Екатерина Беляева-Чернышёва - Давай говорить за себя

• Название: Давай говорить за себя
• Автор: Екатерина Беляева-Чернышёва
• Жанр: Поэзия

«Давай говорить за себя» – книга стихов, включающая произведения разных лет и периодов. Ранние и детские опыты даны отдельным разделом. Не будучи сильными с технической стороны они, тем не менее, дают ощущение перспективы и интересны как вешки творческого становления автора.

---

«Дожди, дожди – а я не замечаю…»

Дожди, дожди – а я не замечаю,
что это лето дразнит, как ребёнок
капризами. Зато его улыбка
полна такого милого лукавства,
так безыскусен сон его глубокий
и так бескрайни душные луга!
А каждый дождь звучит напоминаньем
о том, что непременно нужно слышать,
как падают на землю эти капли
(и каждая, впитавшись, ищет корни),
как падают на землю эти листья
(когда их не поймают на ладошку),
как взгляды солнца падают на землю
(когда её не закрывает небо),
как непременно, в свой черёд, не раньше,
и мы однажды – в тишину.
(Когда?..)

2004

«Прощай, моё прошлое. Мы не увидимся боле…»

Прощай, моё прошлое. Мы не увидимся боле.
Я нищая нынче – лохмотья и те не мои.
Вокруг ни души. Помертвелое голое поле,
от холода сизые сирые комья земли.

Всё вымерло. Лишь надо мною линялое небо,
холодные краски чужих обветшалых знамён.
Ни детства, ни города. Пали последние скрепы,
рассыпались звуки последних забытых имён.

Напрасное в пашню промёрзшую падает семя.
В бессильной тоске оглянусь у последней межи.
Но только родители неотделимы, как время, —
и, значит, мои не скудеют пока багажи.

2008

«Как путник, очутившись ночью в чаще…»

Л.К.

Как путник, очутившись ночью в чаще,
упрямо продолжает помнить день,
тебя я вспоминаю. И всё чаще,
оглядываясь, вижу твою тень.
Но мне светло. Всевышних не гневлю,
мольбами докучая им изрядно.
Я не люблю тебя, но больше чем люблю,
что вдалеке особенно понятно.

1999

«Мы свято верим в силу трюка…»

Мы свято верим в силу трюка,
что нас способен защитить.
Обман! Блаженная наука
немного недоговорить.

Неточности почти случайны,
но упоительно-легко
свои спасительные тайны
запрятать так неглубоко.

Совсем чуть-чуть переиначить,
чтоб отвести глаза молве,
и ничего уже не значить —
как будто – в собственной судьбе.

И все слова – как будто мимо,
в обход побед, в обход мольбы.
Как мы сейчас неуязвимы!
Как мы довольны! Как слабы!

2001

«На веки вечные. Отныне…»

Йеннифер, хотя дело не в ней

«На веки вечные. Отныне.
Иди, скитаясь по земле».
За что тебя – приговорили
на веки вечные ко мне?

Мои слова сплелись с твоими,
как руки в нежности одной.
За что меня – вознаградили
на веки вечные – тобой?

Соблазн – осеннею порою
поддаться сладостной волшбе,
уйти в туман. Но что я стою,
когда не помню о тебе?

Когда пристойно и по плану,
и всё быстрей скользят года, —
кто мне ответит, чем я стану,
что мне останется тогда?

Мы дальше, дальше. Что в итоге?
Наш путь и счастлив, и нелеп.
Всё крепче связаны дороги
по воле Мастера Судеб.

И что бы ни было, отныне
я предрекаю свой исход:
твоё шепну с улыбкой имя,
пересекая Лету вброд.

2002

«Казанская кухня. Полпятого ночи…»

Казанская кухня. Полпятого ночи.
Привычна давно за окном темнота.
Сидим мы с собакой, отбившись от прочих,
и жизнь непонятна, хотя и проста.

А грязной посуды навалены горы,
все спят, я её перемою потом.
Молчанье. Шуршат тараканы, как воры,
да пёс шевелит еле-еле хвостом.

…Почти уже шесть. Понемногу светает.
(Но улицы вроде пока что пусты).
Твой пёс, распластавшись, глаза прикрывает,
а в этих глазах отражаешься ты.

Светло, хорошо на душе, чуть печально,
твой голос ещё отдаётся во мне.
Ты спишь за стеной. Твоё слышу дыханье.
И вижу я сонный твой профиль во тьме.

1999

ФИНАЛ

Чёрными каплями падает яд,
чёрные птицы над пашней летят,
чёрной дорогою стелется пыль,
снова и снова сбывается быль.

Жесты знакомы, рисунок бровей,
небо расчертят изломы ветвей.
Пальцы не дрогнут, но хладны, как лёд.
Все предсказания – в круговорот.

