Ольга Приходченко - Смытые волной

• Название: Смытые волной
• Автор: Ольга Приходченко
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-906131-32-4

«Одесситки», «Лестница грез» и, наконец, предлагаемая читателю новая книга Ольги Приходченко «Смытые волной» представляют собой увлекательную сагу о жизни замечательного города, рассказанную на примере судьбы нескольких одесских семей, о которых автор – уроженка Одессы – знает не понаслышке.

---

Я нервно схватила сумку, вытащила пачку болгарских сигарет, которыми меня угостили весовщики, и, не проронив ни слова, вышла на балкон. Присоседилась к сестрице, переживая размолвку с бабкой, которую обожала и молилась на нее. Как она, старенькая, больная, сгорбленная непростой жизнью, держит наш дом? Вместе с Алкой наслаждались наконец наступившей прохладой; сестра рассказывала, что абрикосы привезли в магазин не ахти. Все, правда, набрали, но они переспелые и годятся только на джем, а чтобы были твердые дольки (одесситы любят такие), нужны зеленоватые, недозревшие абрикосы. У Фаинки из ее отдела дети пережрали немытые и обдристались, она из-за этого на работу даже не вышла.

– У твоей Фаинки дети вечно дрищат, от всего, то от черешен, то от вишен, пусть грушу жрут, она крепит, – выпалила я. Настроение у меня вконец испортилось, я устала, да и мне порядком надоело это дело. Сделаешь людям одолжение, а они еще и недовольны. Так идите же на базар, выбирайте, что вам подходит. Себе каждый раз даю зарок не связываться, но Алка так жалостливо просит за своих. А этих своих пол-Одессы набирается. Потом выслушивай, у кого кто от чего обкакался. Грязнули. Мойте чаще руки и на фрукту воды не жалейте, не будет поноса, в крайнем случае расстройством желудка от пережора обойдетесь.

– Ал, тащи лучше сюда бабкин пирог с абрикосами, молоком запьем.

Тут же на балконе нарисовывается бабка.

– Вы что, идиотки, молоко с абрикосами, вас же прихватит, до туалета не добежите, всю квартиру обвоняете. Я сейчас чай поставлю.

Она своими мелкими старческими шажками засеменила на кухню и вскоре вернулась с кипящим чайником.

– Ты, Ольга, на работе не балуй, не хватай все подряд от жадности, дизентерию можно подхватить на раз, – Алку бабка почему-то проигнорировала со своими советами, мне своей седой головой в живот вперлась, – Ленька днем заезжал, опять предупредил, чтобы не рыпались на пляж. Так разве вы послушаете кого? Он еще на той неделе говорил, так мимо ваших ушей проскочило, почаще их прочищайте. На Пересыпи снова канализацию прорвало, все говно в Лузановку пошло и в порт, небось. Не приведи господи, так и холера может вспыхнуть. Мало было в прошлый раз.

– Бабка, ну какая холера? – воскликнула с удивлением Алка. – Вспомнила, что при царе горохе было!

– Не умничайте, – бабка не отступала, видно, за целый день одиночества, из-за того, что не с кем парой слов перекинуться, она всегда устраивалась в дверях балкона, чтобы вставить свои пять копеек. – Из-за этой Пересыпи мы уже столько натерпелись. Вам все хиханьки-хаханьки, а я не шучу. Холера любит Одессу, частит, зараза, к нам.

– Баб, ну и когда это было? При чуме в прошлом веке.

– Здрасти, я ваша тетя. Много вы знаете. С чего это вдруг у нас в 1908 году бактериологическая станция появилась? Неспроста. Нигде в России не было, а у нас открыли. Прямо напротив больницы Херсонской и нашей Коганки. Холеру надуло нам тогда, шторм похлеще, чем на море, сколько народу унесла, страшное дело.

Алка снисходительно похлопала ее по спине, пыталась успокоить, но бабка не унималась:

– А в десятом вообще был большой год холеры, между прочим, опять на Пересыпи, и в восемнадцатом, и в двадцать втором, и в двадцать шестом. А вам все смешно, делаете из меня чокнутую.

– Бабка, а ты, оказывается, специалист по холере, все помнишь.

– Дуры вы, девки, холера – это смерть, страшная, мучительная и беспощадная.

– Ну, хорошо, – не унималась Алка, – а почему именно на Пересыпи?

– Так она ниже уровня моря. Канализации нет, по Балтовской по канаве все дерьмо стекает. И водопровода там в домах нет, где прорвет, там и рванет холера. А ты как думала? Да еще при такой жаре.

– Мы ничего не думаем, летом часто срачка на людей нападает. Подумаешь!

– Чему вас только в институтах учат? Все вам – подумаешь!

Бурча, бабка уплентухалась с балкона. Мы с Алкой продолжали обсуждать ее тревоги. Какая сейчас холера, кому она грозит, когда есть антибиотики. Каждый год одно и то же: как только созревают абрикосы, так одесситы хватаются за животы. Любителей собирать их и дичку жардель с земли хватает, халява-то какая, трясут за ствол дерево, плоды падают, лопаются, здесь же прокисают. Пару часов на жаре – и «абрикосовый» понос обеспечен.

