Оксана Захарова - История балов императорской России. Увлекательное путешествие

• Название: История балов императорской России. Увлекательное путешествие
• Автор: Оксана Захарова
• Жанр: Культурология
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-07184-2

Автор, на основании исторических источников, рассказывает о возникновении и развитии русского бала, истории танца и костюма, символике жеста, оформлении бальных залов. По-своему уникальна опубликованная в книге хрестоматия. Читателю впервые предоставляется возможность вместе с героями Пушкина, Данилевского, Загоскина, Лермонтова, Ростопчиной, Баратынского, Бунина, Куприна, Гоголя и др. побывать на балах XVIII—XX столетий.

Это исследование во многом носит и прикладной характер. Впервые опубликованные фигуры котильона позволяют воспроизвести этот танец на современных балах.

---

Причем, как особо отмечает граф де ла Месселиер, императрица собственноручно приготовила молоко с клубникой и «послала его особенно де Лопиталю. Великий Князь пил за наше здоровье, называя каждого поименно: милость, которой он до тех пор никому не оказывал». Праздник продолжался до трех часов ночи.

Надо заметить, что английский посол и его приверженцы отсутствовали на этом балу. Сказался больным и канцлер граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. В этот день его функции выполнял вице-канцлер граф Михаил Илларионович Воронцов. Пройдет некоторое время – и уже не на балу, а в государственной жизни Российской империи граф Воронцов займет место графа Бестужева-Рюмина.

На балах, маскарадах и других празднествах зачастую решались государственные вопросы. «Елизавета, по-видимому, со вниманием наблюдала из своей царскосельской резиденции за поведением вельмож своего двора относительно нас», – отмечал де ла Месселиер. Прекрасно сознавал это и российский канцлер Бестужев-Рюмин. Он решил устроить на Каменном острове, составлявшем в то время его собственность, великолепный праздник, куда пригласил французского посла, его свиту и весь дипломатический корпус.

В назначенный день богато убранные придворные яхты и гондолы, заполненные приглашенными гостями канцлера, отправились от его дома (находящегося на месте будущего здания Сената) в путь вверх по Неве.

«Праздник был полнейшим во всех отношениях, и мы испытали много удовольствия, находя по время прогулки местами китайские киоски в рощах, бальные залы, карусели и воздушные театры. Все было переполнено веселящимся народом, хорошо одетым, и людьми обоего пола, которых канцлер забавлял и угощал на свой счет», – писал Месселиер.

На этом празднике Бестужев уговорил французского посла принять золотую табакерку, которая среди окружения Лопиталя получила название «политика».

«По счастию, – с иронией отмечал Месселиер, – на обратном пути мы находились на одной яхте с канцлером, потому что Нева очень глубока, а злоба очень сильна».

Таким образом, балы, маскарады того времени превращались в своеобразные арены сражений государственных мужей за степень влияния на ход внутренней и внешней политики России, а реальные боевые действия чередовались с роскошными праздниками. Военная кампания лета 1758 года была для России, по словам автора замечательных записок о своем времени А. Болотова, «весьма бедственная и такая, какой она еще никогда не имела и которая ей долго будет памятна».

А. Т. Болотов, впоследствии один из выдающихся агрономов XVIII столетия, известный писатель своего времени, находился в 1758 году в Кёнигсберге, где умело сочетал воинскую службу с обучением танцам, в которых, по его словам, так «наторел и наблошнился, что мне все танцуемые тогда в Кёнигсберге разноманерные танцы сделались очень знакомы, и я все их мог танцевать без нужды и безошибочно: а сие с столь малым трудом приобретенное новое искусство и послужило мне тогда очень кстати».

Генерал Корф устраивал в Кёнигсберге великолепные пиры, завершавшиеся многочисленными балами, устраиваемыми почти каждую неделю. Продолжались они большую часть ночи.

Жизнь Кёнигсберга, казалось, была наполнена увеселениями до предела, «но и сего всего было еще не довольно;

генерал наш, для усовершенства наших веселостей и для придания пышной и великолепной своей жизни более блеска, вскоре потом завел у себя и маскарады».

Начались они в покоях губернатора, но вскоре весь город был охвачен маскарадной лихорадкой, разнеслась даже молва, что генерал намерен давать в оперном театре большие всенародные маскарады. Казалось, каждый житель Кёнигсберга был занят созданием оригинального костюма для этого праздника.

На самом маскараде гости не могли оторвать взоров от так называемых «арапских невольничих» костюмов Орлова и Зиновьева. Они были сшиты из черного бархата и опоясаны розовыми тафтяными поясами. Чалмы были украшены бусами. Одинаково одетые, Орлов и Зиновьев были скованы цепями из жести. «Поелику оба они были высокого и ровного роста и оба имели прекрасную талию, то нельзя изобразить, сколь хороший вид они собой представляли и как обратили всех зрение на себя», – отмечал Болотов.

