Стэнли Лэйн - Зима в Голливуде. Современный американский роман

• Название: Зима в Голливуде. Современный американский роман
• Автор: Стэнли Лэйн
• Жанр: Современные любовные романы

Звезда Голливуда Имельда Лондон проживает свою короткую жизнь в водовороте событий и страстей, снедаемая пагубным пристрастием. Поэтому вокруг ее личной жизни ходит множество слухов и сплетен. Но тот, кто любит, видит ее совсем другой.

---

ГЛАВА 2

Когда мистер Пэмбли положил свои большие холодные руки на мой бок, я вздрогнул как от удара электрическим током. Но он отреагировал спокойно:

– Ладно, ладно, мастер (форма обращения к хозяину – BS) Уэст, успокойтесь. Сильно болело, когда я нажимал вам на ребра?

– Нет. Но у вас руки холодные, как лед, – со злостью воскликнул я, держа подол своей рубашки выше живота, тогда как он, продолжая обследовать меня, осторожно ощупывал мой торс. Мэл сидела в гостиной рядом с нами, покуривая сигарету и потягивая джин с тоником, который мистер Пэмбли налил ей как раз перед тем, как начать осмотр. Она улыбалась мне и при этом выглядела так же, как всегда, элегантно в своем сиреневом вечернем платье, сидя со скрещенными ногами, верхней из которых она отбивала какой-то ритм, наблюдая за тем, как мистер Пэмбли водит по мне руками и озабоченно бормочет, что начинало меня беспокоить.

– Все в порядке, мастер Уэст, – сказал этот высокий человек с каменным, как будто высеченным из гранита лицом под плотно зачесанными назад волосами; как-то нелепо выглядевший стоячий воротник манишки торчал из-под его фрака с раздвоенными фалдами сзади. – Давайте опустим трусы и взглянем, что там.

– Только когда ее не будет в комнате, – запротестовал я, указывая на Мэл, расположившуюся в своем фигурном, обитом синим бархатом кресле. Сам я сидел на высоком барном стуле, который она протащила по покрытому ковром полу перед началом осмотра. Комната была богатой, но уютной, украшенной тиснеными цветными обоями и разбросанными повсюду восточными ковриками. В углу стояла большая мягкая оттоманка, а высокий камин с мраморной отделкой, который, очевидно, никогда не растапливали, разместился в середине дальней стены.

– Не будь таким девственником, Джорджи, – заметила Мэл, но, увидев выражение упрямства на моем лице, сдалась и, затянувшись сигаретой, сказала: – Хорошо, бэби. Я закрою глаза – этого достаточно?

– Думаю, да – ответил я, а она слегка повернулась в своем кресле и, покуривая сигарету, как шторкой прикрыла лицо ладонью.

Я соскользнул со стула, расстегнул ремень и нервно опустил брюки до колен, тогда как мистер Пэмбли продолжил свое дело. Но прежде, чем он прикоснулся ко мне, я задержал его руки и заявил:

– Полегче со своими руками, мистер.

Он нагнулся, взглянул на меня поверх своих маленьких круглых очков и с дьявольской ухмылкой сказал:

– Слушаюсь, мастер Уэст.

Полный нехороших предчувствий, я убрал руку, чтобы он смог закончить осмотр.

– Скажите, старина, – начал я. – Это она дала вам это имя, «мистер Пэмбли», или вас всегда так звали?

– С тех пор, как я себя помню, меня звали именно так, – ответил он, не отвлекаясь.

Но тут в разговор вмешалась Мэл:

– Джорджи, мистер Пэмбли – единственное настоящее из всего, что есть в этой комнате.

На столике рядом с ней стояла красивая лампа с двумя белыми фарфоровыми цаплями внизу, такими же чистыми и гладкими, как кожа Мэл. Абажур лампы был изготовлен из зеленого стекла в форме листьев пальмы. Обратившись ко мне, Мэл слегка повернула голову и исподтишка подглядывала из-за своей руки. Я тут же указал ей на это пальцем, и она быстро вернула лицо на свое место позади ладони.

– В любом случае, я не верю этому, – заметил я.

– Ты о Пэмбли? – она казалась сконфуженной.

– О том, что здесь больше нет ничего настоящего…

– Ну, это только твой второй вечер здесь, – прервала она, – так что ты скоро все узнаешь.

Мистер Пэмбли выпрямился, а я, подтягивая брюки, спросил:

– И каков ваш вердикт, доктор?

– Ушиб… синяки… ничего серьезного. Ничего такого, с чем нельзя справиться с помощью льда.

– Так что счет будет небольшим? – я рассмеялся. – Кстати, что делает вас таким экспертом? Где, вы говорите, получили свой диплом?

Он улыбнулся, поправил мне воротник и ответил:

– Полагаю, мисс Лондон уже сказала вам, что я был на войне.

Я кивнул и, пытаясь симулировать подозрение, ответил:

– Да, что-то такое она говорила.