Из всего, что растет в Одессе, я лично больше всего люблю этот фрукт. Как только мы переехали с Коганки на Фонтан, эти большие деревья, облепленные нежным бледно-розовым цветом, меня просто очаровали. Почти на каждом участке фонтанских дач они были высажены, а то и прямо на улицах вдоль дорог. А какая красота, когда в апреле их ветви распускают разом свою пышную крону и она повисает такими яркими бело-розовыми парашютами над землей. Потрясающий запах свежести, особенно вечером. Разве такое где-нибудь в центре города увидишь?

В моем новом дворе сохранились четыре старых дерева. Мы детьми блаженствовали, катаясь под ними на качелях, играя в пинг-понг или просто бесясь от нечего делать. Когда начинали появляться совсем малюсенькие зеленые-презеленые абрикоски, мы уже снимали первую пробу. Как нас взрослые ни ругали, но мы, морщась от дикой кислоты на зубах, все равно их грызли. Терпение лопалось в ожидании, когда плоды окончательно созреют и нам разрешат собирать уже собственный урожай. Урожай соседних дач вечерами втихаря почти весь попробовали, и не только абрикосок, а и черешен, вишен, всего, что по срокам созревало.

А свой охраняли. Когда же наша дворничиха тетя Люба давала команду «пора!», мы тащили из дома газеты, лазали по деревьям, обрывая те плоды, которые можно достать руками, а остальные приходилось трусить или сбивать длинными палками, которыми подпирали веревки с сохнувшим во дворах бельем. Все, что собрали, поровну делили между всеми сорока квартирами нашего сорок пятого дома. Себе оставляли самые спелые, которые уже не донести. Мыли под краном и уплетали в качестве премиальных. Счастливое детство.

– Что улыбаешься? Хватит курить, – Алка вывела меня из моих приятных воспоминаний, возвращая в действительность.

– Зараз, – я вдруг перешла на украинский. – Кстати, Ал, погляди, наливка уже сыграла, скажи бабке, чтобы новую поставила. Эту я завтра на работу отнесу, у нас сабантуй намечается. Только ничего не говори ей, а то разорется.

Сабантуй, однако, отменили. К обеду шмон прошел по базе. Было приказано немедленно вывезти все отходы, да обязательно в бочках. Не дай бог пролить по дороге. Каждый год одно и то же, все привыкли, поэтому никто особого внимания на директорское указание не обратил. Вечером к нам прибежала дядьки Лени жена Жанночка. Такой растерянной я ее еще никогда не видела. Ее буквально колотило. Оказывается, ее подружку тетю Фросю, санитарку в инфекционной больнице на Херсонской, после ночного дежурства утром не отпустили со смены. Никого с территории не выпускали. Больницу оцепили солдаты внутренних войск. Никто ничего не понимал. Говорили из-за деда, что ли, того, что несколько дней назад помер. Так ведь дряхлый совсем. Дизентерия у него была? Чему удивляться, летом да еще в жару обычное явление. В эту пору всегда полно дизентерийных, особенно ребятни, но все они изолированы.

Но накануне вечером пришел стариковский анализ, который потряс всех. Вовсе не от дизентерии улетел он в небеса на встречу с богом, а от холеры, в его кале нашли ее вибрион. Откуда она, сучка, объявилась? Когда мы жили на Коганке, окна нашей кухни выходили к сараям, а те, в свою очередь, служили забором с детским отделением инфекционки. Сколько нас, детей, ни ругали, ни лупили, но, как только мы вырывались на свободу, ноги сами несли нас туда, поглазеть на маленьких пациентов, которые, словно мухи, облепляли большие окна, уткнувшись в стекло носами. Мы кричали им, бесились, прыгали, чтобы как-то подбодрить, а они печально наблюдали за нами, без всяких эмоций. Я туда еще ходила со своей подругой-одноклассницей, она жила в больничном подвале вместе с мамой, медсестрой, кроме них там еще жили несколько семей.

– Жанна, что случилось? Ленька опять набедокурил? – встревоженно спросила бабка, опасаясь, что в ответ услышит об очередном сыновьем фокусе.

– Фрося записку передала, так и так, из больницы не отпускают, ничего не объясняют, чтобы я срочно ехала к ней домой. Она поставила на ночь опару для самогонки, полную выварку, да поближе к окну, чтобы та как следует заиграла на солнце.

Жанночка, вся красная, потная, перепуганная, жадными глотками пила кипяченую воду, которую ей принесла бабка, приговаривая, чтобы успокоилась, и продолжала:

– Что там делалось, ужас! Вся эта квашня поползла по квартире, через марлю на окне поперло. Вот это номер, чтоб я помер. Засрало всю кухню, стены в коридоре. Она на пятом живет, под самой крышей, так даже на парадной воняет. Еле все отмыла. Окна оставила открытыми, чтобы проветрилось, хоть бы соседи не настучали про самогонку. Затаскают же.