Вера Колочкова - Умягчение злых сердец

• Название: Умягчение злых сердец
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-93855-1

После гибели мамы маленькая Тая осталась круглой сиротой. Опеку над семилетней девочкой сумел оформить мамин сожитель, бизнесмен Филипп Рогов. Долгие годы никто, кроме Таи, самого Рогова и его сестры Руфины, не знал оборотной стороны этого страшного «опекунства»… И даже когда Рогов решил жениться на своей повзрослевшей жертве, она не в силах была освободиться… и в тайне надеялась, что, может, все-таки кто-то ее спасет. Может, это будет чья-то любовь – настоящая и искренняя любовь, которая не гордится, не бесчинствует, не ищет своего и не мыслит зла?..

---

Он мало изменился после школы. Такой же худой, неловкий. Но через роговский забор перебрался довольно шустро – камера все его действия довольно четко отследила. Но что делал Севка там, за забором, надо было еще выяснить.

Севку ей доставили еще тепленьким – в буквальном смысле слова. У него был выходной, из постели вытащили. Хотя и не заметно, что он спал – глаза были невыспавшиеся, трагически воспаленные. И сам весь такой… Будто побитый. Или больной.

– Кирка… Стрижак… Ты, что ли?

– Я, Севка. Здравствуй. Плохо выглядишь.

– Это меня к тебе привезли, значит? На допрос?

– Мы пока просто беседуем, какой допрос.

– Так позвонила бы, я бы сам пришел.

– Извини, но так быстрее.

– А, понятно… Ну, давай, спрашивай.

– Сев… А что ты делал предыдущей ночью в усадьбе у Рогова? Только не говори, что там не был. Тебя камеры зафиксировали, когда через забор шастал. Как ты вообще туда попал, ночью?

– Обыкновенно, как… На машине приехал. Машину на дороге оставил, а сам через забор перелез.

– Зачем?!

– Я Насте помочь хотел… Вернее, спросить… Вернее, она хотела у меня что-то спросить.

– Так помочь или спросить? Она что, просила тебя о помощи? Говори яснее, Севка!

– Да я сам не знаю… Понимаешь, она была у меня накануне. Домой ко мне приходила.

– И что? Чего замолчал, рассказывай! Приходила домой, и что?

– Да ничего. Ничего она мне не сказала. То есть не успела сказать. Светка раньше с работы пришла, ну и сама понимаешь… Ор подняла, начала скандалить… Ты же помнишь Светку, какая она бывает, если в ревность ударится.

– А Настя что?

– А что ей оставалось делать? Ушла… Светка ж ее выгнала, получается.

– Дура она, твоя Светка.

– Да она не дура, просто патологически ревнивая. Больная на всю голову… Она про Настю и вспоминать не может, сразу психоз начинается, а тут… Как говорится, воочию… Да что я тебе объясняю? Ты ж сама знаешь.

– Знаю, знаю. Ладно, не будем отвлекаться. Дальше-то что было? Настя ушла, а потом?

– Да что дальше?.. Я ночью сам к роговскому дому поехал, не спалось мне. Перелез через забор, глянул в окно… Настя в кресле сидела, стакан в руке держала. Пила… Видно, что сильно пьяная была. И телевизор орал… И на столе бутылки стояли.

– Много бутылок?

– Нет. Я не помню точно. Две или три… А может, четыре…

– Севка, она же не пьет. Ты же прекрасно знаешь, что ей нельзя.

– Так я тоже удивился… И тем не менее… Так оно и было… Господи, как тяжело-то! Слышь, Кирка? Не мучь меня, а? Тяжело мне все это вспоминать… Меня и без того Светка измучила своей ревностью. И себя измучила, и меня. Она ведь знает, что я до сих пор Настю люблю. Вернее, любил… А Настя меня – нет, не любила. Никогда не любила… Отпусти меня, Кирка, а? Не могу…

Он всхлипнул некрасиво, по-бабьи, неловко прикрыл дрожащей ладонью лицо, и Кира, перегнувшись к нему через стол, заговорила торопливо, испуганно:

– Севка, Севка, ты что… Не надо, Севка, соберись, пожалуйста. Воды налить?

– Нет, не хочу, – вяло махнул он рукой, отворачиваясь.

– Сев, но мне все равно надо для протокола. Чем быстрее ты ответишь на все вопросы, тем быстрее уйдешь. Так надо, Севка.

– Ладно, задавай свои вопросы, Стрижак. Надо так надо. Мне уж теперь все равно, если по большому счету. Настю вопросами-ответами не вернешь.

– Да, Настю не вернешь. И вот что… Давай-ка мы все сначала начнем, Севка. Вот пришла к тебе Настя, хотела что-то рассказать, но не успела, Светка ее выгнала. Так?

– Да, так.

– А дальше?

– Так я ж говорю… Ночью Светка уснула, а я не мог уснуть, все думал, думал… Потом встал, оделся, завел машину и поехал к роговскому дому, чтобы поговорить с ней. Машину в лесочке оставил, перелез через забор… В доме все окна уже темные были, а в одном окне, на втором этаже, свет горел. Там выступ в стене есть, ну, вроде украшение архитектурное такое, я влез на него, подтянулся… И увидел Настю…

– Ты позвал ее?

– Нет…

– А почему? Ты ж сам сказал – поехал, чтобы поговорить.

– Да я стучал в окно, а она не слышала, наверное. Телевизор громко орал. И сама она сильно пьяная была. То есть вообще в хлам. Ну, я и подумал: может, потом?.. Все равно разговора не получится. Спрыгнул на землю, ушел.