Ворот, воронка, крушенье и крошево,
даже в финале не будет хорошего.
Жёсткая корка, сухой переплёт;
жанром предписан суровый исход.

Ну а герои, предсмертно хрипящие, —
будем же взрослыми! – ненастоящие.
Был бы сюжет и словарный запас…
Только обломки придавят и нас.

Мы, рисовавшие жизнь как градацию,
сможем сполна оценить кульминацию.
И очевидность проглянет из тьмы:
боги-создатели – это не мы.

В руны сойдутся изломы веков.
Необъяснимы причуды богов.
Ночь, расколовшись, сверкнёт, как сапфир;
за нами
ветвями
протянется мир.

2005

«Жарко. Еле слышный ветерок…»

Жарко. Еле слышный ветерок.
Пыль тихонько топчется на месте.
Что за счастье – посреди дорог
выбирать свою на перекрестье!

Всё молчит вокруг. Молчу и я.
Помолчи, послушай вместе с нами,
не пытайся эту тишину
разбивать натужными словами.

Всё и так понятно: травы, даль,
холод молока из гулкой крынки.
Чаша лета – золотой грааль,
путаные тонкие тропинки.

Где б ты ни был – распахни окно,
сон сметая на размахе жеста.
Столько счастья было нам дано —
остальному не осталось места.

2002

«Кто что скажет – всё неважно…»

Кто что скажет – всё неважно.
Знаешь, я живу однажды.
Нет пути назад.
Здесь в весеннем исступленье
гроздья буйные сирени
рвутся в небо – и, конечно,
это искренней, чем вечный
дивный райский сад.

Быть кустом чертополоха —
слушай, разве так уж плохо?
Если ж там, где смерть,
ничего – совсем – не будет…
Что с того? Мы только люди,
нам ли сожалеть?

Дар короткий и бесценный,
жизнь была как откровенный
долгий разговор.
Ну а если не хватило —
значит, я жила вполсилы,
верен приговор.

Без оглядок и сомненья
принимаю продолженье
и конец пути —
как безумие растущих
дерзких короткоживущих
помнить и цвести.

2003

«То время тяжело далось…»

То время тяжело далось,
что ни беда – всё было мало,
и день пронизывал насквозь,
а ночь почти что добивала.
одна держала на плаву
любовь – неведомая сила.
А я любила жизнь свою,
твою – тем более любила.

Но было всё, и всё – зима,
и снег, и незакрытый ставень…
И жизнь – отмерена сполна,
и каждый час был жизни равен.

А мир, как будто незнаком,
сиял нездешней новизною…
Наш город синим февралём
плыл над спешащею толпою.

2002

«Всегда проездом. Что сказать…»

Всегда проездом. Что сказать,
небесный, Боже?
Но даже этого не ждать —
тоска изгложет.

Всегда под вечер. Что ещё?
Иной ли доли?
Висок вжимается в плечо
почти до боли.

Лежать, страницами шуршать,
молчать дремотно.
Но утром надо уезжать —
бесповоротно.

И ни намёка – испокон, —
и ни ответа.
А ночь глядит через балкон
полоской света.

И ветви, и насквозь – луна,
первооснова,
и стоит эта тишина
любого слова.

2001

«Луна ли, осень или просто…»

Луна ли, осень или просто
тоска под горло… Как в бреду,
мимо старинного погоста
бреду и плачу на ходу
о тех, кого уже не встречу
и с кем ещё не разминусь,
о том, что здесь никто не вечен
и я однажды не проснусь,
но буду знать: немного значит
сталь окровавленных рапир;
и лишь любовью, не иначе —
я измеряю этот мир.

2009

«Мы встретимся, когда не ожидаешь…»

Мы встретимся, когда не ожидаешь,
в толпе, под моросящий мелкий дождь.
Другой, чужой, меня ты не узнаешь
в лицо и головы не повернёшь.

Когда бы там, в прошедшем, не запали
случайно в память несколько примет —
и я тебя узнала бы едва ли
теперь, по истеченье стольких лет.

Так прожитое оседает пеной
холодной, нескончаемой тоски.
Идут года – и множат перемены,
и сединой ложатся на виски.

2008

«Электрички…»

Электрички
разлетаются воробьями с твоих вокзалов.
Здравствуй, город.
Ты опутан круго'м сетями, и современно
бьётся пульс твой,
не только стрелки передвигая
на переездах —
но в каждом атоме-человеке
жизнь тяготеет упрямо к преодоленью.

Люди передвигаются. Люди едут.
Шлют телеграммы. Включают электрочайник.
Не говоря уж о сотовых телефонах,
ну и конечно, куда же без интернета.

Тысячи мыслей, направленных в запределье,
держат вернее, чем все провода на свете.
Город, стремящийся вырваться из окраин,
бдительно дремлет, покачивая плечами.

2005

«Странно: я не чувствую разлуки…»