– Так вот, в окопах приходится делать все, что можешь, – объяснял он. – Медиков на поле боя не так много, а поскольку у меня большие руки, и там я был старше большинства мальчишек, они считали меня авторитетом в том, что касалось боевых ранений. Поэтому в случае необходимости я делал все, что мог, и иногда у меня получалось.

– Он просто скромничает, – заметила Мэл, открыв лицо и закуривая другую сигарету. – Я знаю некоторых из его старых фронтовых друзей: они приходили сюда за автографом от настоящей живой кинозвезды и всегда рассказывали одну-две истории о том времени, когда Фрэнк был на войне, и о жизнях, которые он спас. Ты знаешь, что у Фрэнка есть награды?

– Ну, если вы так говорите, – он скромно улыбнулся и слегка поклонился.

А она встала с кресла и заявила:

– Мистер Пэмбли, я беру машину и отправляюсь на ужин в Romano’s (ресторан – BS) вместе с Джорджи. – Она взглянула на меня и добавила: – У них посреди внутреннего дворика с заросшими плющом стенами, есть прекрасный фонтан, и он такой шумный, что с трудом можно слышать собственный голос, что предоставляет определенные преимущества в зависимости от того, с кем разговариваешь. Нам, я думаю, подойдет хороший столик в тихом уголке.

Мистер Пембли улыбнулся, а потом повернулся к Мэл и спросил:

– Мастер Уэст вернется во флигель у бассейна сегодня вечером?

Мэл вопросительно посмотрела на меня, но поскольку я промолчал, ответила сама:

– Конечно, вернется.

Пэмбли сначала посмотрел на нее поверх своих очков, потом – на пустую рюмку на столе и спросил:

– Вы полагаете это хорошая идея, мисс Лондон? Не забудьте, что завтра у вас посещение больницы.

Она резко ответила:

– Не будьте таким букой, Фрэнк. – А затем, смягчившись и увидев на его морщинистом лице отеческую заботу, пояснила: – За ужином я не выпью ни капли, и, кроме того, сегодня Джорджи не будет сидеть на бордюре, так что отвлекать меня будет некому, – она рассмеялась, а он, вежливо улыбнувшись, но все-таки не удовлетворившись ответом, вышел из комнаты.

Мэл, усмехаясь, прошествовала передо мной и добавила:

– По дороге домой мы сможем заскочить в твое прежнее место, чтобы ты мог забрать свои вещи.

*****

По пути в Лос-Анджелес я заметил, как сильно приходилось Мэл наклоняться вперед на своем сиденье, чтобы видеть пространство перед капотом.

– Фигурка на капоте… – вспомнил я.

– Да, эта третья, которую я заменила. У меня их целая коробка в гараже. Когда они мне надоедают, один мой знакомый из Сакраменто время от времени, шутя, присылает мне другие, но у меня их гораздо больше, чем может понадобиться, поэтому мне нравится, когда кто-нибудь берет их в качестве сувенира.

Я улыбнулся, покачал головой и задал личный вопрос:

– Почему вчера вечером ты ехала в пижаме?

Она подняла подбородок и объяснила:

– Иногда я не могу спать, и поток ночного воздуха между окнами в машине освежает меня и придает ощущение свободы. Я не знаю, куда еду и где закончу. Взгляни на нас! До вчерашнего вечера мы даже не были знакомы, а теперь…

– Это так, – подтвердил я.

Она обернулась и улыбнулась мне.

– Спасибо, Мэл, за то, что ты сделала для того, чтобы меня приняли в штат студии…

Она хихикнула и, останавливая меня, подняла руку:

– Ерунда, ничего кроме одного телефонного звонка другу. Уверена, что ты сделал бы для меня то же самое.

Окна в машине были чуть-чуть приоткрыты, и воздух внутри был чист и свеж, но у меня в ноздрях стоял аромат ее парфюма. Как зачарованный смотрел я на приборную панель с появляющимися в свете фар других автомобилей отблесками от ее раскачивающихся сережек из платины с алмазами. К ее плавно очерченной груди плотно прилегало дорогое ожерелье. Когда мы подъехали к ресторану, она посмотрелась в зеркало, чтобы проверить свой макияж, но он, конечно, был безупречен: глаза были подведены черным карандашом, а ресницы – густыми и длинными. Светлая пудра на ее лице скрывала оттенок загара, а прекрасно скроенное вечернее платье по размеру могло подойти большому ребенку.

Она посмотрела на меня и сказала:

– Здесь тебя немного попытают, Джорджи, и, возможно, зададут несколько вопросов, на которые тебе будет трудно ответить. Тогда просто улыбайся и делай вид, что в этой толпе их просто не расслышал. Приложи палец к уху сзади и нажми вперед, примерно так, – и она показала, как нужно сделать. Потом она облизала кончики пальцев и, склонившись ко мне, поправила челку у меня на лбу. – Но никогда, никогда, – добавила она, – не называй им свой настоящий возраст. Всегда говори, что тебе 18, по крайней мере, до тех пор, пока тебе 18 не исполнится. Теперь ты в штате киностудии, а она никогда тебя не выдаст. Понимаешь?