«Каких масок, каких удивительных зрелищ не было на оном! – восхищался очевидец. – Были тут не только так называемые кадрили; были не только маски, изображающие разные дикие и европейские старинные и новые народы, были не только маски, изображающие разных художников и мастеров, например мельников, трубочистов, кузнецов и других тому подобных, но долженствовали и самые бездушные вещи, как, например, шкафы, пирамиды и прочие тому подобные, принимать на себя одушевленные виды и ходить между людьми».

Этот великолепный праздник продолжался почти всю ночь, лишь под утро уставшие от танцев гости разъехались по домам. Но не только благодаря удивительным и необычным костюмам сохранились в памяти Болотова и его друзей кёнигсбергские маскарады. Не менее запомнилось прорицание молодому Орлову, явившемуся на один из маскарадов в костюме древнеримского сенатора. Это платье столь хорошо сидело на молодом человеке, что друзья, любуясь им, оговаривали: «Только бы и быть тебе, братец, боярином и господином, никакое платье так тебе не пристало, как сие». «Таким образом говорили мы ему, – пишет Болотов, – не зная, что с ним действительно сие… случится и что мы ему сие предсказали».

Через несколько лет Орлов сыграет важную роль в очередном дворцовом перевороте, а Екатерина назовет его в письме Фридриху II героем, «подобным древним римлянам лучших времен республики». Удивительное было время: персонажи сказочных праздников воплощали судьбы своих масок в реальной жизни.

Но все это впереди, а пока в Санкт-Петербурге продолжаются балы и маскарады, на которых великая княгиня Екатерина Алексеевна старается не уступить императрице, танцующей превосходно и особенно отличающейся в русском менуэте. Недаром известный балетмейстер своего времени Ланде говорил, что «нигде не танцевали менуэта лучше, чем в России».

Дочь Петра Великого Елизавета Петровна, еще будучи великой княжной, считалась одной из элегантных женщин своего времени. Став императрицей, она первой задавала тон щегольству. Платья Елизаветы Петровны, каждое из которых не повторялось дважды, были образцом для подражания, своеобразным эталоном моды своего времени. «Никто не смел одеваться и причесываться, как государыня. Елизавета Петровна имела особое попечение о туалете своих придворных; так, в 1748 году Е. И. В. изволила указом объявить, чтобы дамы волосы убирали по-прежнему; задние от затылка не поднимали вверх, а ежели когда надлежит быть в робах, тогда дамы имеют задние от затылка волосы подгибать кверху».

Ни в коей мере нельзя думать, что подобные указы каким-то образом могли сковать фантазии петербургских дам, умалить их желания быть блистательными на придворных праздниках. Известный ювелир Позье вспоминал, что «придворные дамы немало поспособствовали блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу, сверх того они умеют до невозможности поддерживать свою красоту». Далее Позье продолжает: «Наряды дам очень богаты, равно как и золотые вещи их; бриллиантов придворные дамы надевают изумительное множество. На дамах, сравнительно низшего звания, бывает бриллиантов на 10–12 тысяч рублей.

Они даже в частной жизни никогда не выезжают, не увешанные драгоценными уборами, и я не думаю, чтобы из всех европейских государынь была хоть одна, имевшая более драгоценных уборов, чем русская императрица».

Чтобы заслужить доверие императрицы, великая княгиня Екатерина Алексеевна старалась одеваться на придворных балах как можно проще, «<…> и в этом немало угождала императрице, которая не очень-то любила, чтобы на этих [публичных] балах появлялись в слишком нарядных туалетах. Однако, когда дамам было приказано являться в мужских платьях, я являлась в роскошных платьях, расшитым по всем швам, или в платьях очень изысканного вкуса <…>», – вспоминала Екатерина П.

Иностранцы, приезжавшие в Россию, строили дворцы, преисполненные внешнего блеска, с интерьерами Шедаля, Меблена, Минетти, Браунштейна, гармонировали костюмы нового покроя, украшенные позолотой и отороченные кружевами.

В распространении моды большую роль играла портретная живопись. Выдающиеся французские живописцы Риго, Ларжильер в своих портретах с точной детализацией передавали пышный, богатый костюм знати XVII столетия.

В таких произведениях, как «Портрет Людовика XIV» Риго, «Портрет Элизабет Богарне» Ларжильера, в эффектных позах канонизированного парадного портрета представлены блестящие костюмы барокко.

Эстетический идеал и костюм XVIII века отражены в портретной живописи целого ряда замечательных русских художников: А. П. Антропова, И. П. Аргунова, Ф. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, В. Л. Боровиковского. Они показывают, как одевались аристократы, сколь изысканны были туалеты придворных. На известном портрете В. Л. Боровиковского князь Куракин изображен на фоне пышной дворцовой обстановки в ослепительно-ярком парадном костюме. Облегающий фрак и кюлоты из золотистой парчи, богатая вышивка камзола, дорогое кружево манжет делают костюм «бриллиантового князя» необычайно нарядным.