Владимир Янсюкевич - Время затмения. Роман

• Название: Время затмения. Роман
• Автор: Владимир Янсюкевич
• Жанр: Русское современное

Потомственный кирпичный мастер Данила Гончаров в 90-е годы, как и вся страна, переживает не лучшие времена. Разорение предприятия и непримиримый конфликт с братом вынуждает его отправиться на заработки в город…

---

Дед отделился от матёрого ствола ели хмурый, сердитый. Почему же Данилка раньше его не заметил? В лесу дед невидим. В лесу он свой. Лес его прячет, по старой партизанской привычке. Увидев деда, Данилка встрепенулся, но, теперь уже охваченный стыдом от возможного дедовского презрения, продолжал беспомощно стоять на коленях. «Угодил заяц в клепцы, ополохнулся!» – пробасил дед недовольно. – Ну-ка, поднимайся и топай ко мне». Данилка, хватаясь руками за воздух, кое-как встал на ноги и приблизился к деду. «Мы с тобой как шли?» – «На лыжах». – «Ну вот, начал соображать. А от лыж на снегу остаётся что?» – «Лыжня». – «Верно. А теперь глянь-ка сюда. Вот я шёл-шёл, и за мной тянулась лыжня. А потом…» – дед указал на снег рядом с собой. «Кончилась…» – пробубнил Данилка. «И куда же я, по-твоему, делся?» – «Не знаю». – «Пока ты возился с креплениями, я снял лыжи и притулился к старой ёлке, – дед уважительно похлопал по толстому чешуйчатому стволу. – Вот и весь фокус. Я тебе так скажу: даже если со мной и случится что, ну, там… провалюсь сквозь землю или воспарю под небеса, и тогда незачем отчаиваться. Вставай на лыжню и чеши в обратную сторону. А кончится лыжня, по следам шуруй, следопыт! Всякое живое существо всегда оставляет следы. Надо только разуть глаза и подключить голову. И ещё запомни: ты здесь родился. Это твоя земля. И бояться тебе в лесу нечего». И вдогонку сказанному буркнул сердито: «Человеку только себя следует бояться». Это было уже совсем непонятно Данилке – как можно себя бояться?.. Уставший и приунывший от дедовского урока, он совершенно скис. «Ладно… Малой ещё. Привыкай. Тренируй волю. Жизнь, брат, такая штука… Всегда надо быть начеку. Как на войне. И распускать сопли по каждому поводу не годится».

После того, как они подъели собранные бабкой харчи, Данилку повело в сон, он раскрыл рот в зевке, но, увидев колючий дедовский взгляд, замер. Дед улыбнулся в бороду, хлопнул внука по шапке, сказал: «Хочешь, сказку?» – «Хочу». – «Тогда вставай на лыжи и шагай до дому, а я за тобой». Данилка с готовностью вдел ноги в жёсткие, прошитые суровой ниткой, кожаные колечки на лыжах, подвязал их верёвочкой к валенкам, чтоб не спадали, и заскользил по накатанной лыжне. А за его спиной, размашисто переставляя широкие охотничьи лыжи, шёл дед, и в уши Данилки полилась старая, правда, рассказанная дедом на свой лад, сказка о сильномогучем Никите Кожемяке, победившем кровожадного змея…

