Владимир Дараган - Идеальная Катя

• Название: Идеальная Катя
• Автор: Владимир Дараган
• Жанр: Научная Фантастика

Повесть «Идеальная Катя» о трудной любви девушки с необычными способностями. В сборник включены также рассказы, эссе и миниатюры о людях, которые больше других стараются думать о том, что их окружает, ироничные зарисовки, наблюдения и немного философских размышлений о повседневной жизни.

---

– Привет, сосед! – неожиданно громко и четко сказала Верка. – Давно тебя тут не было.

– Привет! – сказал я, обрадовавшись, что Верка меня узнала и даже рада видеть.

– Ты, говорят, в Москве учишься, – продолжила Верка. – Заходи в гости, я тебе кой-чего покажу.

Я кивнул, прошел через калитку в маленький зеленый дворик, поднялся на крыльцо и очутился в большой светлой комнате с низкими потолками. Светлой комната казалась от изобилия белого: стены, потолок, скатерть на круглом столе посреди комнаты, чехлы на диване и кресле – все это было белого цвета. В переднем углу я увидел несколько икон, возле них на полочке горела небольшая свечка. На подоконниках стояли цветы, но одно из окон было открыто, там подоконник был пуст, возле этого окна стоял стул, на нем и сидела Верка. Когда я вошел, Верка встала, и я увидел, что она превратилась в красивую женщину. Крутые бедра, полная грудь, сильные руки с плавными линиями, стройные крепкие ноги. Лицо немного портили широкие скулы и маленький рот со сжатыми бесцветными губами, но большие глаза и густые распущенные волосы скрадывали эти недостатки. Верка мне показалась очень красивой.

– Чаю хочешь? – спросила она. – Только у меня булка черствая и сахару мало.

Говорила она громким отрывистым голосом. Было видно, что ей не часто приходится разговаривать. Перед каждым словом она на секунду задумывалась, но потом произносила слова четко и весьма осознанно.

– Спасибо, давай в другой раз, – отказался я, стараясь говорить как можно мягче, чтобы не обидеть ее. – А что ты хотела мне показать?

Верка подошла к комоду, выдвинула верхний ящик, порылась там и достала потрепанную общую тетрадь в коричневом клеенчатом переплете. Я взял ее и с любопытством полистал. Там круглым детским почерком синими чернилами были написаны короткие рассказы. Названия рассказов были подчеркнуты красным карандашом. «Кто приносит радость», «Что нужно для счастья», «Утренние надежды» – читал я названия рассказов. Первый рассказ был про Иисуса Христа, который спустился на один день на Землю, чтобы принести радость тем, у кого ее было очень мало.

– А как можно принести радость? – спросил я, продолжая листать тетрадь. – Вот если я схожу в магазин и принесу тебе свежую булку с банкой клубничного варенья – это будет радость?

– Самую большую радость приносят с пустыми руками, – очень серьезно сказала Верка. – Вот вечером придет соседка и принесет банку молока. А ты пришел с пустыми руками, но принес больше радости, чем принесет соседка.

Я удивился, что Верка вдруг стала говорить более плавно, глаза ее заблестели, щеки покраснели.

– А для кого ты это пишешь? – спросил я.

– Сначала для себя писала, как бы разговаривала сама с собой. А потом вдруг захотела, чтобы кто-нибудь прочитал. Вот ты в Москве живешь, тебе интересно, что я пишу?

– Да… – я кивнул и стал листать тетрадь медленнее, успевая прочитывать по несколько предложений на каждой странице.

«Радость – это когда трудно дышать, когда в глазах слезы, когда громко стучит и просится наружу сердце!».

«Полынь-трава – ее горький запах волнует меня и одновременно успокаивает».

«Как страшно проснуться и не услышать щебетания птиц. Это значит, что пришла осень, что природа будет умирать, и я буду умирать вместе с ней. Но природа оживет, а мне однажды это не удастся».

«Какие звезды холодные! Теплая только первая вечерняя звезда, которая зажигается около заходящего солнца и уходит вместе с ним».

«Я люблю жить одна. Я хочу быть уверенной, что если я поставлю на стол чашку, то она там будет стоять до тех пор, пока я сама не переставлю ее».

«Мне столько раз было плохо и больно, что я заслужила маленькую радость. Меня обязательно кто-нибудь найдет, пожалеет и согреет».

Я закрыл тетрадь и поднял глаза на Верку. Она неотрывно смотрела на меня и ждала, что я скажу.

– Ты ведь не ходила в школу, а пишешь очень хорошо, – наконец, я придумал, что сказать.

– У соседки много книг, я читала, переписывала то, что понравилось, потом сама начала писать. А ты так быстро читаешь! Может, посидишь, почитаешь все внимательно?

Я покачал головой.

– Нет, Верка, я послезавтра уезжаю, у меня еще много дел. Но я обязательно приеду и все прочитаю.

