Натиг Расулзаде - Откройте, это я…

• Название: Откройте, это я…
• Автор: Натиг Расулзаде
• Жанр: Русское современное

Роман о нелегкой жизни честного и порядочного  таможенника, в одиночку борющегося  с местными наркобаронами.

---

Он это так просто сказал, будто просил передать ему сигарету. Эмину очень понравился этот мужчина, да и все, кто ехали с ним были, по всей видимости, крепкие ребята, умеющие воевать. Но в то же время он чувствовал разобщенность людей, неумение собраться в один кулак, отсутствие лидера, который бы их сплотил в одну силу в нужную минуту и в дальнейшем, испытанное невзгодами войны это сплочение осталось бы на всю жизнь. Да и здесь, где все тесно сгрудившись, ехали плечом к плечу в кузове грузовика, многие его попутчики, а в скором времени соратники, братья по оружию порой поглядывали на него с некоторым недоумением, словно подтверждая его мысли о всеобщей разобщенности, смотрели на него косо, как на белую ворону, случайно залетевшую в их черную, угрюмую стаю.

«А с другой стороны, может именно такая разобщенность и говорит и свидетельствует о величии нации, – пришла вдруг ему в голову парадоксальная мысль, – Ведь великаны никогда не собираются в стаю, это только для лилипутов характерно – собраться огромной толпой и напасть на великана, и отнять у него его землю. Ведь в наши дни ни в одной из цивилизованных стран, скажем, Европы, никогда не возникает мысли захватить чужие земли, подтасовывая факты и называя эту землю своей, или, может, я не прав? Возникает? Но это уже большая политика, я в этом не разбираюсь…»

Его мысли прервал вопрос мужчины, разговаривавшего с ним.

– А ты хоть стрелять умеешь? – спросил тот.

– Научусь, – хмуро ответил Эмин, – Вообще, немного умею. Мы военное дело проходили.

Мужчина покачал головой, то ли одобряя ответ, то ли не очень. Но при всеобщей качке здесь, в кузове грузовика, его жест неодобрения не очень был заметен.

– Сначала научись, как бы по-глупому не погибнуть, – проговорил он, отворачиваясь от ветра и закуривая сигарету.

Эмин ничего не ответил. Здесь, как он понял, не любили многословных болтунов, и он решил придержать язык.

– Я тебя научу, – неожиданно, после затянувшейся паузы, сказал мужчина, – Всему обучу. И стрелять, и на пулю не нарваться.

Эмин с благодарностью кивнул ему.

– А насчет того, что только карабахцы идут сражаться за Карабах ты ошибаешься… Уж я то знаю… Идут сражаться настоящие мужчины, а их в нашем Азербайджане, слава Аллаху, немало… И среди тех, кто идет под вражеские пули за свою землю, никто не выясняет, откуда кто родом… Не это для них главное. Так просто – интересуются… Не принимай близко к сердцу, – и он открыто, добродушно улыбнулся, – Вот так вот, – сказал мужчина и будто точку поставил в сомнениях Эмина.

* * *

Осенью 1991 года Эмин вступил в Агдамский батальон, который только был сформирован, и принял участие в контрнаступлении…

– Я это уже говорил.

– Погоди, сейчас дойду до того, что ты не говорил и не хочешь сказать.

– Не говори про это. Это личное. Это навсегда останется со мной.

– Ладно, помолчи.

* * *

Он принимал участие в контрнаступлении. Мужчина, с которым он познакомился в грузовике (звали его Араз), опекавший его и учивший все это время всяким военным премудростям, и главное – научивший быть готовым в любое время суток к любым неожиданностям – был майором запаса, они очень сдружились. Пришелся по сердцу матерому вояке храбрый мальчишка, и он считал своим долгом оберегать своего юного друга, чтобы он без надобности не лез на рожон. «Осторожность красит джигита, – любил повторять ему Араз мудрое старое изречение всякий раз, когда в очередном бою замечал бешеные искорки боевого азарта в кошачьих глазах Эмина, – Будь хладнокровен и спокоен. Тогда многого добьешься в бою.»