– На камере не видно, как ты обратно уходил.

– Так я с другой стороны, там забор ниже. Наверное, там камеры не было.

– Как-то странно все это выглядит, Севка… Ехал ночью, чтобы поговорить, через забор перелезал, а сам так и не достучался.

– Ну да, выходит, не достучался… Да если б я знал…

– А как ты думаешь, о чем она хотела с тобой поговорить? Ведь она за этим к тебе приходила?

– Да теперь-то какое это имеет значение, Кирка? Настю все равно не вернешь.

– Ладно… Значит, я в протоколе напишу, что ты видел ее в окно, она пила коньяк.

– Почему коньяк? Я не знаю, что у нее в стакане было! Может, виски, а не коньяк!

– Ладно. Я напишу – в стакане было спиртное. И три бутылки со спиртным стояли на столе. И Настя была пьяной, потому не услышала, как ты стучал в окно.

– Да пиши что хочешь. Я все подпишу.

Севка снова махнул рукой и, пока она писала протокол, молча смотрел в окно. Потом лицо его напряглось и сделалось совсем бледным, болезненно виноватым. Кивнув на дверь, он проговорил тихо:

– Светка там скандалит… Слышишь?

– Где? – подняла на него глаза Кира.

– В коридоре… Не слышишь, что ли?

– Да мало ли, кто там шумит, – недоверчиво произнесла Кира.

– Это точно Светка. Ей, наверное, соседи позвонили, что за мной милицейская машина приехала.

Встав из-за стола, Кира подошла к двери, выглянула в коридор. И столкнулась нос к носу со Светкой.

– По какому праву меня не пускают, а? Почему мне не объяснили, по какой причине увезли моего мужа? Я прокурору жаловаться пойду!

– Свет, успокойся… – тихо проговорила Кира. – Кто тебе чего может объяснить? Дежурный, что ли? Поверь, ничего страшного с мужем твоим не происходит. И вообще, ты нам мешаешь. Если хочешь, подожди в коридоре, мы скоро закончим.

– А ты, Стрижак, не указывай мне, что делать надо, поняла? Деловая стала, ага? При исполнении? Да видели мы таких.

– Свет, прекрати истерику. Я действительно при исполнении, как ты изволила выразиться. Так что придется тебе в коридоре посидеть, пока я с мужем твоим беседую.

– Ну что ты к нему привязалась, что? И вообще, какого лешего вам от него надо, а? Вчера Ковалева приперлась, уставилась на него своими глазищами… Теперь ты…

– Света, замолчи! – тоскливо, но весьма решительно проговорил Сева, виновато глянув на Киру. – Настя умерла сегодня ночью… Не надо, не говори ничего больше, ладно?

– Как… Как умерла? – в замешательстве проговорила Светка, нервно сжимая ремешок сумочки на плече.

– Да, она умерла, Свет… – грустно подтвердила Кира, вздохнув. – И мне поручили провести дознание.

– Погоди… Но Севка тут при чем? Я не понимаю…

– Я думаю, он сам тебе все расскажет потом.

– Почему – потом? Почему не сейчас?

– А почему я должна быть свидетелем ваших семейных разборок? Нет уж, не хочу. Я на службе вообще-то. Сейчас я протокол составлю, твой Сева распишется где надо, и можете идти на все четыре стороны и разбираться с любовью и ревностью сколько хотите. Ты можешь подождать его в коридоре десять минут?

Светка стояла набычившись, съедала ее злыми глазами. Хотя, как отметила про себя Кира, отчаяния в ее глазах было больше, чем злобы. Казалось, всей худосочной и нервной Светкиной природой руководило отчаяние. Да и то – трудно, поди, нести в себе неразделенную любовь? И никто не оценит по достоинству такой сомнительный подвиг, и награды не даст… Осудят – да. Посмеются – да. Но что делать, если сама себе выбрала флаг поруганной гордыни? Вот и неси, если выбрала.

– Ладно, я подожду, – с тихим вызовом проговорила Светка, – только не в коридоре, а здесь. Позволишь мне по блату посидеть вот на этом стульчике, а, Стрижак?

– Ой, да делай что хочешь, господи, – махнула рукой Кира, садясь за свой стол. – Только не мешай мне.

Когда через десять минут она закончила свою писанину и протянула через стол бумагу Севке, Светка вдруг задумчиво произнесла:

– Слушай, Стрижак… А у Насти ведь дочка осталась… Выходит, круглая сирота…

Не было в ее задумчивости никакого сожаления, скорее констатация факта. Наверное, в Светке вообще сожаления как такового не осталось. Ни к кому. Все забрала ревность.

Одноклассники ушли, и Кира сидела еще пару минут, глядя на дверь. Потом вздохнула, принялась нервно перебирать бумаги на столе. Все-таки выбила ее из равновесия парочка бывших одноклассников. И это, кстати, очень и очень плохо. Потому что надо себя в руках держать. Нельзя позволять себе выпадать из равновесия. Вот маму, например, никто не может вывести из равновесия. Мама в этом смысле кремень.

Ее размышления прервал аккуратный стук в дверь, которая тут же и открылась, и через порог по-хозяйски ступил мужчина с несколько брезгливым выражением лица. Был он невысок, полноват и даже слегка грузноват, но держался с ленивой грацией. «Наверное, это Рогов», – догадалась вдруг Кира и улыбнулась осторожно вежливо, ожидая, когда посетитель сам представится.