Андрей Синельников - Наследство графа Калиостро. Мафия и масоны

• Название: Наследство графа Калиостро. Мафия и масоны
• Автор: Андрей Синельников
• Жанр: Русское современное

«Книга, которую вы сейчас открыли, не детектив, не научно-популярное издание и даже не серия очерков на тему. Это просто описание и исследование того, как появился, распространялся, угасал и вновь возрождался «Проект Калиостро». Именно так – «Проект Калиостро». Потому что зародился он именно, как проект, необходимый и созданный определенными кругами в обществе того времени, в политическом и экономическом обществе времени Вольтера, Екатерины Великой и герцогов Биронов. Или, если быть точнее, созданный латентными структурами, с вполне определенными целями и задачами. Для того, что бы понять и осознать, что все написанное здесь не мистификация и не фантастика, а уж тем более не модные сейчас мистические или оккультные романы, надо двигаться постепенно. Мы постараемся показать вам на архивном и фактическом материале, как все это организовывалось. Кто принимал в этом участие, и каких целей в каждый исторический период данный проект добивался. А так же подробно рассказать, что происходило на мировой арене при выполнении поставленных этими латентными структурами задач. В историческом, эзотерическом, геополитическом, экономическом и многих других аспектах…»

---

Культура XVIII в. являет собой во многих отношениях парадоксальную картину. Посреди ее ширится пространство, расчищенное от предрассудков, освещенное ярким светом энциклопедического Разума. Лучи света проникают далеко во все стороны, но тут и там наталкиваются на плотные темные массы суеверий и застарелых иллюзий, причем сочетания света и теней порой оказываются самые неожиданные. "Тайные науки" еще привлекают великое множество умов и пытаются ужиться с подлинной наукой. Даже внутри ученого мира, где-то на его периферии, еще не совсем угас интерес к понятиям магии. Библиотека ученого в XVIII в. еще включает известное число книг по алхимии и астрологии (впрочем, в большинстве случаев уже, наверное, как курьез). За пределами узкого круга рационалистически мыслящих людей всякие химеры могут встретить самый благожелательный прием. Мы имеем в виду отнюдь не только народную массу, которую намеренно держали в темноте (и которой, при всей ее невежественности, все-таки нельзя было отказать в присутствии трезво-скептического взгляда на вещи), но прежде всего так называемые "образованные массы".

Устойчивая популярность "тайных наук" объяснялась их специфическим "прикладным" уклоном: они предлагают людям незамедлительное фиктивное удовлетворение их практически-жизненных потребностей. Подлинная наука реально удовлетворяет такие потребности, но не всякие и не сразу Все конкретные науки, вместе взятые, не в состоянии предложить формулу, как свести концы с концами в масштабе индивидуальной жизни. Да это и не их дело, это дело идеологии. Именно кризис идеологии создает ситуации, когда для оккультизма с его псевдорешениями и псевдоответами создается широкое поле деятельности. "Спрос на чудеса" существует в эксплуататорских обществах всегда, но особенно резко вырастает в критические периоды, когда индивидуальное бытие теряет прочную опору в разлагающихся порядках официальной идеологии и культуры. Так было на закате феодальной эпохи, так стало на закате эпохи буржуазной. Последние десятилетия XVIII в. отмечены значительным упадком официальной религии, всегда бравшей на себя заботу скрупулезно опекать прихожанина и направлять его в делах житейских. Церковь сдает свои позиции в пользу просветительской философии и на другом уровне в пользу оккультизма.

Таким образом, "тайные науки" в это время не просто существуют как пережиточное, остаточное явление, но получают новый импульс к распространению – явление, на первый взгляд, поразительное, поскольку оно имеет место наряду с успехами Просвещения. Увлечение всякого рода магией становится поветрием, охватившим Европу На страницах календарей рядом с христианскими святыми прочно обосновываются Альберт Великий, Нострадамус и Парацельс, а советам странствующего астролога или хироманта внимают охотнее, нежели наставлениям приходского священника. В покоях замков и городских аристократических особняков оборудуются алхимические лаборатории, где высокородные дилетанты, сами или с помощью приглашенных "профессионалов", тщатся получить "философский камень". В Париже, в предместье Сен-Марсо, целый квартал населен алхимиками, полунищими маньяками либо мошенниками, торгующими всевозможными эликсирами и порошками.

Даже успехи настоящих наук парадоксальным образом косвенно содействовали увлечению оккультными. Науки только еще начинали показывать, на что они способны, но уже ранние их "чудеса" поразили общее воображение (наибольший резонанс имел полет Монгольфье на воздушном шаре в 1783 г., буквально ошеломивший Европу). На уровне "массового сознания" (этот современный термин позволительно здесь употребить в одном определенном контексте: именно, в связи с наукой) возникла некая эйфория доверия к науке, благодаря чему лженаука, в свою очередь, расцвела пышным цветом. Современный американский историк Р. Дарнтон, исследовавший на французском материале роль науки в культуре того времени, пишет, что "читающая публика была тогда опьянена возможностями науки и в то же время сбита с толку. Не будучи в силах отличить реальное от воображаемого, она готова была уверовать в любой невидимый флюид, во всякую наукообразную гипотезу, которая, казалось, давала объяснение удивительным явлениям природы". В популярных книжках в то время оккультное легко примешивалось к подлинно научному Магия не противопоставляла себя научному естествознанию, она подлаживалась к нему и бралась его "восполнить". Л.-С. Мерсье констатировал в "Картинах Парижа": "Шарлатаны нашли себе убежище в царстве наук". Еще один современник писал о шарлатане новейшей формации, что "он обычно похваляется, будто ему удалось открыть неизвестные ранее законы природы; он, однако, хранит их в тайне, утверждая, что добыл их с помощью оккультной физики… Если верить ему, он просвещеннее всех ученых обществ".

