Ольга Елисеева - Без права на награду

• Название: Без права на награду
• Автор: Ольга Елисеева
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-7533-1

Кровавая гроза 1812 года. В России созданы первые партизанские отряды – летучие корпуса – общевойсковые соединения, действующие по тылам врага. Авангардом одного из них командует генерал-майор Бенкендорф. Перед нами проходят страшные картины отступления, пожара Москвы, чудовищного бегства Наполеона, Заграничного похода русской армии. Молодому генералу предстоит стать комендантом разоренной столицы, с небольшим казачьим разъездом освободить Голландию, пройти до Парижа и, наконец, закрыть последнюю страницу давнего и мучительного романа с французской актрисой Жорж.

Но и после войны генерал Бенкендорф не успокаивается. Уже став командиром дивизии, а затем – Гвардейского корпуса в Петербурге, он расследует убийство помещиком своих дворовых, женится, пытается предотвратить бунт Семеновского полка и постепенно находит свое место в противостоянии двух наследников на российский престол.

---

Он опять проскочил. Храни Бог казаков, научивших его и есть, и спать, и справлять нужду в седле. Лошадь действительно попалась двужильная. Уезжая, Шурка не спросил, как ее зовут, и в дороге пристрастился кликать Бонапартом – чтобы не жалеть. Уже прискакав в Видзы, где очутилась главная квартира, осознал – кобыла, при чем жерёбая. Как он, кавалерист, несколько часов проведя в седле, мог этого не понять? Чем была занята его голова?

– Будет Жозефина. – сообщил полковник принявшему лошадь унтеру Потапычу. – Отправь в обоз.

– Да обоза-то нынче не доискаться, – возразил тот, с жалостью оглаживая тяжело ходившие бока кобылы.

– Скоро ей?

– Пару месяцев поездите. И в табун. Если табуны к тому времени останутся.

Сам полковник воспринял случившееся как добрый знак. Ему подарили не одну лошадь, а двух – он еще покатается.

Доложившись, Александр Христофорович хотел рухнуть. Где угодно. Лучше под крышей. Но император смотрел ласково и требовательно.

– Новые курьеры уже отправлены. Но я боюсь за них…

«Вернее за сведения». С первого же дня войны у флигель-адъютанта появилось непреодолимое желание подъелдыкивать. Хотя бы мысленно. Хорошо, что рот держал на замке.

– На Вторую армию движется корпус короля Вестфальского Жерома Бонапарта. Сам он ничто. Но при нем корпус – Даву. А при корпусе – маршал.

А интересно было бы сейчас встретить старого знакомого[9]. «Весь маршалат против!» Шурка не сомневался, что эти революционные выкормыши совсем не горели желанием тащиться в новый поход. Но что такое их совокупная воля против воли Бонапарта?

– Поедете? – с вкрадчивой нежностью спросил государь.

«Куда я денусь?»

Он поехал, клятвенно пообещав себе не слишком торопиться. Но, не добравшись до Минска, увидел на дороге труп одного из вестовых. Спешиваться не имело смысла – лужа крови растеклась от бровки до бровки. Одним ударом и человека, и лошадь. Били через поле. Неужели уже и артиллерия? Полковник огляделся по сторонам. Никого не увидел и пришпорил кобылу.

Жозефина перескочила кровищу. Девочка. Чистюля. Копыт пачкать не захотела. А ума – палата. Сама забирала к лесу. Увидала мертвечину, не испугалась, а насторожилась. Шла мягко, хоть и быстро. Берегла себя, детеныша, всадника.

На подступах к городу курьер чуть не врезался в телеги и экипажи губернского правления, спасавшегося бегством. Сдутые ветром бумаги из какой-то развязавшейся папки покрывали дорогу.

– Стой! Стой! – закричали ему. – Французы уже в предместьях!

А то он не знал! Но другой дороги нет. И если дуть по окраинам…

Позднее французский артиллеристский капитан объяснялся в штабе:

– Мы вообще не поняли, что это. Человек или ядро? На такой скорости люди не ездят. Какая мишень стрелять? В одну минуту скрылся!

Если бы Шурка знал, что тогда его упустил именно Жубер[10], он бы очень посмеялся.

Прибыл. Сообщил. Вымолил два часа сна. Забрал Луи.

На обратном пути думал, не сронить ли где под ракитой буйну голову? Третьи сутки пошли. Ноги одеревенели. Спина – гудит. Но опять увидел мертвого. На сей раз пехотинца. У воды. Наклонился попить. Был подстрелен. Полковник подобрался, решил все-таки доскакать до своих и наотрез, слышите, наотрез отказаться от очередной посылки: «я не железный…»

Новый вестовой мчался наискось, через поле. Он давно потерял шапку. Ужасный проступок! За ним увязалось человек пять – судя по синей форме, польских улан. Живым не выпустят. Но главное – сумка. Поспешал же безвестный курьер старым Шуркиным маршрутом – ко Второй армии. Значит, приказания в очередной раз сменились, сообразно обстановке. И если тот, новый, посыльный не доедет – капкан. Попадет князь Петр как кур в ощип.

Бенкендорф развернул коня. Вытащил саблю. Ах, как не хотелось! Пятеро на одного – верная смерть. А хорошо курьер идет! Ровно!

Мимо него пронесся адъютант на еще не слишком загнанной лошади. Пригнувшийся к холке, стоявший на стременах и всеми силами старавшийся не трудить коня собственным весом. Он краем глаза видел Шурку, но нельзя было поручиться, что осознал его присутствие. Полковник только показал курьеру обнаженную саблю, мол, не останавливайся, я пойду наперерез. И дал шпоры Луи.

