков. Речь Пола до сих пор музыкальна и в более буквальном смысле: она способна переливаться в обрывки мелодий или яркую имитацию инструмента, и на письме передать это невозможно. Он никогда не остановится на том, чтобы просто описать музыку, он должен исполнить ее здесь и сейчас.

Точно так же он не будет просто передавать сказанное кем-то; он перевоплощается, как актер. Он никогда не упустит ни малейшей возможности изобразить флегматичного ланкаширца, проныру-кокни или шотландца из комедийного сериала. Иногда он начинает шепелявить, немного манерно, особенно когда имитирует кого-то из старых исполнителей. Так что узнав, что в детстве они с младшим братом Майком обожали пластинки актера-комика Питера Селлерса, я нисколько не удивился.

У всех нас есть свои речевые особенности, и самая заметная у Пола – привычка перегружать фразы и злоупотреблять определениями, обстоятельствами и уменьшительными. Заметил это он сам, когда я вручил ему расшифровки наших интервью. Я думаю, привычка вызвана его стремлением снизить пафос утверждений, которые могут показаться тщеславными или вызвать трепет. Например, «“Битлз” – это был коллективчик что надо», или «я имел вполне значительный успех», или «понимаешь, что стал довольно-таки знаменит». При личном общении эта скромность приятна, но на письме выглядит жеманно.

Я бы сказал, что он обожает все, что связано с языком. Если есть повод скаламбурить или поиграть словами, он редко может удержаться. Естественно, эта страсть к языковым играм просачивается и в его творчество, как он объяснил мне, когда мы обсуждали две песни 2005 г.: How Kind of You и English Tea:

Я люблю английский язык. То, как на нем говорят в Великобритании, мне интересно. В школе у меня был испанский, немецкий, латынь, а нравился мне английский. Отец обожал кроссворды. Так что я люблю язык.

Я начал замечать, что у англичан-аристократов не только особенный акцент, но и другой словарный запас. Я знаю людей побогаче и постарше себя – очень приятные люди, но говорят они по-другому. Я бы сказал, например: «Спасибо, очень приятно. Я плохо себя чувствовал». А они скажут: «Как приятно, что вы обо мне подумали, когда мне нездоровилось». Я все эти годы всё это подмечал, и мне это нравится. Я играю с языком.

Кстати, сегодня я как раз слышал I Am the Walrus, и там тоже не без этого. У таких песен ноги растут из «Алисы в Стране чудес», крокета с фламинго – это вещи, которые прочно сидят в сознании, на которых я вырос. «Розы и алтей в саду слушают внимательно»[3]. Это по мотивам Льюиса Кэрролла.

С 1962 г. Пола бесчисленное количество раз просили рассказать историю его жизни. Этим искусством он овладел в совершенстве, хотя сейчас, поскольку он повторял ее из года в год, байки он рассказывает более избирательно, а факты излагает более гладко.

В его памяти не так четко построена хронология событий, как этого обычно хочется интервьюерам. Его мозг может представлять события прошлого как беспорядочную коллекцию фотоснимков. Чтобы меньше напрягаться, он практически обращается к другим людям за собственными воспоминаниями: так, он часто прибегал к моей помощи, когда вспоминал какой-то эпизод из своей карьеры или что-то другое. Однажды, обедая с Полом и журналистом Марком Льюисоном – главным в мире хранителем битловской истории, – я внезапно понял, что такие писцы, как мы, служим Полу подобием внешнего жесткого диска.