Верка кивнула и отвернулась. Я успел заметить, что в ее глазах блеснули слезы. Подойдя к двери, я постоял, потом вернулся и погладил Верку по голове.

– Я обязательно вернусь и все прочитаю!

Верка, не оборачиваясь, закивала, а потом закрыла лицо руками. Я проглотил комок, вставший у меня в горле, и ушел.

Так получилось, что больше я никогда не возвращался в эти места. Один раз я встретил земляка и спросил про Верку. Он долго вспоминал, о ком идет речь, потом махнул рукой и сказал, что она по-прежнему подолгу сидит у окна и смотрит на проезжающие автомобили.

– Может, ждет кого? – добавил он и перевел разговор на другую тему.

Попутчики

Север Италии. Ветер гоняет по железнодорожной платформе бумажки и сухие листья, вдали видны лесенки альпийских хребтов, над ними вечерние темные тучи.

На этот раз мы без машины. У нас твердое намерение погрузиться в итальянскую жизнь по уши. Уже освоен итальяно-железнодорожный язык, и мы можем запросто переводить на русский и обратно что-то вроде: «Внимание, поезд до хрр-хрр-шшш-тю-тю отходит с пятого путю».

Мы храбро разговариваем по-итальянски с кассирами, не лезем в вагоны первого класса, произносим названия итальянских городов так, что нас понимают со второго раза. Один раз, правда, поняли с первого раза, но неправильно.

Мы с женой стоим на платформе, смотрим на неработающее табло и прикидываем – успеем ли перекусить в ближайшем кафе или будем терпеть до нашей станции. На севере Италии много русских, и мы не удивляемся, когда к нам подходит высокий парень, одетый во все черное, и спрашивает, откуда мы приехали. Не вдаваясь в подробности, говорим, что едем из Бергамо, где провели полдня, что это сказочный город, где можно запросто прожить неделю и не заметить пролетевшее время.

Про Бергамо ему неинтересно, но больше мы ничего не говорим и вопросительно смотрим на него. Парень начинает рассказывать, что давно мотается по Европе, что-то перевозит, что-то продает. Потом вспоминает, как он плыл на пароме из Хорватии в Венецию, как из тумана вставали венецианские дворцы и соборы, как он хотел это запомнить. Затем он предлагает пойти на вокзал и там в буфете попить кофе. Мы кофе не пьем, чая там нет и в буфет мы идти не хотим.

Больше разговаривать не о чем. Парень мнется и отходит в сторону. Общение закончено. У нас чувство неловкости, мы не знаем, как нам надо себя вести, чтобы все были счастливы.

– Сколько у нас было таких знакомств, – философски говорю я, с подозрением разглядывая черную тучу над головой. – Пока что-то общее, хочется общаться, а потом разбежались и забыли.

– Общение и общее – однокоренные слова, – говорит жена.

Подходит поезд, мы садимся в теплый вагон и в окне видим нашего знакомого. Он курит у столба с фонарем. Его лицо закрывает поднятый капюшон ветровки, на которой уже блестят капли дождя.

Мы устали и сидим молча, прислушиваясь к тихому стуку колес, разглядывая за окном мелькающие домишки, в окнах которых уже зажегся свет. Потом я закрываю глаза и пытаюсь понять, как появляются друзья, с которыми у меня нет общих дел. Ну, может, раза четыре в год мы собираемся на дни рождения и какой-нибудь праздник. Но ведь собираться можно и с другими? Но с другими не хочется. Хочется, наверное, просто тепла, просто понимания, просто уверенности, что к тебе придут, когда будет плохо. И ты тоже придешь. Просто так. Просто потому, что они не задают лишних вопросов, не ждут от тебя подвигов и развлечений.

А остальные знакомые? Они были попутчиками. С некоторыми было даже интересно, но недолго. Только пока вы ехали вместе. Они не умели давать тепло и не умели дорожить тем, что давал им ты. Они все время чего-то ждали и обижались, когда ты не соответствовал. Им были не интересны твои дела, они любили рассказывать о своих проблемах.

Вот как-то так… Я удовлетворенно вздыхаю и крепче зажмуриваю глаза. У нас есть еще полчаса, чтобы подремать. Я думаю о друзьях, которых не видел много лет. И я знаю, что когда их увижу, то они не будут обиженно спрашивать, а почему ты не звонил. Они просто скажут: «Смотрите, кто пришел! А ведь мы как раз о тебе говорили!».

Сын вот приедет…

Казалось, что изба стала погружаться в землю. Ее левый угол просел так, что я мог дотянуться до крыши. Некоторые стекла полопались, и их заменили фанерками от старых почтовых ящиков. Огород зарос лебедой и огромными лопухами. Там стояла коза, привязанная длинной веревкой к крыльцу, она что-то жевала и задумчиво смотрела, как я стучу в дверь.