Что за лошадь! Жеребец как на крыльях перенес его к преследователям. И те – вот дурьи головы – вместо того, чтобы отделить пару человек для продолжения погони, все сразу накинулись на жертву. Сарматы!

Двоих он убил почти сразу. Один – слишком горячий – сам с наскока напоролся на саблю. Другой поднял руку с клинком и, уходя от удара, Александр Христофорович полоснул его в бок. Кавалерист начал заваливаться.

Зато оставшиеся трое озлились не на шутку и, плюясь ругательствами, начали атаковать с разных сторон. «Интересно, кому бы сейчас сочувствовала Яна?»[11] Во время рубки мысли всегда убегают. Кто-то жаловался, что во время молитвы тоже…

Сзади прогремел выстрел, и один из поляков повалился в седле назад, раскинув руки, из которых на землю упали сабля и пистолет. Но другой нападавший, поняв, что клинком врага не достать, разрядил ему в грудь седельный штуцер.

Нельзя сказать, чтобы Шурка не почувствовал минуту, когда умирает. Очень больно! Хуже, чем грянуться с лошади на землю. Что он, кстати, тоже проделал.

Полковник лишился чувств. Но как-то несерьезно. Минута. Может, еще меньше. Он видел, как прямо над ним топчется жеребец Луи. Зараза! Сейчас наступит! Не хватало еще быть раздавленным!

Никто не уходит красиво. Будет блин… Улан, убивший его, вдруг накренился. У него из груди высунулся окровавленный клинок. И в следующую секунду несчастный грузно пополз вниз. А последний из нападавших вскинул саблю и застучал ею с кем-то, кого Бенкендорф не видел.

Рубка была очень короткой. Тот, второй, действовал умело. Два удара. Третий от плеча к седлу. Готов парень.

– Странно, что вы живы! – Такое мог сказать только идиот.

Курьер, которого пропустил вперед Шурка, склонялся над ним и пытался рассмотреть рану.

– А крови-то и нет. – У него было добрейшее, простодушное лицо. Очень породистое и в то же время какое-то беззащитное. Что мало гармонировало с парой уложенных рядышком противников.

– Я вас знаю, – едва слышно выговорил Бенкендорф. – Видел в ложе «Соединенных друзей». Вы князь Волконский?

– Серж, – новый знакомый расплылся в улыбке, отчего стали видны все его зубы. – Я нынче служу при штабе Барклая. Вот послан…

Ах, да, он послан! Шурка с бранью поднялся на ноги. У него было чувство, что в грудь попало ядро. Но нет. Когда полковник расстегнул форму, стало понятно произошедшее – стальной ажурный крест королевы Луизы[12], большой, чуть не с ладонь – принял на себя пулю. Хорошее немецкое литье! Даже не погнулся. Зато под ним во всю ширь ребер расплывался синяк. Такой огромный, какого молодые офицеры не припомнили бы.

– Вам надо в лазарет, – сказал Серж.

– А вам к князю Багратиону! – разозлился Бенкендорф. – Как вы осмелились вернуться? Почему не продолжили путь?

Волконский опешил. Вместо благодарностей его ругали. Видимо, так случалось часто. Потому что длинные загнутые ресницы курьера задрожали, а на лице появилось растерянное выражение: я опять что-то сделал не так?

– Но ведь вы же… Но ведь вас же…

Вместо ответа, полковник схватил сумку, висевшую у нового товарища на боку, и ощупал. Полная! Слава Богу!

– Это, – проговорил он, – важнее и моей, и вашей головы вместе взятых. Я потому и поскакал наперерез, чтоб дать вам время.

По растерянному лицу Сержа было ясно: он искренне раскаивается, но… не понимает.

– А вы бы разве за мной не вернулись?

Не надо задавать ему подобных вопросов! Он не знает! Не знает. Вероятнее всего, что так. Но служба требует. Следует отнестись разумно… Есть долг!

Бенкендорф поймал повод своего коня и начал влезать в седло с видом восьмидесятилетнего казака, решившего тряхнуть стариной перед внуками.

– Вы слишком хорошего мнения о людях, – бросил он. – Сейчас скачите как можно быстрее. Вы уже припозднились. Назад попросите лошадь, зовут Жозефиной. Она вас вынесет очень аккуратно.

* * *

После поездки Бенкендорф, конечно, не пошел в лазарет: сочтут, что отлынивает. Но решительно заявил, что должен отлежаться. Продемонстрировал синяк. Ему поверили. Велели убираться в сени штабной избы и на крики порученцев не дергаться. С той минуты, сколько бы ни орали над ухом, полковник дрых, а как проснулся, пошел искать внезапного спасителя.

Стоило заново познакомиться. Порядочным образом.

Адъютанты Барклая обитали в Главной квартире на окраине Дрисского лагеря. Эта чудная позиция возмущала всех, но почему-то никто не осмеливался выказать своего протеста государю, с упорством, достойным лучшего применения, защищавшему достоинства Дриссы[13].

С холма хорошо просматривался правый берег Двины, река делала большой изгиб, обнимая подобие деревянной крепости. Возможно, прусский генерал Фуль, разработавший накануне войны эту позицию, держал в уме римские лагеря. Неудачный опыт. Три моста, переброшенные через реку в тылу, служили единственным средством к отступлению. Перерезав их, враг мог целиком окружить армию и раздавить, используя численное превосходство.