«…А жил тот змей в неприступной горе, в глубокой пещере. И звали его Змей-Горыныч. Днём Горыныч спал, а по ночам людей ел». – «Люде-ей?» – Данилка застопорил движение, оглянулся. «Не останавливаться! – приказал дед и продолжил свой сказ. – А ты чего от него хотел? Змей он и есть змей. Норов коварный, утроба ненасытная. Кровавой данью народ обложил, власть показывал. Каждую ночь с каждого двора по красной девке брал». – «А почему ночью?» – «Такой у него распорядок был. Днём спал, а ночью за добычей летал и харчился, значит. Возьмёт девку да съест. И народ против него не шёл». – «А почему не шёл?» – «Вот и скажи тебе, почему – змей тот сильный был, всех в страхе держал. Если не по его будет, грозился город порушить, а народ в кабалу загнать, на каторгу, значит. И вот настал черёд царской дочери к людоеду на ужин идти. Схватил змей царевну, затащил в пещеру, а есть не стал». – «А почему не стал?» – «Красавица была. Глаз не отвести. Как твоя бабка в молодости. А перед красотой, брат, даже змеи пасуют. И взял Горыныч царевну в служанки. Запрёт её на ночь в пещере, а сам за добычей отлучается. Так и жила она у него взаперти, без права переписки, без света белого. А у царевны любимая собачка была, мелкая, вертлявая, и чёрная, как сажа. Увязалась та собачка за своей хозяйкой, а змей в темноте её и не приметил». – «А какой породы собачка? Пудель?» – «Да какой там пудель! Так, мелкота, то ли шмиц, то ли шпиц. В кармане умещалась. И стала эта собачка при ней, при царевне, значит, вроде тайного почтаря. Бывало, напишет царевна письмецо к отцу с матерью, за шею собачке привяжет, а та и отнесёт. Да ещё и с ответом возвратится. И вот как-то пишут царь с царицей: мол, разведай у змея его секрет, узнай, есть ли на свете тот, кто его одолеть сможет. Стала царевна к змею поласковей. То компоту из крапивы наварит, то оладьев из лопухов напечёт. И, как бы ненароком, будто для забавы, поинтересуется у Горыныча, кто на свете его сильней. А змей, знай, отмалчивается, только щурится да дым колечками из ноздрей пускает. Тогда пошла царевна на хитрость: приготовила напиток покрепче, позабористей, чтоб змея до костей пробрало – заварила белены, побросала туда мухоморов да поганок сушёных, да змеиного помёту, да волчьей ягодой сдобрила. Хватил змей чарку, другую – тут его и развезло. Разомлел, расквасился, да и разболтал свой секрет. Есть, говорит, такой. В городе проживает, Никитой прозывается, кожевенных дел мастер Никита Кожемяка. В его руках, говорит, силища такая, что ни один змей ему нипочём! И вот на утро посылает царевна собачку к родителям с радостной вестью. Обрадовались царь с царицей, отправились к Никите Кожемяке с поклоном, стали упрашивать, чтоб он избавил город от змея, а заодно и царевну освободил. И посулили ему за это мешок золота. А Никита в ту пору кожи мял. Как узнал он, зачем к нему царь с царицей пожаловали, да как задрожит, да как порвёт все заготовленные кожи на мелкие кусочки…». – «А почему он их порвал?» – удивился Данилка. «Испужался». – «Так ведь он сильный, сильней змея!» – «Слушай дальше… Как царь ни уговаривал Никиту, не посмел он против змея пойти. Спрашивает царь, отчего Никита боится, чего опасается, когда в руках у него такая силища. Отвечает Никита: – Одними руками змея не одолеть, надобно кураж обрести. Без куража гиблое дело. – И какой тебе кураж надобен? – спрашивает царь. – А такой кураж, отвечает Никита, чтоб о себе забыть и страха не ведать. – Вот собрал царь со всего города тысячу сирот малолетних и заставил их просить, умолять Кожемяку город спасти. Как услыхал Никита детский плач, как увидал Никита детские слёзы, то и сам прослезился. И сказал себе: – Неужели слёзы тысяч сирот не дороже моей жизни? – И взыграла в нём сила богатырская, и пошёл он на змея. Пришёл к горе, стал вызывать змея на честной поединок. Услыхал змей Никиту, в пещеру забился, не выходит, больным сказался. Рассердился Никита Кожемяка, разметал каменья, выволок змея на свет божий и придавил его к земле-матушке. Тут змей и взмолился: – Не убивай меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете не бывало! Разделим весь мир поровну и будем владеть каждый своей половиной. – Хорошо, – отвечает Никита, – только сперва надо межу проложить, чтобы знать, кто чем владеет. – Соорудил Никита соху в триста пудов, запряг в неё змея Горыныча и стали они межу пропахивать. Соха тяжёлая, земля вязкая, пыжится змей, кряхтит, но ползёт. Разделили землю. – А теперь, говорит Никита, будем море делить, а то скажешь, что я твою воду беру! – Плывёт змей по шейку в воде, а Никита за ним на барке поспешает, буйки ставит. Разделили море. – А теперь, – говорит Никита, – будем воздух делить. – Уморился змей, еле дышит. – А как, спрашивает, воздух надо делить? – А так, отвечает Никита, ты лети до самого солнца, а я твою траекторию буду на земле размечать. – А может, ну его, с воздухом, говорит змей, обойдёмся. – Экий ты, братец, ленивый, отвечает Никита, делить так всё без остатка. А то скажешь потом, что я твоим воздухом дышу! Лети, отрабатывай собственность! – Выпил змей Горыныч остатки напитка, что царевна ему приготовила, взбодрился и взмыл в небеса, но… до солнца не достал…» – «Почему?» – «Горючее кончилось… упал замертво в море. Тут и сказке конец». – «А царевна?» – спросил Данилка, когда дед замолчал. «А что царевна, вернулась во дворец, к царю-батюшке да к царице-матушке». – «А Никита Кожемяка?» – «Домой вернулся и взялся за своё дело, стал новые кожи мять». – «А мешок с золотом царь ему отдал?» Дед усмехнулся. «Ишь, ты, про золото помнишь! Он предлагал, сдержал слово, да Никита не взял». – «Почему?» – «А он сказал царю, что за святое дело не торгуются». – «Святое?» – «А как же не святое! Красные девушки стали жить-поживать, горя не зная, и дети не плачут. А ты говоришь!»…

Когда сказка подошла к концу, они уже были в десятиминутной ходьбе от дома. И тут дед не выдержал, прикинулся верблюдом, и во двор полусонный Данилка въехал, как арабский шейх, сидя верхом на дедовом горбу…

…Он шёл и шёл, согбенным бревном качаясь меж тёмных стволов и безуспешно борясь с нараставшей усталостью. Глубокий снег не отпускал, притягивал магнитом. Спина ломалась, ноги подкашивались – коленки пронизывала острая боль, будто в них заколачивали гвозди, руки отнимались – устали ходить маятником. Отбросить бы эту обузу в сторону и повалиться в беспамятстве на снежную перину… Горло то и дело пересыхало. Он всеми способами экономил силы и чтобы не наклоняться, на ходу окунал лицо в заснеженные еловые лапы, хватал ртом холодную рассыпчатую влагу и глотал. И, собирая волю в кулак, шёл дальше, не поднимая головы, не разбирая пути, лишь бы не останавливаться. Из посёлка вышел затемно. В январе ночи длинные. Последнюю неделю электрички не ходили. Потому отправился на своих двоих. Хотел добраться до ближайшей трассы часа за три, пошёл прямиком, через ледовую шубу Тони, чтобы путь скоротать, и вот… заплутал невольно…