Сам социальный порядок в то время ощутимо расшатался, и его расшатанность, вселяя предчувствие близкой революции, укрепляет хмельную мысль о том, что "все возможно". "Баланс" между действительным и возможным определенно качнулся в сторону возможного в эти последние десятилетия XVIII в. Мирабо в одном из своих писем, датированном 1786 г., пытаясь объяснить успех "этого романтического иностранца" (Калиостро), пожалуй, сформулировал самоощущение эпохи, написав, что "границы возможного сильно раздвинулись и реальное уже не всегда кажется правдоподобным".

Такова, примерно, атмосфера эпохи: где-то разреженная, где-то предгрозовая, "оккультистский туман стелется тут и там, фигура мага, особенно такого именитого, как Калиостро, большой частью населения еще воспринимается всерьез, хотя она, эта фигура, уже не лишена черт опереточности. В традиции алхимиков и каббалистов было прибегать к покровительству сильных мира; маг XVIII в. добивается положения приживала либо временщика, смотря по его претензиям, во дворцах королей и знатных вельмож, а его полупародийный "герметизм" делается элементом салонного этикета. Характерной фигурой в этом смысле был граф Сен-Жермен, самый знаменитый из предшественников Калиостро. Настоящее имя этого человека неизвестно, как неизвестны его национальность и социальное происхождение. Сен-Жермен был алхимиком и прорицателем при дворе Людовика XV в Версальском дворце у него была своя алхимическая лаборатория; кроме того, король использовал его для личных дипломатических поручений.

Сен-Жермен отличался светскостью, даже особой изысканностью и артистичностью (он считался превосходным клавесинистом и живописцем). О его похождениях складывались легенды (напомним хотя бы о тайне трех карт из "Пиковой дамы"). Таинственность была стихией Сен-Жермена, его второй натурой. Он утверждал, что живет 18 веков, и имел обыкновение в разговоре упоминать вскользь, как о чем-то само собой разумеющемся, о тех или иных своих впечатлениях и встречах времен античности и средневековья. "Эликсир бессмертия", сделавший его "вечным", будто бы избавил его также от необходимости принимать пищу: на людях он никогда не позволял себе эту "вульгарную" вещь. Сен-Жермен имел влияние на Людовика XV и даже обладал ключиком от потайной двери в королевскую спальню, куда он был вхож в любое время дня и ночи. После смерти короля его выпроводили из Версаля.

Сен-Жермен до конца выдержал свою роль: осталось неизвестным, когда, где и при каких обстоятельствах он умер. Он просто исчез в один прекрасный день, что дало новую пищу для самых фантастических легенд. Между прочим, о Калиостро говорили, что он есть не кто иной, как граф Сен-Жермен собственной персоной. Философ Гримм в одном из своих писем к Екатерине II приводил другое распространенное мнение, уже не столь нелепое: а именно, что Калиостро был одно время слугой графа Сен-Жермена. Сам Калиостро называл Сен-Жермена своим учителем (как они повстречались и в какой ситуации общались – об этом он в присущей ему манере плел небылицы). Современники, сравнивая двух "кудесников", находили, что Калиостро недостает утонченности Сен-Жермена, и что вообще в нем есть нечто плебейское.

Подобно Сен-Жермену, Калиостро стремился овладеть, говоря фигурально, ключиком к какой-либо из монарших особ. Отправляясь, например, в Санкт-Петербург, он лелеял тайную надежду (как он впоследствии признавался) заворожить российскую императрицу и подчинить ее своему влиянию. Исходя из того представления, какое он составил себе о "северной Семирамиде", Калиостро казалось, что ему это удастся, как уже удалось вскружить головы сентиментальным курляндским баронессам.

Сразу скажем, что эта его надежда не оправдалась. Екатерина II даже не соблаговолила принять графа Калиостро. Вообще в Петербурге (где он провел летние месяцы 1779 г.) Калиостро "не встретил ни приема, соответствовавшего его европейской известности, ни широкого применения для своей заманчивой практики". Нельзя, правда. сказать, что он не имел там вообще никакого успеха. Местные масоны из числа высшей знати встретили его благосклонно; "избранные" присутствовали при его алхимических опытах. Ему удалось "отуманить", как тогда говорили, даже всемогущего Г. А. Потемкина – правда, не без помощи г-жи Калиостро; светлейший самолично наведывался в дом на Дворцовой набережной, где квартировал маг и где частенько валил из печной трубы таинственный густой дым. Не обошлось и без наделавших шуму "чудесных исцелений". На этом поприще Калиостро, однако, столкнулся с конкуренцией доморощенного "кудесника" – популярного в петербургском свете знахаря Ерофеича (придумавшего своего рода "жизненный эликсир", который и по сию пору под его именем продается в винно-водочных отделах магазинов). С другой стороны, против Калиостро выступил мир медицины во главе с лейб-медиком императрицы англичанином Роджерсоном; конфликт между ними обострился до такой степени, что Калиостро предложил Роджерсону экзотическую "дуэль на ядах", от чего тот, однако, благоразумно уклонился.