Эмин быстро все схватывал, чему учил его Араз, да и инстинкт многое подсказывал, и он вскоре научился выживать в самых неожиданных и опасных ситуациях. Стрелять он с первых же дней научился отменно, ползал по-пластунски, вжимаясь в землю (родную землю, – стучало в голове, – она не выдаст, спрячет, избавит от опасности), гранаты кидал метко; и однажды даже ухитрился спасти жизнь своему старшему товарищу, свалив его на землю и прикрыв своим телом, когда вражеская граната, не замеченная Аразом должна была вот-вот взорваться за его спиной, чем очень удивил боевого вояку, в глазах которого прочитал неподдельное уважение. Ни слова потом не сказали они друг другу по этому поводу, но взгляд Араза надолго запомнился Эмину и это было для него высшей похвалой и наградой. А после того случая они еще крепче сдружились, и это была настоящая мужская дружба, проверенная огнем боев. А через некоторое время (на войне для Эмина все дни и ночи сливались, и ни дней, ни недель он не считал), во время отступления их батальона перед превосходящими силами противника (в ряды которых были привлечены много наемных профессиональных убийц), Араз, раненный попал в окружение; шестеро или семеро до зубов вооруженных врагов шли с разных сторон на него, истекавшего кровью, не имевшего сил подняться со дна маленького овражка; подходили, признав в нем офицера и желая захватить в плен. Видел из засады Эмин, как приближались бандиты к его товарищу… Тут инстинкт, который оберегал его все это время на линии огня, отказал ему… Он вскочил на ноги, стал поливать их очередью из автомата, но и спокойствие в бою, которому учил его боевой товарищ, тоже отказало ему; от волнения и страха за друга руки у него тряслись, ни одна пуля из выпущенной очереди, не достигла цели, а ответным огнем и брошенной гранатой ранили Эмина, он упал на землю, теряя сознание, и последнее, что он видел – это вспышка от взрыва гранаты, которой подорвал себя Араз, подорвал себя вместе с бандитами, уже подошедшими к нему вплотную. Товарищи, отстреливаясь от врага, вытащили Эмина, унесли в безопасное место, но, придя в себя, он вспомнил вдруг, как погиб его друг, а он ничего не смог сделать; крик застрял в горле Эмина, непривычные, забытые в боях слезы подступили к горлу, выхлестнулись из глаз, он сотрясался от плача, а солдаты не говоря ни слова, сидели, опустив головы, потеряв опытного командира и глядя как беспомощно, по-ребячьи плачет их боевой товарищ, который, несмотря на молодость, всегда показывал им примеры храбрости в самых опасных ситуациях…

В этом бою Эмин был ранен в ногу, доставлен в тыл; пуля не задела кости, и хирург без особого труда извлек её из раны. Пуля была из автомата «Узи», как определили спецы. После ранения, Эмин, немного хромая и опираясь на палку, вернулся домой.

* * *

– Ты можешь продолжать. Я рассказал главное, что ты не мог и не хотел.

Эмин

Да. Я вернулся. Время было тяжелое в нашем городе, в моем родном, любимом городе, в нашей стране.

А в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое февраля 1992 года произошла Ходжалинская трагедия. Кровавая расправа армянских вооруженных отрядов подкрепленных 366 мотострелковым полком армии бывшего Советского союза, расправа над мирным населением, над стариками, женщинами, детьми…

Детьми…

В течение одной ночи в Ходжалы, расположенный между Ханкенди и Аскераном было уничтожено шестьсот тринадцать мирных жителей, в том числе:

Шестьдесят три ребенка,
Сто шесть женщин,
Семьдесят стариков.

Ходжалинцы были убиты с особой жестокостью и изуверством профессиональных убийц – им отрубали головы, выкалывали глаза, беременным женщинам вспарывали животы…

В дальнейшем эти страшные фотографии убитых детей и стариков, заставлявшие содрогаться даже меня, немало повидавшего на войне, даже моих боевых товарищей, обошли весь мир.

Но мир молчал…

Армянская хорошо отлаженная агитационно-информационная машина, умело сеявшая ложь и клевету в адрес нашей страны по всему свету, и тут бесстыже и подло делала свое мерзкое дело…

Мир закрывал глаза на вопиющую трагедию нашего народа, на геноцид, сравнимый разве что с самыми жестокими и кровавыми расправами над мирным населением в Хатыни, Хиросиме, которые ему были уже известны, но не исправили его, этот жестокий мир, молча наблюдавший, как истекает кровью мой народ…

И тогда я получил уроки ненависти, научился по-настоящему ненавидеть, ненавидеть врага, ненавидеть зло, которое несет с собой война, ненавидеть людей, или, точнее – нелюдей, что приносят зло на нашу землю, нашему народу…

* * *

Я вернулся, раненный физически и с израненной душой…

Видимо, я не был создан для войны. Но с другой стороны – разве может быть нормальный человек создан для войны? Стремиться убивать, разрушать, захватывать чужие земли, уничтожать людей другой национальности, другой веры, убивать детей?

И я изменился, я вернулся совсем другим человеком. Война на многое открыла мне глаза. Я уже не верил словам доморощенных краснобаев, многие из которых на народном горе, на беде, на войне зарабатывали себе политическую популярность, строили свою карьеру, не верил политиканам; вчерашние верные коммунисты стали такими же верными демократами и пеклись о благополучии народа. Я не слушал их, вспоминал своих боевых товарищей, вспоминал погибшего у меня на глазах, а может и по моей вине Араза, и не мог долгое время себе этого простить, простить, что не вовремя расслабился, дал волю эмоциям, вместо того, чтобы хладнокровно расстреливать врага. И это лишний раз доказывало, что я не был создан для войны, но, тем не менее, я считал своим долгом сражаться в трудную для моей родины минуту, защищать свою землю.